Жозе Эса де Кейрош - Новеллы

Тут наш достопочтенный праотец осторожно спускается с дерева и приближается к чудовищу. Весь песок вокруг него изрыт невообразимо, и повсюду — в длинных бороздах и глубоких ямах — дымится еще не впитавшаяся кровь. Ихтио столь огромен, что Адам, даже задрав любопытствующую морду, не может разглядеть гребень чудовища, вздымающийся вдоль его покатой спины, из которого острый клюв Плезио вырвал немало массивных, превосходящих своей тяжестью каменные плиты, чешуи. Но дрожащие руки Адама натыкаются на вспоротое брюхо, откуда струится кровь, течет жир, вываливаются гигантские внутренности и свисают куски окровавленного мяса. Плоские ноздри нашего достопочтенного праотца, озадаченно расширясь, жадно нюхают воздух.

Весь этот день наш праотец путешествовал из леса через Эдем, питаясь ягодами, обгладывая съедобные корешки, ловя и обсасывая пришедшихся ему по вкусу насекомых. Но вот солнце уже опустилось в море — и Адам проголодался, а на песчаном берегу белел лишь один чертополох, извиваясь под напором ветра. О, это жесткое мясо, пропитанное кровью и еще теплое, — от него шел такой свежий, соленый дух! Квадратные челюсти Адама ощерились нетерпеливым голодным зевком… Океан дышал размеренно, словно во сне… И тогда, повинуясь неодолимому позыву, Адам погрузил пальцы в разорванное брюхо ящера и с жадностью принялся обсасывать их, слизывая кровь и жир чудовища. Неведомый доселе вкус мяса потряс вегетарианца Адама, чьей пищей до сей поры были плоды и травы. И он, набросившись на эту гору изобилия, вырвал из нее кусок и, раздирая, глотал его в ярости и спешке, и первое съеденное им мясо было приправлено острым от страха наслаждением.

Поужинав сырым мясом морского чудовища, наш достопочтенный праотец почувствовал страшную жажду. Но вода в блестевших среди песка лужах была соленой. Отяжелевший и мучимый жаждой, с перемазанным жиром и кровью ртом, Адам пересек в ночных сумерках песчаные холмы и вышел на равнину в нетерпеливых поисках пресной воды. Здесь повсюду — в те времена воды на земле было вдоволь — бежали, журча, ручьи. Добравшись до одного из них, Адам упал на глинистый берег и утолял жажду, хлебая воду большими глотками и пугая светляков, которые кружили над его головой и запутывались в его рыжих космах. Ручей протекал возле рощи, где дубы соседствовали с осинами. Ночная тьма сгущалась и покрывала собой землю, обильно поросшую мальвой, мятой, петрушкой и укропом. На этой зеленой поляне Адам, измученный долгой дорогой и всеми ужасами, пережитыми им за день в раю, пристроился отдохнуть. И едва он растянулся на душистом ковре, положив волосатую морду на сложенные ладони и подтянув колени к раздувшемуся, как барабан, животу, он тут же погрузился в сон, но сон его был уже не такой, как прежде, он был полон живых теней: птиц, строящих хижину, насекомых, плетущих паутину, и плывущих по волнам чудовищ.

Предание рассказывает, что едва первый человек на земле заснул, как вокруг него засновали вынюхивающие рыльца, настороженные уши, блестящие, словно агатовые пуговицы, глазки и выгибающиеся от волнения спины, а с дубовых и осиновых вершин возбужденно захлопали крылья и свесились многочисленные клювы: клювы кривые, клювы прямые, клювы хищные и клювы любознательные, — все это освещалось неяркой луной, взошедшей из-за гор и золотившей листву деревьев. Потом на краю поляны появилась, ковыляя и тоскливо завывая, гиена. Примчались два отощавших, голодных волка с горящими зелеными глазами. Не заставили себя ждать и львы: пышные рыжие гривы ореолом окружали их изрезанные почтенными морщинами, по-царски надменные морды. И в этом пестром сообществе рога зубров не могли удержаться от столкновения с оленьими рогами. И почти у всех шерсть поднималась дыбом, когда мимо проскальзывали крадущейся, бархатной поступью тигр или черная пантера с высунутыми, красными, словно сгустки крови, языками. Из лесов и долин, с гор и холмов все звери спешили к поляне, где спал Адам, и спешили столь ретиво, что дикие лошади налезали на кенгуру, а гиппопотамы мордами, с которых стекала грязь, подталкивали медлительных дромадеров. Между ногами крупных животных и под их теснившимися туловищами дружно шмыгали хорек, куница, ласка; проползала, блеснув, змея, что не прочь была проглотить ласку, и резвая мангуста, которая охотно прикончила бы змею. Газели на всем скаку едва не переломали себе ноги, споткнувшись о твердокаменные панцири крокодилов, с ревом выползавших из болота и разевавших зубастые пасти. Освещенная лунным светом поляна уже задыхалась от скопления притиснутых друг к другу и находившихся в беспрестанном движении тел, из гущи которых поднималась то шея жирафа, то тело удава, похожие на торчащие из волн мачты потерпевшего кораблекрушение судна. И наконец, сотрясая почву, затмевая собой небо, с хоботом, скрученным между изогнутыми клыками, появился, весь в морщинистых складках, мастодонт.

Теперь здесь собрался весь животный мир Эдема: прознав, что первый человек на земле заснул в пустынной роще и беззащитен во сне, звери примчались сюда в безмерной надежде погубить его и тем самым избавить землю от Разумной Силы, призванной подчинить себе Грубую Силу. Но из всего этого устрашающего скопища, от которого валил пар и которое уже не помещалось на поляне, где на ковре из мяты и мальв спал Адам, ни один зверь не осмеливался приблизиться к нему. Сверкали, хищно оскалясь, длинные клыки, торчали нацеленные рога, выпущенные когти в нетерпении рыли рыхлую землю; и голодные клювы на вершинах деревьев с жадностью клевали лунные лучи… Но ни одна птица, ни один зверь не приближались к первому на земле человеку: рядом с Адамом, охраняя его, возвышалась гордая белая фигура с белоснежными крылами за спиной, сияющим вкруг головы звездным нимбом, грудью, защищенной алмазной кирасой и огненным мечом в сверкающих руках…

Во всем своем пышном великолепии взошла заря, возвещая ликующей земле, ликующей от своей невинности, от того, что не было еще на ней ни рубищ, ни могил, высшую, величайшую и священную брачную радость. Адам проснулся и, хлопая темными веками, удивленный своим человеческим пробуждением, вдруг ощутил у себя под боком что-то большое, мягкое и нежное… В ужасе, который не покидал его сердце с тех пор, как он слез с дерева, Адам вскочил с таким шумом, что дрозды, соловьи, малиновки и все птицы, чьи песни славят радость и любовь, проснулись в роще и разразились поздравлениями и благопожеланиями. И, о чудо! Перед Адамом, словно отлепившись от него, стояло другое Существо, похожее на него, но более стройное, слегка покрытое шелковистой шерстью; Существо смотрело на него блестящими влажными глазами. Отливающая золотом рыжая грива крупными волнами спускалась до самых бедер Существа, округлых соразмерной и многообещающей полнотой. Существо стояло, скрестив руки, и под ними виднелись большие, тяжелые груди, темно-красной смуглотой напоминавшие плоды земляничного дерева, с торчащими набухшими сосками, окруженными неровным пушком. И, опускаясь перед ним движением медлительным и непостижимо сладостным на свои голые колени, это шелковистое и нежное Существо дарило ему себя с пленительной и щедрой покорностью. Это была Ева… Это была ты, достопочтенная наша праматерь!