Джон Килленс - Молодая кровь

— Узнаешь в свое время, не беспокойся, — заверил его Ричард.

Ричард рассказал Робу, что он уже несколько раз встречался с доктором Райли и другими белыми преподавателями из университета и они разговаривали о создании отделения Ассоциации в Кроссроудзе и что доктор Райли даже пригласил Ричарда к себе на обед.

— Этот белый довольно симпатичный человек, — с улыбкой заметил Ричард.

Роб вспомнил, как его отец отзывался об Оскаре Джефферсоне, и громко засмеялся. Ричард продолжал:

— Отец доктора Райли был миссионером. Когда-то Американская ассоциация миссионеров прислала его сюда из Вермонта преподавать в Талледедже. Мне кажется, доктор Райли считает своим долгом идти по стопам отца. Я сказал ему, что неграм не нужны миссионеры. Скорее нужно просвещать белых дикарей, потому что это самые темные, самые невежественные, некультурные люди на свете.

— Ну, положим, так прямо вы ему не сказали! — усмехнулся Роб, поглядев на Джозефин.

— Сказал, уверяю тебя! — подтвердила Джозефин, и все трое расхохотались.

— А все-таки он славный человек, — серьезно сказал Ричард. — Он любит пофилософствовать, и мы с Джозефин всегда стараемся вовлечь его в спор. Сам напрашивается, вот мы и даем ему жару!

Роб поздно ушел от Майлзов. На душе у него стало легче, но он по-прежнему недоумевал, как это мистер Бьюсси пронюхал, что он застрельщик профсоюзного движения. Проходя мимо окна, он заглянул в него, увидел Джозефин и Ричарда, сидящих рядышком на тахте, и подумал: «Как расцвела и похорошела мисс Джозефин! Хорошо, что они поженились!» Да и в Майлзе чувствовалось нечто новое, он стал тверже, как будто закаленнее, и речь у него теперь иная — то ли Майлз обучился местному говору, то ли сам Роб привык к его северному акценту. Потом он подумал о себе, об Айде Мэй, о женитьбе, о будущих детях, о колледже и о том, что станет юристом, но тут же вспомнил товарищей и всю остальную дорогу ломал себе голову — кто же из них провокатор?

Воскресный номер «Морнинг телеграм» поместил огромную крикливую статью об антиамериканских влияниях янки, проникших в город и возбуждающих рабочих, главным образом негров. В статье говорилось, что в Кроссроудзе всегда были мирные, дружеские отношения между неграми и белыми, и так все должно оставаться, и Кроссроудз не потерпит никакой агитации со стороны кучки профсоюзных вымогателей. Если в городе будут обнаружены какие-нибудь иностранцы, с ними разделаются по доброй старой традиции Юга. Роба ошеломила эта статья: ни он, ни его товарищи не понимали, в чем дело.

На следующее утро Роб обслуживал нового постояльца, с виду человека богатого, и замучился, выполняя бесчисленные приказания приезжего и его элегантной молодой жены.

— Малый, отнеси эти костюмы в гладильную, а вот эти вещи миссис Пиви — в прачечную! Принеси мне льду и содовой, да поживее действуй!

А когда Роб обегал чуть ли не весь свет для этой четы, мистер Пиви, красивый плечистый великан, наверняка богач, напоминавший собой мистера Кросса, протянул Робу четвертак и без зазрения совести потребовал у него пятнадцать центов сдачи.

Пот градом лил с Роба — шутка ли, полтора часа такой беготни! Он засунул руки в карманы и, поглядывая на белого, начал греметь медяками и серебряными монетками, потом перевел глаза на хорошенькую миссис Пиви и снова на ее супруга.

— У меня нет сдачи, мистер Пиви. — А ты хорошо поискал, малый?

— Да, сэр.

— Рональд, пусть он берет весь четвертак! Уж от этого ты не обеднеешь. А мальчик, кажется, симпатичный. Мы его заставили изрядна побегать, он заслужил четвертак. — Ее сонные глаза рассеянно смотрели на Роба.

— Сейчас не такое время, чтобы по стольку отваливать на чай. Есть у него сдача, врет он!

— Да оставь ты ему четвертак, Рональд! Он славный парень!

Роб смотрел на белых, и ему казалось, что это семейная сценка из голливудского фильма. В нем бушевала злоба, пот слепил глаза. Он вернул белому четвертак.

— Не надо, мистер Пиви, времена тяжелые, я понимаю, что вам это не по карману. Я не хочу, чтобы ваша семья пострадала из-за каких-то паршивых десяти центов. — Роб стремительно повернулся на каблуках и выскочил из номера, оставив белых в недоумении.

На следующий день в гостинице всем снизили жалованье на доллар. Среди служащих пошел ропот, они ворчали и гневно переглядывались, ругая хозяев втихомолку — вслух ругать боялись, люди не доверяли друг другу. Даже некоторые белые проявляли недовольство. Вечером в раздевалке стояла тишина. Хэк Доусон осторожно огляделся по сторонам.

— Ну что же будем делать, Янгблад? Ты-то нас предупреждал, что это случится.

Роб посмотрел на Хэка. Все коридорные, затаив дыхание, боязливо глядели на Роба, ожидая, что он ответит. А он пожалел, что так молод — ведь все они и старше и опытнее его; и тут он подумал о своем будущем, об Айде Мэй, о колледже и профессии юриста, и почему-то вспомнилась статья из воскресной газеты. Ну что он может сказать этим людям?

— Вы меня не спрашивайте, — ответил он с непонятной для себя самого злобой. — Вы все здесь работаете куда дольше, чем я.

— Так-то так, Янгблад, но надо же что-то делать, черт побери!

Гас оглядел их всех.

— Янгблад давным-давно сказал вам, дуракам, что делать: договориться между собой и организовать профсоюз. А вы хотели подождать да посмотреть, что будет. Мне кажется, теперь вы уже насмотрелись, ну и дьявол с вами!

— И все-таки даже сейчас мы получаем больше, чем работники из «Роберта Ли», — заметил Вилл Тернер. — Поверьте, могло быть куда хуже! Вы помните, что было написано в воскресной газете, а ведь эти люди не шутят!

— Теперь я и вовсе не сведу концы с концами! — пожаловался Хэк. — Столько ртов надо прокормить, а чаевых с каждым днем все меньше. Иной гад прикинется таким бедняком, что хочется сунуть руку в собственный карман и дать ему на чай, когда притащишь его чемодан в номер.

Роб невольно улыбнулся. Он вспомнил мистера и миссис Пиви, которых обслуживал в это утро.

Бру Робинсон посмотрел поочередно на Роба, на Гаса и наконец на Вилла.

— А вот наш Вилл никогда не подаст голос за профсоюз, уж слишком он боится белых.

— И вовсе я не боюсь! — обиделся Вилл.

— О нет, Вилл не боится белых! — воскликнул Гас. — Он даже в уборную не пойдет, если мистер Чарли запретит ему. Так и будет ходить с полными штанами. Но он ни чуточки не боится, ни-ни!

Коридорные невесело засмеялись.

— Ну-ну, поосторожнее, Гас Маккей! Я не потерплю дерзостей от черномазого молокососа.

— Ох, — сказал Гас, глядя на Вилла с недоброй усмешкой. — Я вас понимаю, мистер Тернер, вы не позволите такому черномазому молокососу, как я, обмарать вас. Это разрешается только мистеру Чарли; пускай гадит в свое удовольствие! Кстати, извините, пожалуйста, сэр, но у моей матери черномазых молокососов не было, может быть, это у вашей были?