Анна Потоцкая - Графиня Потоцкая. Мемуары. 1794—1820

Галантный Меркурий ретировался ни с чем, а госпожа Зайончек выслушала все упреки мужа, предсказывавшего ей всевозможные несчастья, но оказалось совсем наоборот: ее настойчивость в этом деле скоро стала известна не только в Варшаве, но и в Петербурге, и доставила ей всеобщее уважение.

Великий князь не без досады подчинился, так как прекрасно понимал все неприличие своего намерения. Он сильнее, чем кто-либо другой, чувствовал, на чьей стороне правда, но слишком слабохарактерный, чтобы отказать в чем-либо своей любовнице, рассчитывал на трусливую снисходительность наместника и совсем не предвидел, что его жена выставит такое непреодолимое препятствие. Слишком хитрый, чтобы сразу проявить свое злопамятство, он стал готовить свою месть медленно.

Спустя некоторое время после вышеописанного случая город давал в честь Константина бал, на котором госпожа Зайончек должна была принимать гостей. Как и следовало ожидать, госпожа Фридрихе не была приглашена.

Стоя посреди залы, великий князь не скрывал своего дурного настроения.

Согласно существовавшему обычаю, дама, принимавшая гостей, уделяла свое главное внимание тому, в честь кого давался бал. Но тщетно хозяйка праздника выбирала различные темы для разговора, стараясь развлечь великого князя. Обычно разговорчивый, на этот раз он отвечал односложно. Вдруг он подносит к глазам лорнет и начинает самым тщательным образом рассматривать бальный туалет своей визави, красоте и изяществу которого могла бы позавидовать молодая девушка.

Улыбка Константина не обещала ничего хорошего. Госпожа Зайончек, от внимания которой никогда ничто не ускользало, насторожилась, но сделала вид, что совсем не замечает внимания, с которым он ее рассматривает. Час мести настал, и избежать его ей не удалось.

– Вам все еще будто пятнадцать лет, возраст цветов и любви, – сказал князь, рассматривая ее в лорнет с головы до ног.

– Ваше высочество прикажете мне удалиться? – произнесла госпожа Зайончек, сопровождая эти слова движением, показывающим, что она хоть сейчас готова уехать с бала.

Эта спокойная угроза застала великого князя врасплох и так смутила, что он неуклюже стал извиняться, и на этот раз насмешники не были на его стороне.

Сейм 1818 года – Роль великого князя Константина – Статуя князя Иосифа Понятовского – Госпожа Бронин – Жанна Грудзинская – Госпожа Фридрихе – Свадьба – Разлад – Клавикорды, подаренные супруге великого князя – Госпожа Вейс – Княгиня Ловин

В знаменательный день 17 марта 1818 года открылся сейм. С восхищением и удивлением услышала Европа речь свободолюбивого монарха: Александр даровал небольшой группе своих подданных либеральные учреждения. «С Божьей помощью, – сказал он, – я намерен распространить эти благодетельные учреждения на все страны, которые Провидению угодно было доверить моим заботам».

Не только Польше, но и России было обещано дарование впоследствии конституционных свобод.

Нация с полным доверием ожидала, что будет призвана к осуществлению своих прав, но тут оказалось, что намерения императора уже кто-то успел извратить. Три самых главных пункта конституции были изменены так:

1. Право лишения личной свободы, если того требует благо страны.

2. Бюджет только в том случае подлежит обсуждению палат, если государь усмотрит в этом надобность.

3. Цензура сохранена.

Но как бы то ни было, речь, произнесенная императором при открытии сейма, была сплошной апологией конституционного образа правления. Все газеты вознесли до небес великодушного монарха, подавшего такой прекрасный пример другим государям. Особенно надеялись, что в Германии, стране, более нас подготовленной, будет введена подобная реформа.

Председателем сейма назначили генерала Красинского, так же преданного России, как и Зайончек, но имевшего перед ним преимущества благодаря своему происхождению и некоторой военной репутации, с грехом пополам приобретенной во время Наполеоновских войн.

Одним из интереснейших явлений этого сейма стала роль, которую выбрал себе великий князь Константин. По хартии, как принц крови, он имел право заседать в Сенате, но пожелал быть депутатом, избранным от Пражского предместья. Неизвестно, что руководило им: хотел ли он с самого начала показать свое пренебрежение к установленным правилам, или, любя всевозможные неожиданности, проявил обычную странность своего характера, но, как бы то ни было, с согласия августейшего брата Константин был избран на новый пост. Император со свойственной ему проницательностью предвидел, что грозная фигура брата будет смущать ораторов и удерживать их от опасных патриотических взрывов.

Любопытно и ново было видеть наследника-цесаревича, главного инициатора злоупотребления властью, в качестве защитника народа и конституционных прав. Пятнадцать лет продолжалась эта игра. Константин редко посещал палату. Он выступил один раз, и то по-французски – по вопросу о фураже, представил одну петицию в пользу жителей Праги, и только она одна была целиком уважена императором. Все его участие в делах палаты ограничилось строгим наблюдением за часовыми, расставленными в кулуарах, и за деятельностью полиции во время заседаний. Короче говоря, он более рьяно исполнял обязанности капрала, чем депутата.

Из расположения к брату или по семейной склонности, но Александр никогда не пропускал утренних разводов войск, а затем уже принимался за более серьезные занятия. В два часа он выходил из дворца второй раз и делал визиты дамам, которым хотел оказать особенное внимание.

Однажды император посетил меня, и я, воспользовавшись представившимся мне случаем, попросила у него разрешения на установку конной статуи князя Понятовского на одной из городских площадей. Я считала себя вправе обратиться к императору с подобной просьбой в качестве наследницы и близкой родственницы героя. Александр изволил дать свое согласие и в сочувственных выражениях упомянул о благородных качествах и героической смерти того, кому собирались теперь воздать столь заслуженную почесть.

На другой день я получила официальное письмо: император, подтверждая данное им согласие, разрешал открыть подписку, инициативу которой взяла на себя армия, отдав для этой цели свое трехдневное жалованье. Этот императорский документ был помещен в Вилянувский архив, где хранился как реликвия.

Покончив с реформами в армии, великий князь принялся вводить свою систему слепого повиновения во всех службах администрации.

Во всем схожий со своим отцом, императором Павлом, Константин соединял в себе с мужицкой грубостью изысканную вежливость светского человека, но особенно кичился своей рыцарской учтивостью в отношениях с женщинами. В это время в частной жизни великого князя произошла неожиданная перемена.