Коллектив авторов - Истинная сущность любви: Английская поэзия эпохи королевы Виктории

Средь вереска [234]гуляя на рассвете,
Что небо зарумянил полосой,
Увидел я обрызганный росой
Её хитон среди густых соцветий.
Она шептала – «Нет» – в своём ответе,
Лежала, отвернувшись, со слезой;
Затем, привстав, со всей своей красой
В мои объятья бросилась, как в сети.
Издалека на нас смотрел Эрот,
Но прилетел, и закричал в полёте:
«Не думайте, что от меня уйдёте;
И там, где вы – всегда я с вами. Вот!»
Всё ж двое мы – не трое, при подсчёте,
Хотя Эрот – звезда, мы – небосвод.

Самонадеян, юн и полон сил,
Я под окном, в тиши ночной прохлады,
Пропеть ей собирался серенады,
И о любви в мечтах своих просил.
Но вдруг, костями белыми звеня,
Выходит Смерть из тени кипариса,
Ко мне подсев с гримасами актрисы,
И лютню отобрала у меня.
Когда с небес холодных золотая
Взглянула в глубь беззвёздных вод луна,
Прекрасный лик блеснул мне из окна;
Я, Смерти не боясь, в улыбке тая,
Стал на головку милую смотреть.
Потом назад, и что! Сбежала Смерть!

В лилейных прядях, на педаль органа
Любовь своею ножкой белой жмёт,
Как запах плода льётся гамма нот,
И ладаном наполнен воздух пряный.
Там, в алтаре с оградою чеканной,
Священник пальму и потир несёт,
А музыканты с лютнями вперёд
Идут средь дев, что свежи и румяны.
В венцах мы видим солнце на рассвете:
Авроры алой золотой наряд.
Пока поют дискантом чистым дети,
И мальчики кадилами звенят,
Любовь на хорах с радостною силой
Нам жизни увертюру завершила.

Твоё лицо не вижу боле!
Плющ на крыльце, листва в садах
Зря шелестят теперь на воле —
Я им не рад, увы и ах!
В бесчувственных морях.

Когда же яркой чередою
Сквозь воздух ударяет свет,
Там, между ветром и водою,
Мне шлёт видение привет:
Восторга слабый след.

Как человек, чьи дни и ночи
В плену любовной маяты,
Когда-то мать свою воочью
Узрит с небесной высоты
Со взором чистоты;

Так я, кто в глубине опасной
Средь бурных волн хотел играть,
Во сне смогу ли ежечасно
Я о лице твоём мечтать,
Где тишь и благодать.

Её глаза – два голубка,
Её уста как вишни красны,
Как нектарин щека гладка,
В цвет абрикоса – прядь атласна.
Смеются все её черты
Над зрелым плодом, над цветками,
И ароматные мечты
В ней распустились лепестками.

В её изгибе нежных губ
Соединились Рай и Ева,
А я, Адам, кто рыж и груб,
Я недостоин милой девы.
Её люблю я всё сильней,
И чаю в высоте небесной
Познать красу души у ней
Посредством красоты телесной [235].

В жаркую ночь под сенью роз
(Персик, яблоко и абрикос),
Что вьются осенью в глубине
Сада по высокой стене,
Гвиневра, словно закат, в огне,
Страсть Ланселоту сулит средь грёз.

У окна, наверху, невидим, один
(Орех, яблоко и нектарин),
Гавейн [237]лениво начал бренчать
На лютне, и смог, наконец, узнать
Лик страстный и Королевы прядь.
Усмехнулся зло паладин.

Долгий поцелуй слаще вина
(Орехи вишня, смола, сосна),
Как лёгок ножек её нажим
По листьям багряным, сухим,
Простилась с любимым своим,
Заливаясь румянцем она.

Горе душе, чей порыв смирён,
(Мухомор, полынь и паслён),
Горе чарующей той красоте,
Доблести дней, ночей чистоте,
Горе, розе – чернеть на кусте,
Горе, сердцу – терзанья и стон.

Журчит поток прозрачный
У ног, пожухлый лист
Шуршит в траве невзрачной
Под ветра тихий свист.
Природа песней этой —
Прощай, сказала лету.

Вверху, где ветер вьётся,
Создали буки сень,
И в знак любви к нам льётся
От них густая тень.
Колеблются их ризы
Последней лаской бриза.

Внизу река струится,
Пахнув старинным в нас,
Ей вековечно виться,
Вести свой древний сказ;
Тростник дрожит высокий,
Пока в нём жизни соки.

Головки поздних лилий
Раскрыли чаши в ряд
И в воду опустили
Задумчивый свой взгляд,
А свежие соцветья
Качнул осенний ветер.

Сквозь дивный мир, безбурный,
Промчалась егоза:
Блестящий луч лазурный
На крыльях – стрекоза.
Полёта шелест резкий,
Как отзвук света, блеска.

Твою держу я руку,
Любимый, то не сон;
Грозит ли тем разлука,
Любовью кто сплочён?
– «Нет!», – молвит вся природа,
Цветы, деревья, воды.

Река благословляла,
Читал молитву лес,
Нам волосы ласкало
Дыхание небес.
Без слов (они напрасны)
Уста мы слили страстно.

Я сласть вкусить, робея,
Не смог – о, сердца стук!
Ещё один, скорее,
Избавь меня от мук.
Повторное лобзанье —
То сила, жизнь, желанье.

И вот, когда пред нами
Ползёт за годом год,
Пока согрет лучами
Дар жизни, словно плод.
Когда мы стары стали
И словно злак увяли, —

Ты помнишь ли, мой милый,
Часов осенних сласть:
Сентябрь – любви горнило,
Но май принёс нам страсть:
В виденьях сна златого
Мы у ручья лесного.

Когда мгновений нежных
Погаснет яркий след,
Чувств не забудь ты прежних,
Траву и солнца свет.
И помни всё, прошу я,
О первом поцелуе.

Та дева, кто в священной роще
Вкруг сосен у Лидийских [239]гор
Пускалась в пляс безлунной нощью
Под буйства хор,
И чья свирель, листвой увита,
Визжала, как свирель Котито [240].

Кто лоб себе плющом венчала,
Пила трёхкратно на заре,
Из ивовой коры фиала,
Что в серебре,
Крича со страстными губами
Подобно буре над холмами,

Теперь лежит, где тополь с грустью
Шуршит листвою день-деньской,
Где у могилы ропот устья
Даёт покой.
Прощай – скорбят все об утрате
Тех громких криков на закате.

Прикрыв ладонью розовый сосок,
Чтоб дрожь унять, свою боязнь измлада,
Лисидика нырнула, и прохладой
Пылающую грудь объял поток.
Обыскивает жёлтый мотылёк
Ей розы в волосах, летя из сада,
А бриз проник сквозь полога преграду
В её для сна священный уголок.
Она лежит в нём, нежная, как пена
Из лепестков, покрывших вод кристалл.
Что за виденье сон ей ниспослал?
Вчерашнюю она узрела сцену,
Когда под кровожадный крик арены
Сражённый гладиатор умирал.

Зловещий дар – цветок сей аконит,
Печальной ночью мартовской рождённый,
Когда с Востока ветер раскалённый
Земли приволье ужасом казнит.
В глухом лесу, где солнце не блестит,
Под лиственницей тёмной и зелёной
Он вырос и, взглянув на свод спалённый
Небес безлунных, принял страшный вид.
Смотри! не любит злостный сей цветок
Весну – смешную, резвую девицу;
Нет, он, скорее, вредная вещица,
Чем дар весны, где бьётся щедрый сок.
Он злость Зимы последняя, и в срок
Как мерзость будет выброшен десницей.