Джеймс Джойс - Улисс [ЛП]

Бойлан сделал заказ.

– Что тебе? Стакан горького? Стакан горького, пожалуйста, а мне терновый ликёр. Телеграмма пришла?

Нет ещё. В четыре он. Все сказали четыре.

Коуливы красные лопоухи и адамово яблоко у дверей оффиса шерифа. Увильну. Как раз Гулдинг подвернулся. Чего ему надо в Ормонде? Коляска ждёт. Выждем.

Привет. Далеко это? Чего-нибудь поесть. Я как раз тоже. Тут. Что, Ормонд? Самый стоящий в Дублине. Да, ну? Обеденный зал. Засесть там. Видеть и остаться незамеченным. Пожалуй, составлю тебе. Идём. Ричи пошёл впереди. Цвейт последовал за портфелем. Княжий пир.

Мисс Даус потянулась высоко снять графин, протягивая свою обатласеную руку, свой бюст, что вот-вот треснет, до того высоко.

– О! О!– подзуживал Лениен на каждую из потяжек.– О!

Но легко ухватила она добычу и ниспустила, торжествуя.

– Зачем не подрастёшь?– спросил Ухарь Бойлан.

Бронзочка, уделяя из своей бутыли густо-сиропистый ликёр для его губ, стрельнула глазами, пока текло (у него роза в пиджаке: кто дал?), и подсластила голоском:

– Самые лучшие товары в мелкой упаковке.

Вот что сказала она. Точнёхонько влила она тягучесиропный терновый.

– За удачу,– сказал Ухарь Бойлан.

Он выложил широкую монету, монета брязнула.

– Погоди,– сказал Лениен,– я ж тоже…

– Удачи,– пожелал он, подымая свой пенящийся эль.

– Мантия выиграет не запыхавшись,– сказал он.

– Я малость поставил,– сказал Бойлан, подмигивая и выпивая.– Не за себя, знаешь. Для приятного знакомства.

Лениен всё ещё пил и ухмыльнулся своему перекрененному элю и губам мисс Даус, что всё умгумали, не смыкаясь, океанопеснь, губы её траливаляли. Идолорес. Моря Востока.

Часы заурчали. Мисс Кеннеди пошла к ним (цветок: это кто ж дал?), относя чайный поднос. Часы бомнули.

Мисс Даус взяла монету Бойлана, смело стукнула кассовый аппарат. Тот дзенькнул.

Часы бомнули. Белянка Египта пощекотала-поворошила в кассоящике и поумгумкала и протянула на ладони монеты сдачи. Взгляд к Западу. Бом. Для меня.

– Это ж который час?– спросил Ухарь Бойлан.– Четыре?

Часа.

Лениен глазами изголодало на её умгумканье, бюст, угукая, дернул рукав Ухаря Бойлана.

– Послушаем, как время отбивается,– сказал он.

Портфель Гулдинга, Коллиса и Варда вёл Цвейта меж расцвеченных васильками изо ржи столами. Бесцельно выбрал он с кипучей целеустремленностью, лысый Пэт, прислуживая, стол поближе к двери. Быть поближе. В четыре. Забыл он что ли? Или какой-то трюк? Не прийти: подогреть аппетит. Я так не мог. Годить, выжидать. Пэт угодливо погодил.

Искромётная бронзы лазурь глазела на небесную синь Ухаревой бабочки и глаз.

– Ну, давай,– не отставал Лениен.– Тут никого, он ещё не слышал.

Высоко, высокая нота вторилась в трели, чисто.

Бронздаус, единилась со всей розой, что вздымалась и опадала, ища Ухаря Бойлана цветок и взгляд.

– Ну, пожалста.

Попросил он поверх повторных фраз признания.

– Послечки,– мисс Даус маняще посулила.

– Нет, сейчас,– настаивал Лениен.– Sonnezlacloche ! Ну, сделай. Тут же ж никого.

Она зыркнула. Скоро. Мисс Кеннеди не услышит. Резкий наклон. Два разгорающихся лица следили за её наклоном.

Заколебавшись аккомпанимент разошёлся с мелодией, нашёл опять утерянный аккорд, и потерял и нашёл, запинаясь.

– Давай! Делай! Sonnez!

Наклонившись, она вздёрнула подол юбки выше колена. Повременила, томя их, всё ещё в наклоне, оттягивая, с горящими глазами.

– Sonnez!

Шлёп. Она вдруг отпустила в ответ Sonnez! свою оттянутую эластичную подвязку смакотёплую по своей смачношлёпной теплообтянутой женской ляжке.

– La cloche! – выкрикнул взрадованный Лениен.– Выучка владельца. Тут без подделок.

Она улыбувернулась надменная (плачь! ну, разве эти мужчины не?), но, легонько отскальзывая, мягко она улыбнулась к Бойлану.

– Вы сама вульгарность,– она, отскальзывая, сказала.

Бойлан глазел, глазел. Поднес к толстым губам свою чарку, высасывая последние жирно-лиловые тягучие капли. Его приворожённые глаза тянулись за её скользящей головкой, что шла вдоль стойки мимо зеркал, проскальзывая у арки для имбирного пива, у поблескивающих фужеров под кларет и рейнское, мимо раковины с шипами, сопровождаясь, отражённая, бронза с бронзой посолнцевее.

Да, бронза сблизи.

– Я сваливаю,– Бойлан проговорил с нетерпением.

Он резко отодвинул чарку, ухватил свою сдачу.

– Тормознись чуток,– взмолил Лениен, второпях допивая,– я хотел тебе рассказать. Том Рошфор…

– Горит ясным огнем,– отрезал Ухарь Бойлан на ходу.

Лениен доглотнул уходить.

– Рог вскочил, что ли?– сказал он.– Погоди. Я иду.

Он последовал за торопливо поскрипывающими туфлями, но встал порывисто у порога, приветствующей фигурой, тощий перед грузным.

– Здравствуйте, м-р Доллард.

– А? Здрасьте. Здрасьте,– ответил неясный бас Бена Долларда, на миг отвлекаясь от горестей отца Коули.– Он больше не будет, Боб. Альф Берган потолкует с долговязым. На этот раз воткнём соломинку в ухо этому Иуде Искариотy.

Со вздохом, м-р Дедалус прошёл через салон, поглаживая веко.

– Хохо, уж мы ему,– Бен Доллард выпел переливчасто.– Давай. Саймон, сделай нам музычку, мы слышали рояль.

Лысый Пэт, всполошённый официант, ждал, что закажут пить. Поверскую для Ричи. А Цвейт? Сейчас прикину, чтоб ему дважды не ходить. При его мозолях. Значит, четыре. До чего нагревается это чёрное. Конечно, нервы малость. Рефракция (так, кажется). Дай-ка прикину. Сидр. Да, бутылку сидра.

– Какая там музыка,– сказал м-р Дедалус.– Я просто бренькал, мэн.

– Давай, давай,– покликал Бен Доллард.– Прочь унылые заботы. Иди ближе, Боб.

Он легко ступил, Доллард, осанистые брюки перед ними (держи этого фраера: волоки его) в салун. Он ся плюхнул, Доллард, на стул. Его подагренные пятерни вдарили аккорд. Вдарив, враз прервали.

Лысый Пэт в дверях встретил обесчашенную злато, что возвращалась. Всполошённому, ему нужно было поверского и сидра. Бронза у окна наблюдала, бронза издали.

Забряцал диньк колясочный.

Цвейт слыхал звяк, звучок. И сорвался. Легкий всхлип вздоха. Цвейт выдохнул на безмолвные синецветные цветы. Позвяк. Он отъехал. Звяк. Слышу.

– Любовь и война, Бен,– сказал м-р Дедалус.– Боже, храни старое времечко!

Доблестные глаза мисс Даус, незамеченными, обернулись от занавески: ударенные солнцеблеском. Уехал. Задумчивая (а может?), ударенная (бьющий свет), опустила она штору на скользящем шнуре. Она задумчиво пронесла (почему он так быстро ушёл, когда я?) свою бронзу к бару, где смело встала подле сестры злата, неизысканным контрастом, контрастируя невзысканной неизысканностью, медленно прохладный сумрак, морезелёный, вскальзывал в глубину тени, eau de Nil .