Жюль Ромэн - Доногоо-Тонка, или Чудеса науки

Пробегает волнение. Пьющие встают с мест. Толпа на площади высыпает вперед, потом отступает, вдается.

Появляются те, кого ждали.

Впереди — четыре всадника в ряд, с револьвером у пояса, с винтовкой за плечом, со свертком в тороках.

Еще четверо в ряд. Мы узнаем пионеров. Крайний во втором ряду — тот самый, который так плакал на корабле. У него прекрасный вид. Он хмурит лоб.

Потом Ламандэн. Под ним великолепный конь. Его костюм дышит совершенством: черная фуражка, опоясанная золотыми звездочками; черный сюртук с высоким воротом; звездочки на воротнике и на обшлагах; брюки с золотой выпушкой; очень мягкие лакированные сапоги; серебряные шпоры. В руке у него тросточка.

Два ряда всадников.

Длинная вереница тяжело навьюченных мулов, идущих попарно. По бокам четыре всадника.

Замыкающий ряд всадников.

Народ на площади некоторое время молчит. Но восхищение скоро берет верх над сдержанностью. И потом самая эта пышность льстит им и трогает их.

Они оживленно приветствуют господина Управляющего Главного Общества и его эскорт.

Внутренность просторного барака. По меньшей мере человек сто. Остальные не могли попасть и толпятся в дверях. Дым от трубок.

На эстраде — Ламандэн и несколько пионеров.

Он говорит. В то время как он говорит, фразы его речи появляются на деревянной стене, против нас. Так что мы легко следим за ними, а равно за движениями слушателей.

«Только несколько слов. Мы быстро поймем друг друга. У меня на расходы десять миллионов, а в случае надобности — и больше того.

Я могу пойти и обосноваться в трех километрах отсюда, начать строиться. Ни с кем ни о чем не совещаясь. Золото? То, что здесь? Столько я всегда найду. Главное — реклама, блеф.

Вам известно, на что в этом смысле я способен. Если вы здесь, так это потому, что я вас сюда послал. Ваш город? Это мое объявление.

Если я уйду за три километра, или за пять, вам останется или потянуться за мной, или сохнуть на месте. И тогда миллионы — не вам.

Но я не хочу вас долго задерживать. Вот мои условия — десять минут на размышление:

Я требую неограниченной власти. Сегодня же вечером все оружие выдать мне. Ружья остаются только у моего эскорта.

Вы мне представляете восемь человек из вашей среды. Я их осматриваю. Назначаю их полисменами: револьвер и палка, под моей командой.

Для всякого рода пререканий — суд из трех лиц, я председатель.

Законно занятые участки я или оставляю вам, или покупаю. Плачу я очень хорошо. Но без жульничества! Этого я не терплю.

Я очень хорошо оплачиваю работу, но лентяев — вон.

В общем, вы будете мною очень довольны, кроме разве нескольких негодяев. Их мы выставим.

Вот. Решайте. Я жду еще пять минут.»

Аудитория слушает с величайшим вниманием. Когда он кончил, она некоторое время безмолвствует. Потом — гомон, как бы торопливое совещание. Головы кивают: «Да», — подымаются руки.

На эстраду вскакивает человек, становится перед Ламандэном на вытяжку.

По аудитории проносится: «Тшш!..»

Человек берет под козырек и говорит:

«Идет, господин Управляющий!»

Мсье Ле Труадек у себя в ранний час. Он ждет, чтобы ему подали утренний завтрак.

Он нервничает, но взгляд его сверкает. Он садится, встает, расхаживает.

Разворачивает газету.

Нам кажется небезинтересным в день выборов в Институт, из-за которых пролилось уже немало чернил, воспроизвести нижеследующую каблограмму, полученную телеграфными агентствами:

Рио де Жанейро, 15 ноября, по кабелю.

— Прибытие в Доногоо-Тонка французской миссии, собирающейся приступить к обширным работам, вызвало в этом крайне быстро растущем космополитическом городе очень лестные для нашего отечества манифестации, нашедшие отклик во всей бразильской прессе. Здесь никто не забыл той роли, которую сыграла французская наука в деле обнаружения естественных богатств этой области.

Мсье Ле Труадек словно весь искрится светом. Как эта каблограмма кстати! Как она рассеет последние колебания некоторых академиков! Может быть, этот дорогой, этот небом посланный Ламандэн и позаботился о ней, мудро устроил ее отправку и ее обнародование? Но только не проще ли это все? В Бразилии все говорят о Доногоо-Тонка. Все говорят о Ле Труадеке. Теперь даже не требуется называть его по имени; достаточно намека — «французская наука», и последнему собирателю окурков в Рио де Жанейро ясно, что это означает.

Отличный шоколад! Как раз такой, как надо! Что бы там ни говорили, а мы многим обязаны этим экзотическим странам… и тем, кто их открывает… Человечество не так уж слепо. Ему это становится ясно… рано или поздно.

Но есть люди, которые читают газеты наспех, без всякой системы.

«Софи! Сбегайте и купите мне все номера вот этой газеты, какие есть у продавщицы.»

А тем временем заготовим несколько бандеролей.

МСЬЕ ДЕ ПЕРИНЬИ

Члену Института

МСЬЕ АНРИ БУССИ-МАНДРУ

Члену Института

Софи приносит кипу газет. Теперь отметить на каждом экземпляре статью синим карандашом; надписать десятка два адресов… остальным не стоит… Нет, нет, Софи, не почтой! Вы возьмете фиакр, хороший фиакр… покажете адреса кучеру… вы не волнуйтесь, дело пустое, прогулка в экипаже… и если завтрак немного запоздает, то это не беда.

1. Кордильерский проспект в Доногоо-Тонка. Люди останавливаются на улице и выходят из бараков, чтобы посмотреть на проезд г. Управляющего и его эскорта.

Это не торжественный выезд. Его сопровождает только восемь всадников. Он в походной форме из белого полотна. С ним два именитых горожанина.

Он часто останавливается. Расспрашивает именитых горожан. «Чья это лавка?» Он оборачивается к двум едущим впереди пионерам, окончившим Художественую Школу по классу архитектуры. «Здесь будет перепланировка. Надо этим воспользоваться, чтобы расширить проспект и проложить тротуар. Так слишком тесно. Давит».

Шествие въезжает на прежний луг. Разумеется, именно здесь надлежит воздвигнуть здание Главного Общества; все конторы, все отделы. Остается много свободного места. Будет разбита величественная площадь; по кругу — дома. Отсюда пойдут три новых проспекта.

Что касается Дворца Управления, то об этом речь особо. Он будет расположен немного в стороне.