Джованфранческо Страпарола - Приятные ночи

Распалившись гневом, он поклялся отомстить за нанесённое ему оскорбление, если за него не взыщет градоправитель. А градоправитель с наступлением светлого дня послал за Теодосией, полагая, что всё это было проделано не без помощи колдовских чар. Но Теодосия, которая здраво обдумала всё происшедшее и отлично понимала, сколь великой опасности она может подвергнуться, бежала в монастырь к монахиням непорочной жизни, где тайно и пребывала, от всего сердца служа господу богу до самой своей кончины. Что касается Карло, то ему впоследствии поручили обложить осадою один замок и, желая представить неоспоримые доказательства своей безрассудной храбрости, он попал в западню, точно глупая мышь в мышеловку, ибо, стремясь взобраться на стену замка и первым водрузить над её зубцами папское знамя, он был сражён огромным камнем, который так ушиб его и покалечил, что он едва успел исповедаться. Таков был жалкий конец злополучного Карло, так и не вкусившего завершающего плода своей страсти, как он того и заслуживал.

Лионора закончила свою сказку, которую рассказала коротко, не вдаваясь в подробности, и почтенные дамы начали шутить по поводу глупого Карло, который, считая, что держит в объятиях свою обожаемую Теодосию, обнимал и нежно лобзал печные горшки и котлы. Не меньше смеялись они, вспоминая о нелепых и ни с чем не сообразных побоях, доставшихся ему от собственных слуг, которые столь непочтительно отнеслись к своему господину. После того как все посмеялись вволю, Лионора, не дожидаясь особого повеления Синьоры, в таких словах предложила свою загадку:

Замысловатую загадку все осыпали похвалами, но так как никто не понимал, в чём её суть, Лионору просили поделиться со всеми её разъяснением. И она, улыбаясь, сказала: "Не подобает малосведущей женщине, каковой я и являюсь, поучать других, располагающих большим опытом, нежели я. Но раз таково ваше желание - а всякое ваше слово для меня безусловное приказание, и я беспрекословно ему повинуюсь, - скажу всё, что думаю. Моя загадка подразумевает прекрасный холст отменной белизны, который женщины терзают и сминают ножницами и иглами. И хотя он прикрывает тела всех и каждого и ведёт своё происхождение от предвечной матери, которая есть земля, тем не менее, когда он обветшает, его обязательно отсылают в сукновальню, дабы, хорошо измочаленный и искромсанный, он превратился в бумагу". Всем понравилось разъяснение замысловатой загадки и его весьма и весьма похвалили. Заметив, что у Лодовики, которой подошла очередь рассказывать сказку, сильно болит голова, Синьора, обернувшись к Тревизцу, сказала: "Синьор Бенедетто, хотя рассказывать сказки - обязанность, возложенная исключительно на нас, женщин, всё же, так как Лодовика страдает головной болью, вы в этот вечер замените её и выступите вместо неё, и я предоставлю вам неограниченную возможность говорить о том, что вам больше всего по душе". На это синьор Бенедетто ответил: "Хотя, Синьора моя, в этих делах я не большой дока, тем не менее, поскольку ваше желание для меня закон, постараюсь вам угодить. Заранее прошу у всех вас снисхождения на случай, если мне не удастся доставить вам удовольствие, а в этом состоит и ваше желание и моё стремление". Итак, встав со своего места и отвесив присутствующим надлежащий поклон, Тревизец следующим образом приступил к своей сказке.

Легкомыслие и безрассудство, ныне свойственные большинству женщин, - я, конечно, имею в виду только тех, которые бездумно позволяют ослепить себе очи разума и стремятся во что бы то ни стало удовлетворить всякое своё безудержное желание, - доставляют мне повод рассказать нашему достопочтенному обществу одну доселе неизвестную ему сказку. И хотя она будет, возможно, и очень короткой и очень нескладной, всё же, надеюсь, вы найдёте в ней, милые дамы, кое-какое небесполезное для вас наставление, а именно не докучать в будущем вашим мужьям с таким же упорством, с каким вы делали это вплоть до настоящего часа. И если я окажусь язвителен, не вините за это меня, вашего нижайшего и смиреннейшего слугу, а пеняйте на нашу Синьору, отпустившую у меня поводья и дозволившую, как вы сами только что слышали, рассказать то, что мне более всего по душе.

В стародавние времена, прелестные дамы, наслушавшись горестных жалоб мужей на собственных жён, бес решил жениться. И приняв облик милого и учтивого юноши, обладателя большого состояния и изрядных поместий, стал именовать себя Панкрацьо Сторнелло. Молва о его желании вступить в брак распространилась по всему городу, и к нему устремились сваты, предлагавшие красивейших девушек, и притом с богатым приданым, и среди прочих сватали ему знатную и высокородную девушку редкостной красоты по имени Сильвия Балластро, которая так понравилась бесу, что, влюбившись в неё, он на ней и женился.

Справили великолепную и пышную свадьбу, на которую были приглашены многочисленные родственники и друзья с той и другой стороны; в день венчания бес избрал себе шафером некоего мессера Гаспарино из рода Бончо, а по окончании торжественно и роскошно сыгранной свадьбы привёл свою любимую Сильвию к себе в дом. И бес обратился к ней с такими словами: "Сильвия, супруга моя, которую я люблю больше себя самого; ты и сама легко можешь понять, как сердечно любима мною, ибо располагаешь мне жеством очевидных свидетельств этого. И поскольку дело обстоит действительно так, ты соблаговолишь оказать мне любезность, что не потребует от тебя никакого труда, а мне доставит величайшее удовольствие. Любезность, которой я хочу от тебя, заключается в следующем: тут же, не откладывая, спроси с меня всё, что только можно себе представить - платья, жемчуга, драгоценности и любые другие вещи, относящиеся к женскому обиходу. Из любви, которую я питаю к тебе, я решил дать тебе всё, чего бы ты у меня ни попросила, будь это ценой даже с целое государство, однако с одним условием: чтобы в будущем ты не докучала мне просьбами этого рода и чтобы всех этих вещей тебе хватило на всю твою жизнь; сверх этого ничего не проси у меня, ибо ничего не получишь". По просьбе Сильвии муж назначил ей срок на обдумывание ответа, и она отправилась к матери, которую звали Анастазией и которая, будучи уже в летах, была соответственно хитра и предусмотрительна, и, пересказав ей слова своего мужа, обратилась к ней за советом, чего же ей у него попросить. Мать, весьма сметливая и рассудительная, узнав, что предложил Сильвии муж, взяла в руку перо и, записав столько всяких вещей, что ни один язык в течение целого дня не в состоянии перечислить с достаточной полнотой и малой их доли, сказала дочери: "Возвращайся домой и скажи своему мужу, что, если он хочет, чтобы ты осталась довольна, пусть доставит тебе всё, записанное на этой бумаге".