Ивлин Во - Сенсация

— Вот что, — сказал он, — я позвоню в «Мегалополитан» и спрошу, что мне делать.

— Это невозможно, — радостно сообщил. Уильям, — ближайший телефон на почте в трех милях отсюда. Машины нет, и к тому же почта все равно в шесть закрывается.

В библиотеке воцарилось молчание. Затем мистер Солтер сделал последнюю попытку. Он решил прибегнуть к сарказму.

— Эти дамы, которых вы упомянули… не сомневаюсь, что они важные особы, но согласитесь, дорогой Таппок, что лорд Коппер — фигура поважнее.

— Нет, — твердо сказал Уильям. — Здесь — нет.

Они просидели в молчании минут десять, пока не пришел Траутбек.

— Мисс Блогс ждет вас у себя играть в карты.

— Вы не возражаете? — спросил Уильям.

Мистер Солтер уже ни на что не мог возразить. Его повели наверх, и, пройдя по тускло освещенному коридору, он ступил за портьеры выцветшего сукна в комнату няни Блогс. Дядя Теодор был уже там и тасовал карты.

— Вот он какой, — сказала няня Блогс. — А почему он без туфель?

— Это долгая история, — сказал Уильям.

Няня Блогс впилась старческими глазами-бусинами в измученное лицо мистера Солтера. Затем она надела очки и посмотрела еще раз.

— Слишком старый, — сказала она.

Слышать подобное заявление от того, кто это говорил, было по меньшей мере странно, и мистер Солтер, несмотря на крайне подавленное состояние, испытал приступ раздражения.

— Слишком старый для чего? — резко спросил он.

Твердая как кремень в вопросах веры и финансов, няня Блогс с возрастом стала питать слабость к влюбленным.

— Ну-ну-ну, дорогой, — сказала она, — я не имела в виду ничего плохого. Было бы сердце молодое! Садись. Сдавайте, мистер Теодор. Я понимаю, ты очень расстроен, что ее нет. Она всегда была своевольной девчонкой. Но ведь не зря говорят, чем дольше осада, тем слаще победа — две пики, — и между апрелем и декабрем совершается столько счастливых браков — не подглядывайте, мистер Теодор, — сердце у нее доброе, вот если бы она еще шею почаще мыла — три пики, — вылезает из ванной такая же черная, как влезает. Что она там делает…

Они сыграли три роббера, и мистер Солтер проиграл двадцать два шиллинга. Когда они собрались уходить, няня Блогс, которая вела более или менее последовательный монолог в течение всей игры, сказала:

— Не расстраивайся, дорогой. Если б не залысины, тебе можно были бы дать не больше тридцати пяти. Она сама еще не знает, чего хочет, вот в чем дело.

Они выпили. Уильям и дядя Теодор проводили мистера Солтера до его комнаты. «Спокойной ночи», — сказал Уильям. Дядя Теодор не спешил.

— Жаль, что вы задублировали наши червы, — сказал он.

— Да.

— Получился сильный недобор.

— Да.

На столике у кровати горела одинокая свеча. В ее свете мистер Солтер разглядел чужую пижаму на подушке. Сон наваливался на него, как густой желтый туман, спускавшийся на Флит-стрит с Ладгейт-хилл. Ему не хотелось говорить о бридже.

— У нас на руках были все карты, — великодушно сказал дядя Теодор, садясь на кровать.

— Да.

— Вы, наверное, поздно ложитесь в Лондоне.

— Да… то есть нет… иногда.

— Странно, что в деревне так рано ложатся спать. Для вас это, должно быть, непривычно.

— Э-э, я как раз…

— Когда я жил в Лондоне, — начал дядя Теодор.

Свеча еле теплилась.

— Смешно, правда?

Мистер Солтер вздрогнул и проснулся. Он сидел в покрытом ситцем кресле Присциллы. Дядя Теодор по-прежнему был на кровати. Теперь он возлежал на ней, как объевшийся на пиру рыцарь эпохи Гелиогабала… [36] Гелиогабал (201–222) — верховный жрец бога солнца Элагабала в Сирии. В 218 году римские солдаты провозгласили его императором. Прославился распутством и расточительностью.

— Конечно, этого вы напечатать не сможете. Но у меня есть немало историй, которые можно напечатать. Сотни! Я все думал, не заинтересуется ли ваша газета…

— Боюсь, что это не в моей компетенции. Я ведь редактор международного отдела.

— Половина из них происходит в Париже. Больше половины. Вот например…

— Я с удовольствием выслушаю их все, когда-нибудь, в другой раз, позже…

— Насколько я знаю, в «Свисте» прилично платят.

— Да.

— Как вы думаете, если бы я написал серию…

— Мистер Таппок, — в отчаянии сказал мистер Солтер, — давайте обсудим это утром.

— Утром я редко бываю в форме, — с сомнением произнес дядя Теодор. — А вот после ужина могу говорить сколько угодно.

— Поезжайте в Лондон. Обратитесь к художественному редактору.

— Да, — сказал дядя Теодор, — я так и сделаю. Но мне не хотелось бы его шокировать. Сначала я хочу знать ваше мнение.

Мозг мистера Солтера заволокло туманом, через который время от времени прорывались отдельные слова: «Меблированные комнаты Виллиса… „Киска“ Грешем… У „Романо“… верите ли, пятнадцать тысяч фунтов…» Затем наступила тишина.

Когда мистер Солтер, озябший, одеревеневший, полностью одетый, за исключением башмаков, проснулся, свеча уже не горела. В окно тускло светил осенний рассвет, и Присцилла Таппок, в брюках для верховой езды, рылась в шкафу в поисках потерянного галстука.

Ответственного редактора «Свиста» трудно было разжалобить.

— Солтер, старина, — сказал он чуть ли не с уважением, — вы ужасно выглядите.

— Да, — сказал мистер Солтер, с трудом опускаясь в кресло, — так оно и есть.

— Он что, из этих без просыпу пьющих сквайров?

— Нет. Там совсем другое.

— Вы договорились с Таппоком?

— И да и нет. А вы?

— И да и нет. Он подписал.

— Мой тоже. Но на банкет не приедет…

— Своего я услал в Антарктику. Он сказал, что ему как можно скорее надо уехать за границу. Кажется, его преследует какая-то женщина.

— А мой Таппок, — сказал мистер Солтер, — боится потерять уважение своей старой няни.

— Женщины!! — сказал ответственный редактор.

Они думали об одном и том же.

— Что мы скажем лорду Копперу?

Они отправились к секретарю по внешним сношениям, но это не добавило им радости.

— Лорду Копперу очень понравилась его речь, — сказал секретарь. — Он ее репетирует весь день.

— Может, вы ее немного перепишете? — спросил ответственный редактор. — «Верный зову долга даже в час триумфа… сегодня дома, завтра на чужбине… вот стул, который предназначался… настоящий журналист всегда в пути…» — но его голос дрожал.

— Нет, — сказал секретарь, — лорд Коппер намерен произнести совсем другую речь. Вот послушайте…

Из-за тяжелой ореховой двери доносились унылые, гулкие звуки, будто по булыжной мостовой катили бочку.

— Он учит ее наизусть, — сказал секретарь.

Оба редактора печально побрели назад.

— Я проработал в «Мегалополитан» пятнадцать лет, — сказал мистер Солтер, — у меня семья.