Джеймс Джойс - Улисс [ЛП]

– Бедняга старый Гудвин аккомпанировал в тот вечер,– напомнил им отец Коули.– Он малость не сходился во мнении с коллардовым роялем.

Было.

– А перед тем он крепко подналёг на выпивку. Его бы сам чёрт не остановил. Ерепенистым становился старикан на первой стадии упития.

– Боже, ты помнишь?– Бен грузный Доллард сказал оборачиваясь от наказанных клавиш.– А у меня—японский городовой!– не оказалось свадебного костюма.

Они рассмеялись все трое. На нем не было сваде. Всё трио смеялось. Без свадебного костюма.

– Наш приятель Цвейт очень вовремя тогда подвернулся,– сказал м-р Дедалус.– А где, кстати, моя трубка?

Он отправился обратно в бар к потерявшейся кордовой трубке.

Лысый Пэт пронёс питьё двум обедающим, Ричи и Полди. И отец Коули рассмеялся опять.

– Кажись, я спас тогда положение, Бен.

– Точно, ты,– подтвердил Бен Доллард.– Я даже те узкие брючки помню. Блестящая была идея, Боб.

Отец Коули зарумянился до своих сизо блистающих мочек. Он спас поло. Узкие брю. Блестящая иде.

– Я знал, что мы с ним сговоримся,– сказал он.– Жена его играла на рояле в кофейном дворце по суботам, за какую-то мелочь. И кто это мне дал наводку, что она этим занимается? Помнишь, нам пришлось обрыскать всю Холм-Стрит, чтоб их найти, пока тот малый у Кьога не дал нам номер дома. Помнишь?

Бен помнил, удивляясь своим широким лицом.

– Ей-Богу, у неё там была пропасть роскошных плащей для оперы и всякого такого.

М-р Дедалус прибрёл обратно, трубка в руке.

– Стиль Марион-Сквер. Бальные платья, ей-Богу, и придворные наряды. Он всё-таки отказался взять деньги. Нет? Боже, сколько там треуголок и жилеток, и штанов в обтяжку. Нет?

– Ага, ага,– покивал м-р Дедалус.– У м-с Марион Цвейт найдётся одёжка для любого случая.

Звяк колесил вдоль пристаней. Ухарь раскорячился поверх подскакивающих шин.

Печень и бэкон. Бифштекс и пирог с почками. Точно так, сэр. Всё точно, Пэт.

М-с Марион встретился мне-там-псы-коз. Запах горелого. Поль де Кока. Ничего себе имечко он себе.

– Как бишь её звали? Мягонькая пышечка. Марион..

– Твиди.

– Да. Она жива?

– Ещё как.

– Она была дочерью.

– Дочерью полка.

– Да, ей-бо. Я помню старого барабан-майора.

М-р Дедалус тернул, сычнул, зажёг, пыхнул, душистым клубом затем.

– Ирландка? Не знаю, право. Ирландка она, Саймон?

Пыхк, после стопа, пыхк, крепкий, душистый, потрескивающий.

– Баксинаторный мускул… Что?… чуть заедает…О, да.. Моя ирландка Молли, О.

Он пыхнул пышным пухлым клубом дыма.

– Аж с самой… скалы Гибралтар.

Они грустили в глуби океанской тени, злато возле пивного крана, бронза возле марачино, задумчивы все обе, Мина Кеннеди, Лисмор-Терас, 4, Драмкондра с Идолорес, королевой Долорес, молча.

Пэт подал раскрытые блюда. Леопольд нарезал печенеломтики. Как было сказано, он с удовольствием поедал внутренние органы, желваковатые желудки, молоки жареной трески, тогда как Ричи Гулдинг, Коллис, Вард ел бифштекс и почку, бифштекс, а потом почку, откус за откусом от пирога, ел он, ел Цвейт, ели они, ели. Цвейт с Гулдингом, повенчанные молчанием, ели. Снедь достойная князей.

Вдоль бульвара Бакалавра скокколёсно звякал Ухарь Бойлан, холостяк, по солнцепёку, разгорячясь, кобылий лоснящийся круп рысил, подстёг хлыста, на подпрыжных шинах, враскорячку, вжаросидененный, Бойлан, нетерпеливящийся, яробравый. Рог у тебя что ли? Рог. У тебя? Ха ха рог.

Поверх их голов Доллард взбасил атаку, гудя над взвывами аккордов.

Гром Бендушибенджамина прокатился до дрожливых любовнотрепетных стёкол мансарды.

– Про войну! Про войну!– крикнул отец Коули.– Ты ж боец.

– Да, я такой,– Бен Боец засмеялся.– Мне вспомнился твой домовладелец. Кошель или жизнь.

Он перестал. Потряс большущей своей бородой, большущим лицом, над своим ляпом большущим.

– Ты б наверняка порвал той бедной любимой перепонку в ухе,– сказал м-р Дедалус сквозь дымную арому,–с твоим-то органом.

В бородатом щедром смехе Доллард затрясся над клавишами. Порвал бы.

– Не говоря уж про другую перепонку,– добавил отец Коули,– полегче, Бен. Amoroso ma non troppo . Дай-ка я.

Мисс Кеннеди поднесла двум джентельменам по бокалу прохладного портвейна. Сделала реплику. Действительно, сказал первый джентельмен, прекрасная погода.

Они пили прохладный портвейн. Ей известно куда направился лорд-лейтенант? Нет, она не может сказать. Но об этом должно быть в газете. О, пусть она не утруждает себя. Да какой там труд. Она околыхнулась волной распростанной НЕЗАВИСИМОЙ, отыскивая лорд-лейтенант, башенки её волос медледвижась, лорд-лейте. Зряшные хлопоты, сказал первый джентельмен. О, пустяки. А как он смотрел-то. Золото близ бронзы слыхало железа сталь.

В печёночной подливе разминал Цвейт мятый картофель. Любовь и войну там кто-то. Знаменитый Бена Долларда. Тот вечер как он прибежал к нам одолжить костюм для концерта. Брюки на нём чуть не лопались. Музыкальные ляжки. Как Молли хохотала, когда он ушёл. Упала на кровать, пищала, брыкалась. Все его причандалы на виду. О, святые в небесах, я кончусь! О, женщины в первом ряду! Ой, я в жизни так не смеялась. Ну, что ж, оттого-то у него этот бочковый барельтон. К примеру евнухи. Интересно, кто за роялем. Отличное туше. Должно быть Коули. Музыкален. Узнаёт ноты на слух. Плохой запах изо рта у бедняги. Перестали.

Мисс Даус располагающе. Леда Даус, поклонилась приглаженному адвокату, Джорджу Лидвелу, джентельмену, входящему. Добрый день. Она дала свою чуть влажную ледивскую, руку его крепкому охвату. Добрый. Да, она вернулась. Опять в старый тарарам.

– Ваши друзья в зале, м-р Лидвел.

Джордж Лидвел, приглаженный, тронутый, держал ледоруку.

Цвейт ел печень как уже говорилось. Здесь хоть чисто. Тот малый у Бартона аж липкий от жира. Никого тут. Гулдинг да я. Чистые столы, цветы, митры из салфеток. Пэт туда-сюда, лысый Пэт. Делать нечего. Самый стоящий в Дубли.

Опять рояль. Это Коули. А как сядет за него, словно единое целое, полное взаимопонимание. Нудные скрипачи скребут смычком и всё косят глазом, а виолончель просто пилят, напоминает зубную боль. Её высокий протяжный зуд. Вечер как мы пошли в ложу. Тромбон, как фонтан от кита в промежутках партии, другие медяшники раскручивают, опорожняют от слюны. А дирижеровы ноги, тоже зрелище – штаны мешком, а дёргаются-то, дёргаются. Правильно, что их прячут.

Звяк колясочно. Дёрг-подёрг.

Только арфа. Прелесный мерцающий золотом отсвет. Девушка прикасается. Такая прелесть. Подлива в самый раз. Золотой корабль. Эрин. Арфа, что разок-другой. Прохладные пальцы. Верх Тёрна, родендродоны. Мы для них арфы. Я. Он. Старый. Молодой.