Георгий Полонский - Доживем до понедельника

- Факт, - охотно согласился Мельников и боком ретировался к кассе. - Значит, 46-70?

…Потом он, счастливый, прижимал завернутую книгу к себе и тряс руку Якова Давыдовича (тот объявил, наконец, шопотом заговорщика, что это - эккермановские "Разговоры с Гете"! "Academia", 1934 год!).

- Мне ее один писатель заказывал… большая шишка, между прочим. Но расхотелось звонить ему… Последний его роман - я не сужу, кто я такой, чтобы судить? Но, клянусь вам, приличные люди не позволяют себе такую туфту! Или - они уже неприличные… Я подумал: "Нет, Яша, ни Эккерман, ни, тем более, Гете уходить в такие руки не хотят…" А тут - вы как раз, и - с такой девушкой. Она изумительно похожа на мою дочь! Всего хорошего вам, - обратился он к ней напрямик. - Заходите с товарищем Мельниковым…

Распрощались.

Но, чудной старик, он не дал им уйти просто так.

- Минуточку! Меня тут не будет с первого ноября. Но мы все утрясем: с понедельника будет Зиночка, это мой кадр, неплохо обученный; если я смогу ей вас показать, - она уже будет знать ваше лицо и оставлять что-то хорошее, что вас интересует…

- Спасибо. А вы, значит, на пенсию?

- Я - в больницу, дорогой. Вы что хотели? - обратился он к военному с чеком.

- Вон, желтенькую. "Бумеранг не возвращается".

- Ради бога. Вы хотите убить время? Вы его убьете. Завернуть?

- У вас что-нибудь серьезное, Яков Давыдович? - спросил Мельников, снова поймав его беспокойный птичий взгляд.

- Слушайте, 71 год - это хороший отрезок времени? Да? Я тоже так думаю. - Он сердито отложил это число на счетах. - И довольно! - замахал он руками, не допуская возражений, и полез на стремянку доставать для одной дамы "Семью Тибо". Там, наверху, он оглянулся - еще раз посмотреть на Наташу:

- Ах! Чтобы такое сходство…

Ребята начали расходиться, но груз нерешенного, недосказанного словно не пускал домой, и они тащились по коридору медленно, неохотно отдирая от пола подошвы…

- Ге-ен! - позвал Костя Генку, который пошел не со всеми, а к лестнице другого крыла. - Гена-цвале!

Генка остановился. Рита и Костя подошли к нему.

- Ну чего ты так переживаешь? - спросила его Рита, ласково, как ему показалось.

- Не стоит, Ген, - поддержал ее Костя. - Теорию выеденного яйца не знаешь? Через нее и смотри на все, помогает.

- Попробую. - Генка хотел идти дальше, но Костя попридержал его:

- Слушай, пошли все ко мне. Я магнитофончик кончаю - поможешь монтировать. А?

- Не хочется.

- Накормлю! И найдется бутылка сухого. Думай.

- Нет, я домой.

- А я знаю, чего тебе хочется, - прищурился Костя.

- Ну?

- Чтоб я сейчас отчалил, а Ритка осталась с тобой. Угадал? - И поняв по отвердению Генкиных скул, что угадал, Костя засмеялся, довольный. - Так это можно, мы люди не жадные,- правда, Рит?

Он испытующе глядел по очереди - то в Риткины, веселые и зеленые, то в темные недружелюбные Генкины глаза. На Риту напал приступ хохота - она так и заливалась:

- Генка, соглашайся, а то он раздумает!…

- Только, конечно, одно условие: в подъезды не заходить и грабки не распускать. Идет? Погуляете, поговорите… А можете - в кино. Ну чего молчишь?

Генка стоял, кривил губы и, наконец, выдавил нелепый ответ:

- А у меня денег нет.

- И не надо, зачем? - удивилась Рита. - У меня трешка с мелочью.

- Нет. Я ему должен… за прокат . Сколько ты берешь в час, Костя? - медленно, зло и тихо проговорил Генка.

Рита задохнулась:

- Ну, знаешь! - и хлестанула его по лицу. - Сволочь! Псих… Не подходи лучше!

- Да-а… - протянул Костя Батищев ошеломленно. - За такие шутки это еще мало… В другой раз так клюв начистят… Лечиться тебе надо, Шестопал! У тебя, как у всех коротышек, больное самолюбие!

Слезы у Риты не брызнули, но покраснели лоб и нос, она дунула вверх, прогоняя светлую свою прядь - и зацокала каблучками вниз по лестнице.

Генка, привалившись к стене, глядел в потолок.

- Ты, Геночка, удара держать не можешь. Так учись проигрывать - чтоб лица хотя бы не терять… А то ведь противно!

С брезгливой досадой Костя пнул ногой Генкин портфель, стоящий на полу. И припустился догонять Риту.

…Когда Генка шел не спеша в сторону спортзала, он обнаружил, что и Косте влетело теперь: Рита уединилась там, в пустом неосвещенном зале, ее "телохранитель" пытался ее оттуда извлечь, рвал на себя дверь… Дверь-то поддалась, а Рита - нет:

- И ты хочешь по морде? Могу и тебе! - крикнула она в нешуточном гневе. И дверью перед его носом - хлоп!

Издали Костя поглядел на Генку, плюнул и ушел.

…Выключатель спортзала был снаружи. Генка после некоторого колебания зажег для Риты свет. Она выглянула и погасила - из принципа. Он зажег опять. Она опять погасила.

Настроение по обе стороны двери было одинаково невеселое. Рита придвинула к двери "козла", села на него для прочности, в полумраке напевая: " Я ехала домой… Я думала о вас… Печальна мысль моя и путалась, и рвалась…"

А потом она услышала вдруг стихи!

…От книги странствий я не ждал обмана,

Я верил, что в какой-нибудь главе

Он выступит навстречу из тумана

Твой берег в невесомой синеве…

- читал ей с той стороны Генкин голос.

Но есть ошибка в курсе корабля!

С недавних пор я это ясно вижу

Стремительно вращается Земля,

А мы с тобой не делаемся ближе…

Молчание.

- Еще… - сказала Рита тихо, но повелительно.

А Наташа и Мельников снова шли - уже среди вечерней толпы, на фоне освещенных витрин… Для большинства уже началась нерабочая суббота. А эти двое вели себя так, будто и у них выходной завтра. Очень основательно оттоптали ноги себе!

С другой стороны улицы радостно скандировали:

- На!- та!- ша!

Наташа оглянулась: у Театра оперетты стояли пятеро молодых, веселых, хорошо одетых людей. Две девушки, три парня.

Наташа, блестя глазами, извинилась перед Мельниковым:

- Я сейчас…

И перебежала на другую сторону.

Мельников стоял, курил, смотрел.

Наташа оживленно болтала с институтскими однокашниками. Хохот. Расспросы. Она со своими ответами тянула, была уклончива, а им не терпелось выдать два-три "блока информации" самого неотложного свойства. Кое-что касалось ее близко…(напрасно она делает старательно-отрешенное лицо при упоминании отдельных имен). А самое было бы клевое - сманить Наташу с собой в один гостеприимный дом, где наверняка будет здорово, где ей будут рады, но есть помеха - "дед", седой неведомый им очкарик на противоположной стороне…

Остановился троллейбус и загородил Мельникова от Наташи.

Когда она, что-то объясняя друзьям, поворачивается в его сторону, троллейбуса уже нет, но нет и Мельникова.

Еще не веря, смотрит Наташа туда, где оставила его…

- Что случилось, Наташа? - спрашивает один из парней, заметив ее потухший взгляд, ее полуоткрытый рот…