Джеймс Джойс - Улисс [ЛП]

– Этот сосунок просто несносен. Если не образумится, я ему ухо выкручу на ярд, и не меньше.

Аристократично, в изысканном контрасте.

– Не обращай внимания,– мисс Кеннеди ей в ответ.

Она налила чай в чайную чашку, потом обратно в чайник, чай. Они погрузились за утёс своей стойки, ожидая на табуреточках у перевёрнутых коробов, ожидая пока чай настоится. Ощупали свои блузки, обе из чёрного атласа, два и девять за ярд, ожидая пока настоится чай, и по два и семь.

Да, бронза вблизи, возле золота издалёка, слышали сталь сблизи, звон копыт издалека, и слышали копыт сталь, копыт звон, стали звяк.

– Я не слишком ужасно сгорела на солнце?

Мисс Бронза разблузила свою шею.

– Нет,– сказала мисс Кеннеди.– Краснота сойдёт, останется только загар. Ты не пробовала боракс с вишнёво-лавровой водой?

Мисс Даус привстала увидеть свою кожу, искоса, в барзеркале золочёнобуквенном, где рейнское и бокалы для кларенса поблескивали, и, между ними, морская раковина.

– И то же самое с моими руками,– сказала она.

– Попробуй ещё глицерином,– мисс Кеннеди посоветовала.

Прощально взглянув на свою шею и руки, мисс Даус:

– От всего этого только прыщи,– ответила, вновь садясь.– Я спрашивала у того пенька в аптеке Бойда что-нибудь для моей кожи.

Мисс Кеннеди, разливая, теперь уж настоявшийся, чай, поморщилась и взмолилась:

– Не вспоминай мне про него ради всего святого!

– Но подожди, что я тебе расскажу-то,– мисс Даус упрашивала.

В усладный час мисс Кеннеди, подлив молока, заткнула оба уха мизинцами.

– Нет, не надо!– она вскричала.

– Я не слушаю,– вскричала она.

Но Цвейт?

Мисс Даус прокряхтела гундосым голосом пенька:

– Для вашей кого?– говорит он.

Мисс Кеннеди ототкнула свои уши: слышать, говорить; но сказала, но взмолилась опять:

– Не напоминай мне о нём, а то кончусь. Жуткий старикашка! Тот вечер в Старом Концертном зале!

Она схлебнула брезгливо свой настой, горячий чай, глоточек, прихлебнула сладкий чаёк.

– Во такой он был,– мисс Даус сказала, взведя на три четверти бронзу своей головы, топорща крылья носа.

Хуфа! Хуфа!

Пронзительный смеха взвизг у мисс Кеннеди вырвался из горла. Мисс Даус хуфала и отсапывалась через ноздри, что трепыхались, рязрястнстн, как бы вынюхивая.

– О!– воплем взвопила мисс Кеннеди.– Разве можно забыть его выпяливший глаз!

Мисс Даус всколоколилась глубоким бронзовым смехом, крича:

– Да ещё и твой глаз!

Цвечей тёмный глаз прочёл имя Аарона Фигснора. Почему я всегда думал Фигсбор? Сбор фиг думал я. И гугенотское имя Проспера Лорэ. По блаженным девам Басси прошлись Цвейта тёмные глаза. Голубоодеянная, снизу белое, приди ко мне. Верят, что она божество или богиня. Там они сегодня. Не высмотрел. Тот ещё заговорил. Студент. Потом с сыном Дедалуса. Может быть Малиган. Все девственницы в комедиях. На что и ловятся эти сластолюбцы: её белое.

Прошлись его глаза. Услады греха. Сладки те услады. Греха.

В хохотном перезвоне молодые златобронзовые голоса смешались, Даус с Кеннеди, твой глаз тоже. Они запрокидывали юные головы, бронза расхохота, дать вольнолёт их смеху, до писка, твой тоже, сигналам друг другу, высоким пронзительным взвизгам.

Ах, отдуваясь, вздыхая. Вздыхая, ах, истощившись, их веселье утихомирилось.

Мисс Кеннеди пригубила свою чашку вновь, приподняв, отпила глоточек и дохохотнула. Мисс Даус нагнувшись вновь над чайным подносом, встопорщила вновь свой нос и выкатила уморно напученные глаза. Вновь Кеннехихи, склоняя свою белокурую башенку волос, склоняя, свой черепаший гребень на затылке показывая, выпырснула изо рта свой чай, захлебываясь чаем и смехом, кашляя придушенно, крича:

– О ожирелые глазищи! Представь, чтоб выйти за такого замуж,– вскрикнула она.– С его бородёнкой.

Даус дала полную волю прелестному взвизгу, полному взвизгу полной женщины, восторгу, веселью, презрительности.

– Замуж за ожирелый нос!– взвизгнула она.

Пронзительно, заливистым смехом, за бронзой и золото, вызывали они, каждая у каждой, хохот за хохотом, вызванивая по очереди. А потом опять закатились. За жирный, сама знаешь. Изнеможённо, бездыханно, свои потрясённые головы клали они, заплетённые и башневзведенные блескогребнями, на кромку стойки. Совсем раскрасневшиеся (О!), задыхающиеся, в поту (О!), совсем бездыханные.

Замужем за Цвейтом, за жирвлезцветом.

– О, все святые!– мисс Даус сказала, взъохнув над своей прыгающей розой.– Лучше б я не смеялась столько. Прям взмокла вся.

– О, мисс Даус!– мисс Кеннеди протестовала.– Вы просто ужас!

И зарделась ещё пуще (вы ужас), ещё золотистей.

Мимо Кэнтвелских контор брел Жирморцвейт, мимо дев Сеппи в их ярком масле. Наннети-отец охотился на такие вещицы, выманивал, ходя по домам, как я. Религия окупается. Надо свидеться с ним насчёт ключного абзаца. Сперва поесть. Хочется. Ещё нет. Сказала в четыре. Время всё идет. Стрелки крутятся. Далеко. Где поесть? У Кларенса, у Долфена. Дальше. Для Рауля. Поесть. Или выжму пять гиней за те объявы. Лиловое шёлковое белье. Пока ещё нет. Услады греха.

Румянец сходит, ещё сходит, золотисто бледна.

В бар их вошёл м-р Дедалус. Заусеницы, отколупывая заусеницы с широкого ногтя на большом пальце. Заусеницы. Он вошёл.

– О, с возвращением, мисс Даус.

Он подержал её руку. Приятным был её отпуск?

– Супер.

Он в надежде, что Ростреворская погода была превосходной.

– Роскошной,– сказала она.– Полюбуйтесь, на что я похожа. День деньской валялась на пляже.

Бронзовая белизна.

– Разве можно так себя вести?– сказал ей м-р Дедалус и мягенько пожал её руку.– Соблазнять несчастных простаков мужчин.

Мисс Даус атласно выскользила свою руку.

– Ах, ну вас,– она сказала.– Уж такие вы простаки, я так и поверила.

Но он такой.

– Уж я-то точно – да,– призадумался он.– В колыбельке у меня был до того наивный вид, что так и назвали – простак Саймон.

– Вы, небось, были просто пупсик,– отвечала мисс Даус.– И что же доктор прописал на сегодня?

– То самоеаздумывал он,– что вы и сами б себе пожелали. Наверно, побеспокою вас просьбой o капелькe свежей воды на полстакана виски.

Звяк.

– Сию секундочку,–согласилась мисс Даус. С резвой грацией к подзеркаленной золотистости Кантрел и Кочренской Минеральной оборотилась она грациозно, выцедила меру златого виски из хрустального его штофа. Из-за полы своего пиджака м-р Дедалус достал мешочек и трубку. Резво подано!

Высвистнул на мундштуке он пару сиплых флейтонот.

– Ей-боаздумствовал он.– Мне часто хотелось побывать на горах Морна. Там, наверно, сам воздух полон тоника. Но, говорят, если долго грозишься, в конце концов так и сделаешь. Да, да.

Да. Он втиснул пальцами очески её девичьих волос, её русалочьих, в трубку.