Иван Гончаров - Полное собрание сочинений и писем в двадцати томах Том 5

3Этот обломовский вопрос был для него глубже гамлетовского.

4«Воротиться

5– это значит вдруг [стряхнуть с] сбросить [с] [хала‹т›] [замасленный] широкий халат, сбросить его

6с души, с ума, вместе с пылью и паутиной со стен смести паутину с глаз и прозреть! [Воротить‹ся› – значит… как воротиться?] Какой первый шаг сделать к тому? С чего начать? Не знаю, не могу… Нет… ‹л. 73› лукавлю: знаю и…

7кажется, могу… Но как? "А вот как, – говорил ему вдруг какой-то бодрый голос,

8– в неделю набросать подробную инструкцию поверенному и отправить его в деревню, Обломовку заложить, прикупить земли [оброчных], послать [к] план построек, квартиру сдать, взять паспорт и ехать на полгода за границу, сбыть на водах

9лишний жир, сбросить тяжесть, освежить душу тем воздухом, о котором мечтал некогда с другом,

10посмотреть на процесс

218

деятельной жизни в Париже и Лондоне, [взглянуть на] взглянуть [ум‹ным› разумным взглядом и полюбить порядок, тишину, правильное, невозмутимое отправление жизни в мыслящей и хозяйственной Германии,

1потом… потом… ехать в Обломовку,

2приложить свой ум и глаз к рукам крестьян, свои мысли смешать с их трудовым потом и, деля время между глубоко деловой, заботливой жизнью на нивах, на мельницах, в лесу, [потом в] на [городских] выборах и [между] среди новых и старых писателей, не прерывать связи с миром, не бегать где-то сильно разыгрывающегося и будто чужого нам, но занимающего других людей вопроса… жить, жить долгие годы, [не] с вечным клеймом заботы на лице, с вечной, ни на минуту не угасающей мыслью, с вечно поднятой рукой на [тр‹удЮ] [деятельность] труд, с вечно бьющимся perpetuum mobile в целом организме, во всей нравственной природе… и [пр‹иготовлять?›] готовить к такой же жизни семью…" Вот что значит воротиться!

3

[А не воротиться, а падать] Остаться – значит [прожить] надевать рубашку наизнанку, слушать прыганье Захаровых ног с лежанки, значит утопить всякую живую мысль [в], убить чувство наедине с Тарантьевым и

219

с Алексеевым,

1не дочитать до конца "Путешествия в Африку", состареться

2на квартире у кумы Тарантьева, опротиветь всем…

3"Теперь или никогда, быть или не быть"».

Обломов приподнялся было [с постели], встал одной ногой с постели,

4но не попал сразу

5в туфлю и [при‹лег›] сел опять. ‹л. 73 об.›

Через неделю

6Штольц уже уехал в ненавистную для Обломова Австрию,

7взяв с него слово приехать [в Пар‹иж›] прямо в Париж. У Ильи Ильича уже и паспорт был готов, он уже заказал себе дорожное пальто, купил фуражку

8и не поленился

9написать, что взять с собой и что оставить на квартире. Мебель и прочие вещи поручено Тарантьеву отвезти к куме, на Выборгскую сторону, запереть их в трех комнатах и хранить до возвращения из-за границы. Уже знакомые Обломова, иные с недоверчивостью, другие со смехом, а третьи с каким-то испугом, говорили: «Едет, представьте, Обломов сдвинулся с места!»

10

220

Но Обломов не… уехал ни через месяц, ни через три.

1

Вот уж август, Штольц давно в Париже, пишет к нему неистовые письма и получает каждый раз ответ, но не с робким оправданием, а в каком-то торжественном тоне, то с необыкновенным, то тревожным, то возвышенным настроением.

2

Послания эти повергали [Ан‹дрея›] Штольца в совершенное недоумение; наконец он потребовал

3объяснения и получил в ответ такое письмо:

«Ты мучаешься, бедный мой Андрей, догадками, что со мной: удивляюсь тебе! Ты, такой проницательный, ты [не] по десяти письмам не догадываешься, что… Совестно сказать: мне тридцать семь лет – как я выговорю? Я влю… не могу, договори сам. Договорил? Ну и я повторю: я влюблен, следовательно, цель твоя увенчана успехом. [Да я] Ты не узнал бы теперь своего друга: во-первых, я живу на даче, в двенадцати верстах от города, у меня хорошенькая квартира, без паутины, без пыли, [с] вся в зелени, в цветах; я не в халате, а в элегантном летнем пальто, письменный стол, этажерка завалены книгами‹вышли, пожалуйста, Гейне [последнее] [новое] сочинение да Мишле второй том, а если еще что-то появилось, так и то; да нет ли новых порядочных романов, английских или франц‹узских›, – не для меня›, перья, бумага, чернила – всё в порядке, окна все настежь, Тарантьев был во всё лето всего один раз попросить денег "на содержание моей мебели на квартире у его кумы", Алексеев бывает часто для переписки моих (слышишь, моих бумаг) и для отправления их в деревню. Захар… только Захар

221

неизменен [в своей наружности]: ни бакенбард остричь, ни серого жилета скинуть не соглашается и на мое предложение мыть руки [твердит] уверяет, что они чистые. Зато – подивись – он женился на Анисье, кухарке, не знаю, что за перемена, разрыв ли с soi-disante*

1кумой или внезапный пламень к Анисье, только однажды утром, еще в городе, – он угрюмо, она усмехаясь и стыдясь, – пришли ко мне и попросили благословения и денег на свадьбу. Вот отчего у меня теперь больше порядка в доме. ‹л. 74› Но я не о Захаре хотел писать к тебе. Я влюблен, следовательно, проснулся и воскрес. Но это только половина и самая неважная. Другая половина дела лучше, хотя мне еще труднее сказать тебе… Fatuité

2не к лицу мне, но перед тобой я являюсь без маски и потому скажу: я… любим! Понял ли ты, отчего я теперь не в Париже, а в окрестностях Петербурга? Но цель твоя достигнута, ты творец моего превращения, потому что я узнал ее через тебя: ты познакомил меня в доме, ты потрудился

3открыть немного перед ней грубую завесу, под которой, правду сказать, ничего и не таилось особенного, кроме

4неизменно любящего тебя, а теперь и ее – сердца.

Однако я говорю "она, ее, ей, о ней", а кто – не сказал. Да Ольга, Боже мой, [у] к которой ты привел меня весной вечером и там оставил до ночи, а сам уехал. А я обезумел в этот

5вечер, и [воротясь к себе] на другой никогда и нигде так ясно не звучали мне твои слова "теперь или никогда". "Теперь, теперь", – повторяло мне сердце, – да, нужно было, Андрей, чтобы не ум, даже твой, а сердце или, лучше сказать, чтоб ее взгляд сказал мне: "Теперь!". И он сказал так повелительно, так неотразимо, что [я, уснув] [для меня] я мгновенно проснулся и вот уже стою на возвратном пути с моей темной тропинки – опять к свету, к блеску, к счастью, к жизни. Я знаю, ты обрадуешься: что тебе за дело, что я начал не с того конца, что иду в храм

222

с боковой двери, или [лучше] что они вдруг все открылись передо мной. Вот мой план: мы женимся и поедем вместе за границу.

Я опять принялся за Винкельмана [и Рим‹ские›], твержу "Римские элегии", письма из Рима, не знаю, за что схватиться, – и, бросив всё, бегу туда, в парк, в голубой павильон, там в известные часы никого нет, мы одни. Тетка ее часто уезжает зачем-то в Кроншта‹д›т: она добра, [ласкова со м‹ной›], ты ее знаешь, ласкова со мной, но я, кажется, не кажусь ей выгодной партией. Она прочит Ольгу за какого-то барона,