Халлдор Лакснесс - Салка Валка

— А вдруг парень захочет доказать девушке обратное?

— Каким образом? — спросила она сухо.

— Да очень просто, — хвастливо заявил он.

— От тебя несет духами, какими, наверно, дамы душатся на Юге, — придирчиво, как ребенок, над которым смеются, заметила Салка Валка.

Аунгантир только рассмеялся, он нисколько не сердился. Девушка тоже не удержалась от улыбки.

Аунгантир.Что это у тебя? Медальон?

Девушка.А тебе какое дело?

Аунгантир.Надеюсь, ты не хранишь в нем портрет одноглазого?

Девушка.Я не обязана перед тобой…

Но он уже выхватил медальон из ее рук и открыл его. Девушка и глазом не успела моргнуть. Он оказался очень проворным, руки у него были ловкие. Салка не рискнула наброситься на него и выхватить медальон, хотя нисколько не сомневалась, что легко справилась бы с ним.

— Что это? Ребенок? — спросил он и, тотчас потеряв всякий интерес к фотографии, возвратил ей медальон. — Надеюсь, у тебя нет ребенка?

— Как знать!

— Я спросил просто так. Почему ты такая ершистая? Что ты злишься? Ведь не я же создал союз против тебя. Разве я отношусь к тебе хуже, чем другие? Ты знаешь, если понадобится, я буду на твоей стороне.

— Это фотография моего братика, — сказала девушка несколько мягче. — Я гордилась им, когда была маленькая.

— Вот как, — сказал Аунгаптир, довольный, что разговор принимает наконец дружеский, задушевный характер. — Где же он сейчас?

— Он умер.

— Неужели? — он сочувственно покачал головой. — Представляю, как ты радовалась, что у тебя есть маленький братишка. Теперь я вспоминаю, он действительно умер.

— Нет, ты не можешь этого помнить. Он умер до того, как я приехала сюда.

— Приехала сюда? Разве ты родилась не в Осейри?

— Нет.

— Значит, мне память изменила. Кажется, твоя мать похоронена здесь. Правда?

— Мы с мамой были в вашем доме в первый же день нашего приезда сюда.

— Да, теперь я припоминаю. Потом она утопилась. Я прекрасно помню этот день, когда ее нашли. Ужасно жаль.

— Ты сидел и гримасничал перед котом.

— Перед котом? Когда она утонула?

— Ты всегда издевался надо мной и кричал мне вслед, что я вшивая. Возможно, так и было, но как ты смел кричать об этом? Все ребята донимали меня, но ты больше других. Не знаю, как бы я вынесла все это, не будь у меня братика.

— Я думал, он умер еще младенцем.

— Ты так думал?

— Ты сама только что сказала.

— Нет, он не умер, он уехал.

— Я вижу, ты дурачишь меня, — сказал он растерянно. И девушка подумала, что он глуповат.

— По правде говоря, я не понимаю тебя, Салка. Надо же было приехать из Португалии, чтобы встретить здесь такую девушку! Говорят, ты обручена? Это правда?

— Кто же это говорит?

— Многие. Ты получаешь от жениха деньги? Во всяком случае, так мне сказал управляющий.

Покраснев, девушка ответила:

— Не понимаю, какое тебе дело до меня, а тем более до моих денег.

— А правда, что ты держишь свои деньги в банке на Юге? В Национальном банке? А ты знаешь, что Кристофер Турфдаль намерен прежде всего подорвать Национальный банк?

— А мне-то что? Пускай подрывает, — сказала Салка Валка.

— Так ты, значит, не обручена?

— Если бы и была обручена, то не спешила бы рассказывать тебе об этом. Можешь быть спокоен.

— Ну, Салка, что ты сердишься? Ты даже не предложила мне сесть. Я надеюсь, ты не станешь возражать, если я сяду на твою кровать. Так уж я устроен, что должен сидеть на мягком. Я хочу поговорить с тобой о серьезных делах.

И он бесцеремонно отправился к ней в спальню и сел на кровать.

— Серьезных? Я думала, ты пришел за своими перчатками.

Тем не менее она прошла за ним в спальню и не противилась, когда он взял ее за руку, хотя и не села рядом.

— Видишь ли, — начал Аунгантир. — Они сейчас заседают и обсуждают свои планы. Они намерены перевернуть все вверх дном. Кристофер Турфдаль наверняка приказал им разорить вас — тебя и таких, как ты, вложивших свой пай в лодки. Ну подожди, дай мне кончить. Что из того, если я подержу тебя за руку? Я не могу говорить доверительно с человеком, если не держу его за руку. Такая уж у меня натура. Вот увидишь, весь ваш союз рыбаков они пустят по миру. Они не щадят людей, губят их беспощадно. В России они убили десять миллионов невинных детей. Все иностранные газеты только об этом и пишут. Прошлую зиму я был в Бильбао. Они собираются сбросить короля Испании. Это я тебе точно говорю. А кто будет потом покупать нашу рыбу? Невозможно же иметь дело со страной, которой правят «красные». Между прочим, Салка, я давно хотел тебя спросить: ты носишь брюки с подтяжками, как я? Или с поясом? К поясу нужно привыкнуть с детства, иначе брюки будут все время сползать.

Едва успел он произнести эти слова, как Салка Валка резко выдернула свою руку, едва не задев его по лицу.

— Послушай, Аунгантир Богесен. Ты очень ошибаешься, если думаешь, что я скажу тебе, на чем держатся мои брюки.

Он рассмеялся добродушно и снисходительно, точь-в-точь как герой бульварного романа. Девушка видела, что ей ни в коем случае нельзя поддаваться на уловки этого опытного обольстителя. Чего стоит одна насмешливая серьезность столичного щеголя. Во всяком случае, здесь, в Осейри у Аксларфьорда, он был, безусловно, завидным ухажёром.

— Я иногда задумываюсь, — начал он вновь, — где ты достаешь себе брюки и до какого места они тебе доходят; свитер ты всегда носишь очень длинный. Я никогда не видел таких свитеров.

Салка оттолкнула его ловкие и мягкие руки, и хотя она знала, что он принадлежит к другой породе животных, чем она, все же легкий трепет прошел по ее телу. Она подошла к окну и стала смотреть на фьорд.

— Ты должна извинить меня, Салка, за границей я привык вращаться среди образованных людей… И я забываю, что я вернулся в захолустное местечко. Мог ли я рассчитывать, что встречу здесь кого-нибудь в таких соблазнительных брюках? Но как бы там ни было, а я знаю, что мы питаем друг к другу теплые чувства.

Он стоял у нее за спиной и эти слова произнес, наклонившись к ее плечу. Девушка, продолжая смотреть через окно, только презрительно фыркнула в ответ. Аунгантир положил ей руку на плечо и с нежностью и серьезностью в голосе сказал:

— Единственное, о чем я хотел попросить тебя… Да постой же минуту спокойно. Что ты брыкаешься? Постарайся понять: это крайне важно. Ты должна выступить на митинге. Я слышал, ты так говоришь, что все умолкают и слушают. Говорят, ты всегда придерживаешься существа дела. А это как раз то, что нам нужно. Видишь ли, мы хотим убедить людей, что над частной собственностью и национальной независимостью нависла угроза и поэтому нельзя создавать какие-либо препятствия на пути частной инициативы. Ты не станешь отрицать и оспаривать их утверждение, что существует нищета. Но ты скажешь, что нищету можно искоренить только через укрепление частной собственности каждого отдельного человека. Она помогает ему обрести силу и стать на ноги. Свободное соревнование в свободной стране, заявишь ты. Я дам тебе почитать комплект «Вечерней газеты» за год. Он хранится у отца. Там ты все прочитаешь об этих проклятых «красных». Они сожгли шесть миллионов церквей в России и утверждают, что до Иисуса Христа никому нет дела. Не забудь рассказать о младенцах, которых они умертвили. Все их книги — богохульство и отрицание создателя. Я как-то осенью купил одну из их книжонок и убедился, что «Вечерняя газета» совершенно права: книжка оказалась чистейшей дрянью. В ней рассказывалось о человеке, который, поехав в Италию, стал католиком, а потом спал с замужней женщиной. Даже настоятель собора на Юге постоянно твердит, что это грех. А лотом являются такие проходимцы, как Свейн Паулссон — у него ведь и у самого рыльце в пушку — и заявляют, что они могут отвратить все эти бедствия пустыми стишками. Нет, зло надо истреблять с корнем. Ничто другое не поможет. Так и делает мой отец. Сейчас он собирается издавать новую независимую газету в Силисфьорде.