Халлдор Лакснесс - Салка Валка

«Внимание! Появившееся в газетах заявление о том, что протез, полученный мною прошлой зимой из Германии, был якобы откручен по политическим соображениям, не соответствует действительности. Просто возникло небольшое недоразумение по поводу того, кто должен оплатить этот протез. Сейчас это недоразумение полностью улажено. Вышеуказанный протез вызвался оплатить не кто иной, как Йохан Богесен. За это, как и за многие другие его благодеяния, в том числе и за его помощь, оказанную прошлой зимой мне и моей семье, когда умерла моя любимая жена, оставив мне десять душ несовершеннолетних детей, я приношу ему благодарность. Я молю всемогущего господа бога вознаградить его по заслугам, как я уже однажды просил в газете. А то, что я одно время был неверующим, не имеет никакого отношения к делу.

Крук, Бейнтейн Йоунссон».

В местечко прибыл норвежский пароход, чтобы забрать рыбу. Это было в сентябре.

Несмотря на все треволнения, виды на торговлю казались не такими уж плохими. Испания обеспечила благоприятный рынок; именно на это и возлагались надежды в трудные дни. В это утро настроение у всех было приподнятое, все давным-давно и говорить перестали о неудавшейся агитации Арнальдура Бьернссона, революционный угар выветрился, и большинство сходилось на том, что основой жизни является фирма Йохана Богесена. Вновь все уверовали в Йохана Богесена, в его безграничную доброту, ради которой прощаются человеку все его грехи.

Но как только кончилась погрузка судна, к пристани причалила неизвестная моторная лодка; из нее на берег высадились двадцать парней в исландских свитерах и комбинезонах, с сигаретами в зубах. Среди них был Арнальдур Бьернссон в своем старом, поношенном плаще и потрепанной кепке, сдвинутой на затылок. Между пальцами он мял сигарету. С ловкостью кошки он спрыгнул на берег, за ним последовали остальные. Он спросил, кто руководит работой на промысле. Салка Валка ответила, что работой руководит она. Он бесстрастным, официальным взглядом окинул ее крепкую фигуру — она стояла на пристани в сапогах среди груды рыбы.

— Сегодня здесь прекращается всякая работа, — сказал Арнальдур, сделав легкий жест рукой, в которой он держал зажженную сигарету. — Исландский профессиональный союз запретил отправку рыбы Йохана Богесена. Ребята, вы будете охранять пристань!

В сопровождении одного из своих парней он отправился к управляющему, чтобы заявить ему об этом решении профсоюза; Йохан Богесен еще не вернулся.

Рабочие смотрели на Салку Валку, как бы спрашивая, что им делать.

— Это же паршивые сопляки, — возмутилась она. — Уж не боитесь ли вы ослушаться их?

Она подошла к незнакомцам и принялась осыпать их бранью. Но они только грубовато подшучивали над ней. Бейнтейн из Крука подошел к компании, скрипя протезом, и стал поносить Арнальдура Бьернссона. Они ему возразили, что по нему — изменнику рабочим и прислужнику капиталистов — плачет виселица.

Позже на пристани завязалась драка, недурная драка. Пристань была сухая, и погода стояла самая подходящая. Однако когда одного драчуна столкнули в воду, драка прекратилась, все ринулись выуживать его из воды. После этого инцидента потасовка еще продолжалась некоторое время, только арена сражения передвинулась с пристани на площадь. Вскоре местные жители оказались побежденными. Многие из них вновь потеряли веру в Йохана Богесена и вернулись к старой вере в демократию. Вскоре на площади уже ничто не напоминало о сражении. Лишь несколько мальчишек бродили по площади, подбирали комья грязи и швыряли в прохожих. Но им было приказано тотчас же убираться по домам и прекратить глупые шалости. Несколько молодых девушек на крылечке лавки переглядывались с незнакомыми парнями. Черт побери, а ведь они славные ребята! Арнальдур вернулся к своим людям с победоносным видом, и тут же, посреди площади, они образовали круг и запели. Главным запевалой был Арнальдур Бьернссон. Многие молодые представители Осейри присоединились к ним, хоть и не знали ни слов, ни мелодий. Тут же, среди бела дня, парни стали приглашать девушек танцевать. Танцевали под гармонь, привезенную незнакомцами. Подошло время пить кофе. Революционеры прихватили с собой кофе и другой провиант, они пригласили девушек отведать их угощенья. Девушки сочли неудобным принимать угощенье от гостей, поэтому стали приглашать мужчин к себе в дом выпить чашечку кофе с ржаным хлебом и маргарином. Кое у кого нашлись оладьи из белой муки; оказалось, что многие не прочь тотчас же обручиться. Норвежский корабль вынужден был отчалить, не выполнив свое задание.

Вечером в Осейри возродился союз рабочих, а вместе с ним и страстные речи и гневные слова о капитализме; отцов города поносили на все лады. В общем, день был удивительный. Он кончился танцами, прогулками в летних сумерках и прощальными поцелуями на пристани среди ночи. Арнальдур танцевал с девушками без устали. Потом запустили мотор. Бунтовщики сели в лодку и с пением в ночной тиши выехали в море. Их пение отдавалось эхом в горах по обе стороны фьорда.

Салка Валка взяла к себе четырех ребят — старших детей Магнуса Переплетчика и Свейнборг. Сделала она это вопреки желанию приходского совета. Переплетчик не хотел обращаться за помощью к приходу до тех пор, пока не женится. Приход же хотел взять его на иждивение и помешать этой женитьбе, так как не было твердой уверенности, что невеста вышла из возраста, когда рожают детей.

Вечером, придя с работы, Салка Валка застала детей дерущимися. Она накормила их, затем, беря каждого за загривок, как щенка, вытерла им грязные лица мокрой тряпкой и отправила спать, приказав не ругаться хотя бы перед сном. Ребята с большим уважением относились к этой девушке, она была такая сильная. Мальчишки считали, что она могла бы справиться с шестью парнями. Спали ребята на раскладушках в каморке за кухней. Вскоре наступила тишина.

Придя в свою спальню, Салка Валка стала готовиться ко сну. Она зажгла огарок свечи, затем опять погасила его. Человеческая кровь — всего лишь соль и ощущение жажды. Есть ли на свете более странное явление, чем непонятная тревога, закрадывающаяся в душу: она то появляется, то исчезает; человека одолевают неясные чувства, в которых ему трудно разобраться, и еще труднее прийти к какому-либо решению. Остался он или уехал? Прав ли он, в конце концов, в своих взглядах или нет? Как бы я хотела, чтобы он оказался прав, думала она. А через минуту уже возражала себе: как бы я хотела, чтобы он был не прав. Я желаю ему успеха! О, хоть бы он потерпел поражение! Ну какого дьявола он вздумал явиться сюда и перевернуть вверх тормашками все местечко. Хорошо бы он остался и все изменил здесь к лучшему. Боже мой, какой он слабый, даже смешно. Любой может сбить его с ног, согнуть, как подкову, и швырнуть с дороги. Нет, в нем что-то есть, что заставляет думать о нем. Его невозможно выбросить из головы, как других. О нет, его можно только ненавидеть! Как интересно идти рядом с ним, рука об руку, идти вместе всю жизнь. Почему случилось именно так, что он, а не кто-нибудь другой обучал ее читать и писать и именно ей рассказал об удивительной стране за голубыми горами, об этом другом мире, в который она не могла поверить, но который тем не менее существовал. Раз существует этот человек, то нельзя отрицать существование и того мира. Неужто он уехал?