Нацумэ Сосэки - Ваш покорный слуга кот

Кусями томится скукой жизни, невыносимой скукой, когда обыденность становится заурядностью. Он ненавидит обывателей, и они платят ему тем же: дразнят его, как обезьяну за прутьями решетки. В их глазах он чудак, полусумасшедший, потому что не хочет прислуживаться, хотя по десять лет ходит в одной и той же потертой лисьей шубе. Кусями способен на короткие вспышки гнева, но не на активное действие: «Так стрела, пущенная из лука, вяло шлепнется на землю». Но он полон внутреннего сопротивления: «Да я каждый день только и делаю что дерусь. Пусть у меня нет противника — раз я злюсь, это все равно что драка».

Большое место в книге занимают диалоги между Кусями и его учениками, остроумные, полные искрометных шуток. Кажется, что герои книги — это весельчаки, забавники, готовые высмеять все на свете, но скоро замечаешь, что шутки у них невеселые, сквозь смех пробивается глубоко скрытая горечь, слышатся даже нотки душевного надрыва:

«Да, эти люди кажутся беззаботными, но постучите по донышку их души, и вы услышите какой-то печальный отзвук… Все идет так, как должно быть. Но когда это „все“ тянется до бесконечности, становится как-то тоскливо».

Впереди нет просвета. Умрет учитель Кусями, изъеденный болезнью и душевной тоской. Засосет тина обыденности его учеников. Еще глубже увязнет в грязи продавшийся толстосумам Судзуки… Даже кот почувствует пресыщение жизнью!

«Скучно на этом свете, господа!»

В повести «Ваш покорный слуга кот» зло высмеивается современное писателю общество, в котором «человек даже у кошки способен отнять крысу». Законы его нелепы. Изобретательность людей дошла до того, что они нагородили всюду заборов, набили кольев, разделили земные просторы на земельные участки господ таких-то или таких-то. Это выглядит примерно так же, как если бы они протянули по голубому небу веревки и объявили: «Эта часть неба — моя, а вон та — его».

Шел второй год войны с Россией. Казенная пропаганда призывала к войне до победного конца. Даже кот готов сформировать сводную кошачью бригаду и отправиться на фронт царапать русских солдат. Нужна была большая гражданская смелость, чтобы в самый разгар военных событий сделать ура-патриотизм предметом злой пародии. Согласно казенной пропаганде, в японском воине жил особый дух Ямато. И вот оказывается, что доблестный дух Ямато — фикция, нелепая выдумка, пустышка, меньше чем ничто: «Адмирал Того обладает духом Ямато. И аферист, и шулер, и убийца обладают духом Ямато…» «Дух Ямато треугольный? Дух Ямато квадратный?…» «Все о нем говорят, но никто его не видел. Все о нем слышали, но никто не встречал. Возможно, дух Ямато одной породы с тэнгу [188] Тэнгу — сказочное крылатое существо с длинным носом, по поверьям обитающее в лесу на деревьях. ».

В разгар войны, когда газеты трубили о «духе Ямато», а поэты и писатели воспевали его, в глазах многих такие дерзости по его адресу граничили с кощунством.

Нацумэ Сосэки прокалывает как воздушные шарики одну ложную истину за другой, и от них остаются только пустые сморщенные оболочки.

Особую ярость писателя вызывает система сыска и шпионажа. Давно кончилась эпоха реформ, Япония все более превращалась в полицейское государство, уподобляясь Гераклову быку, которого тащат за хвост назад. Со стороны кажется, что его следы ведут вперед, на самом же деле он пятится назад.

Сосэки обрушивает град насмешек и на интеллигентов, зараженных низкопоклонством перед Западом. Такие люди перенимали только внешние приметы европейцев, потому что, сознательно или нет, заискивали перед сильными, а до подлинной культуры им и дела не было. Кажется, они согласились бы гулять голыми в парке Уэно, если б только так делали европейцы!

Сосэки стремится очистить сознание интеллигенции от всего, что его отравляет. Для этого он атакует по всему фронту лженауку и лжефилософию. В сущности, он подвергает беспощадной критике всю новую цивилизацию буржуазной Японии. Свою критику современной японской культуры Нацумэ Сосэки изложил впоследствии в статьях и заметках «Мой индивидуализм», «Современная японская цивилизация» и других. Главную силу своих ударов он направляет против модной доктрины индивидуализма и против ницшеанства с его учением о «сверхчеловеке». Индивидуализм, по мнению Сосэки, ведет к крайнему эгоизму, к забвению своего долга перед другими людьми, означает в конечном счете духовную смерть. В обществе, построенном на началах крайнего индивидуализма, искусство гибнет, потому что нет общности вкусов, которая создается только коллективно. Художнику ничего не остается, как творить для самого себя, а это бессмысленно. В конце романа кот рисует страшную картину гибели человечества, которое не может существовать, превратившись в сборище одиночек. В отчаянье кот предпочитает утонуть в чане с водой. Нацумэ Сосэки считает, и не без основания, самой опасной болезнью века именно индивидуализм, но противоядия он не находит, потому что не понимает, как может возродиться чувство общности между людьми. Ядовитые насмешки вызывает у него ницшеанство. «Сверхчеловек», который стоит над толпой, оказывается всего-навсего олицетворением философии тесноты. «Ницше прозябал в девятнадцатом веке, когда нельзя было без оглядки на других перевернуться с боку на бок. Он нес всю эту чушь от отчаяния. Когда я его читаю, я испытываю не восхищение, а жалость. Его голос — это не голос безумного смельчака и идейного борца, а вой обиженного, который испытывает боль и поэтому все на свете проклинает».

Крайний индивидуализм ведет к мертвящему эгоизму, нравственной опустошенности и в конечном счете к распаду личности и полной духовной гибели. Человеку, который заболел этой болезнью, по мнению писателя, остается только покончить с собой. Трагическая тема нравственной гибели в условиях буржуазного общества высоко одаренного человека, наделенного острой восприимчивостью и чуткой совестью, становится главной темой последующих психологических романов Нацумэ Сосэки (см. переведенный на русский язык роман «Сердце»). [189] К. Нацумэ, «Сердце», перевод с японского и предисловие Н. И. Конрада. Гослитиздат, Л., 1935, стр. 7.

Большое место в книге занимают литературные пародии. Пародируются главным образом сочинения романтиков, например популярного в то время Идзуми Кёка (1873-1939). Мистик и фантаст, Кёка сочинял рассказы, в которых потусторонний мир вторгается в область реального, и не замечал при этом, что делается вокруг; у него «крабы вылезали из-подо льда».

Насмешник Кангэцу сочиняет пространный рассказ в духе романтиков. Друзья в роли «Серапионовых братьев» Гофмана все время перебивают его ироническими комментариями. Как и полагается романтику, герой «не любил оживленных мест и с умыслом избегал комфортабельные города»… Он бежит от них в пустынные леса и горы, в безлюдную деревню… То есть она была бы безлюдной, если бы в ней не помещался колледж…