Джованфранческо Страпарола - Приятные ночи

Феррандино, повелев позвать королеву и других дам, хотя те и отказывались идти, страшась своей близкой гибели, отправился вместе с ними во дворец обеих новоприбывших женщин, которые радушно и приветливо и с должными почестями встретили и приняли их, показав им обширные террасы, просторные залы и искусно отделанные жилые покои, стены коих из алебастра и отменнейшего порфира были украшены изваяниями, казавшимися живыми. После того как гости осмотрели пышный дворец, прелестная молодая женщина, подойдя к королю, учтиво и мило спросила его, не удостоит ли он со своей супругой в один из удобных для него дней отобедать с ними. Король, сердце которого не было каменным и который был от природы великодушен и благороден, милостиво соизволил принять приглашение. Поблагодарив за радушный приём, оказанный ему обеими дамами, король с королевой покинули их и возвратились к себе во дворец. Когда наступил назначенный день, король, королева и мачеха, по-королевски одетые и сопровождаемые многими знатными дамами, явились почтить своим присутствием великолепный, богато и роскошно устроенный пир.

После того как подали воду для омовения рук, дворецкий усадил короля с королевой за особый стол, поставленный несколько выше, но поблизости от остальных, а затем разместил всех других сообразно их званию и положению, и все непринуждённо и весело пообедали. По окончании пышного пиршества и после того как столы были убраны, встала Самаритана и, обратившись к королю с королевой, молвила: "Синьор, теперь, когда ничего нас больше не связывает и мы можем распорядиться своим досугом, пусть кто-нибудь предложит такое, что бы нас развлекло и заняло". Все согласились, что это отлично придумано, но среди них не нашлось никого, кто бы осмелился хоть что-нибудь предложить. Тогда, видя, что все молчат, Самаритана сказала: "Так как никто не собирается, видимо, нарушить молчание, с дозволения вашего величества я распоряжусь прислать сюда одну из наших девиц, которая доставит нам немалое удовольствие". И распорядившись позвать девицу, которую звали Сильверией, она повелела ей взять в руки цитру и спеть что-нибудь уместное и подобающее в честь короля.

Та, во всём послушная воле своей госпожи, взяла цитру и, став перед королём, ударяя плектром звучные струны { 55 55 ...ударяя плектром звучные струны... - Плектр - тонкая пластинка (во времена Страпаролы костяная или металлическая), согнутая в виде незамкнутого кольца, свободным суживающимся концом которой приводят в колебания струны щипкового музыкального инструмента. Плектр надевали на кончик большого или указательного пальца. }, сладостным и приятным голосом подробно поведала ему историю Бианкабеллы, не упомянув, однако, её имени. И после того как она довела свою историю до конца, встала Самаритана и спросила короля, какое подходящее наказание, какую достойную казнь заслуживает тот, кто совершил такое ужасное злодеяние. Мачеха, рассчитывавшая быстрым и скорым ответом скрыть свою причастность к этому делу, не дожидаясь, пока ответит король, нагло сказала: "Докрасна раскалённая печь была бы для него наказанием, слишком мягким по сравнению с тем, какое он заслужил". Тогда Самаритана, лицо которой запылало, как угли на жаровне, сказала: "Преступная и жестокая женщина, по вине которой было совершено это столь чёрное дело, - ты. И ты, коварная и проклятая, своими же устами сама себя осудила". Обратившись затем к королю, Самаритана, радостно улыбаясь, проговорила: "Вон она, ваша Бианкабелла. Это ваша жена, некогда столь любимая вами. Это та, без которой вы не могли жить".

И дабы подтвердить истинность своих слов, она приказала трём девицам, дочерям старичка, расчесать в присутствии его величества короля белокурые вьющиеся волосы Бианкабеллы, из которых, как сказано выше, при этом неизменно сыпались драгоценные, радующие взор самоцветы, а из рук струились потоком розы, какими они бывают в ранний утренний час, и другие благоухающие цветы. И чтобы окончательно убедить короля, что это действительно Бианкабелла, Самаритана показала ему её белоснежную шею, которую обвивала просвечивавшая сквозь тело и кожу, как если б то был прозрачный хрусталь, цепочка из чистейшего золота. Признав по этим бесспорным приметам и несомненным признакам, что перед ним и впрямь его Бианкабелла, король, исполнившись нежности, прослезился и обнял её. И он отбыл оттуда не прежде, чем приказал разжечь горячую печь, в которую бросили мачеху и её дочерей. Так, охваченные запоздалым раскаянием в своём преступлении, жалким и позорным образом окончили они свою жизнь. Кроме того, три дочери старичка были достойно выданы замуж. Что касается Феррандино, то он прожил долгие годы со своей Бианкабеллой и пребывавшей вместе с ними Самаританой и оставил после себя законных престолонаследников.

Сказка Лауретты много раз вызывала у собравшихся слёзы. Когда она была доведена до конца, Синьора приказала той же Лауретте соблюсти заведённый порядок и предложить положенную загадку. И не ожидая от Синьоры повторения приказания, та мило и выразительно прочла нижеследующее:

С напряжённым вниманием прослушали все замысловатую загадку приветливой и прелестной Лауретты. Увидев, что её загадка остаётся никем не разгаданной, Лауретта сказала: "Милые мои дамы, чтобы не тянуть и не томить ваши души, и без того взволнованные рассказанной мною жалостной сказкой, сообщу вам коротко, если угодно, разгадку моей загадки. Это - змейка, которая, двигаясь по лугам с поднятой головкой и извивающимся хвостом, устрашает своим острым и жгучим взглядом всех, кто её видит". Каждый немало удивился тому, что во всём обществе не нашлось никого, кто бы сумел разгадать загадку Лауретты. Как только она направилась сесть на своё месте, Синьора подала знак Альтерии, дабы та приступала к повествованию. Поднявшись на ноги, Альтерия отвесила общий поклон и так начала свою сказку.

У простого народа существует пословица, которая частенько приводится в разговорах: не смейся чужой беде и не попрекай правдою, ибо кто слышит, видит и молчит, тот и сам никому не приносит вреда и ему никто не вредит.