Жюль Ромэн - Доногоо-Тонка, или Чудеса науки

Лакей возвращается и делает легкий знак. Ламандэн идет за ним. Узкий коридор; потом кабинет профессора.

Это большая и высокая комната, уставленная странными предметами: приборами с разграфленными циферблатами; всевозможных размеров записывающими валиками; батареями трубок, соединенных витой проволокой; большими стеклянными дисками с серебряным и золотым секторами; какими-то коромыслами; индукционными катушками.

Особо выделяется широкое кресло на подставке, с медным головодержателем, медными ручками и медными же педалями.

От сиденья, от спинки, от ручек, от педалей, от головодержателя идут провода и гибкие трубки, соединенные с разными самопишущими приборами.

Неподалеку от кресла на мольберте высится большая черная доска. Слева от доски стоит маленький чернокожий грум в красном, с мокрой губкой и чашкой, полной кусков мела.

Справа у стены большой шкаф, состоящий из нескольких сот нумерованных выдвижных ящичков.

Проф. Мигель Руфиске во фраке, с орденской лентой на шее и сложно сверкающим командорским крестом, любезно встречает Ламандэна и задает ему несколько вопросов.

Затем приглашает его сесть в кресло. Ламандэн повинуется, но выказывает некоторое беспокойство. Проверяя, все ли в порядке, профессор роняет пять-шесть фраз насчет своих принципов и своего метода.

Он поправляет положение рук и ног пациента; укрепляет головодержатель.

Ламандэн закрывает глаза, его лицо принимает сосредоточенное выражение. И вот, мало-помалу стрелки на циферблатах вздрагивают, приходят в движение. Они колеблются, дрожат, более или менее неуверенно замирают. Профессор следит за ними, потом, не спуская с них глаз, принимается решать на доске головокружительные уравнения. Он вычисляет с такой быстротой, что доска заполняется в один миг; но стоящий рядом грум стирает не менее быстро; и когда в руке у профессора ломается мел, он стремительно подает другой кусок. Время от времени Ламандэн тяжело вздыхает. Стрелки тотчас же вздрагивают и ныряют в ту область циферблата, которая на барометрах называется: «Великий дождь. Буря». Наконец, профессор Командор переводит дух и крупными буквами пишет посередине доски:

Ро = 337

Он велит Ламандэну открыть глаза, показывает ему результат, который тот созерцает с довольно глупым видом; потом направляется к шкафу с выдвижными ящичками и из ящичка 337 достает запечатанный конверт, каковой и вручает посетителю.

Они обмениваются любезностями. Ламандэн покидает кабинет с конвертом в руке.

На тротуаре Ламандэн распечатывает конверт и вынимает оттуда рецепт.

Предписываю:

Быть сегодня же в 17 ч. 15 м. на перекрестке Бюси. Начиная с этой минуты внимательно следить за наемными экипажами, въезжающими на перекресток со стороны улицы Мазарини.

Отсчитать шестнадцать экипажей с седоками (пустые экипажи в расчет не принимаются).

При появлении семнадцатого экипажа броситься к нему; поместиться в нем каким бы то ни было путем; но по возможности соблюдая вежливость и не прибегая к насилию.

Заявить седоку или главному седоку, что его возражения бесполезны; что с ним все равно поедут; но что, впрочем, ему с вашей стороны опасаться нечего.

Когда он успокоится, сообщить ему, что вы безоговорочно отдаетесь в его руки; что вы его умоляете, мало того, что вы ему приказываете располагать вашей особой и вашей жизнью в каких угодно целях и вполне по его усмотрению.

Дать ему понять, что для него самое простое — примириться с этим.

Настаивать все усиленнее, вплоть до удовлетворения.

Текст рецепта появляется фраза за фразой, и мы можем судить по лицу Ламандэна о производимом им впечатлении.

Ламандэн, стоя на площадке посреди перекрестка, смотрит на часы и следит за экипажами. Он считает по пальцам. Вдруг он застегивает сюртук и устремляется.

Семнадцатый экипаж — открытый фиакр, влекомый кремового цвета клячей. В нем сидит шестидесятилетний господин. Он в сюртуке, в очках, в черной соломенной шляпе, с ленточкой Почетного Легиона. Рядом с ним лежит портфель. Он читает журнал.

Ламандэн вскакивает в экипаж, вежливо кланяясь.

Экипаж грузно колыхается. Кучер оглядывается через плечо, потом возвращается к своим мыслям.

Шестидесятилетний господин вздрагивает, снимает очки, потрясает ими. Ламандэн умоляет его не бояться, прижимает руку к сердцу, падает на колени.

Шестидесятилетний господин кричит: «Кучер! Кучер!»— но, должно быть, очень слабым голосом, потому что кучер, который как раз в это время сморкается рукой, по-видимому, ничего не слышит. Экипаж продолжает катиться к Одеону. Оба сюртучника жестикулируют. Кучер все так же невозмутим.

Жесты утихают. Седоки, усевшись друг против друга, отирают лоб.

Экипаж останавливается у старого дома на улице де л’Эстрапад. Седоки сходят.

Шестидесятилетний господин пытается отделаться от своего спутника. Но Ламандэн упорствует. Тот воздевает руки к небу, входит в дом. Ламандэн следует за ним по пятам.

Мсье Ле Труадек, сопровождаемый Ламандэном, отворяет дверь своего кабинета. Большая, старомодная комната. Несколько столов. Книжные шкафы. Картотеки. Карты. Мсье Ле Труадек садится с разбитым видом. Ламандэн снова принимается говорить. Он просит только об одном: чтобы мсье Ле Труадек согласился располагать им, его телом и душой. Он просит об этом почтительно, но в то же время весьма настойчиво и с отказом не примирится.

Мсье Ле Труадек пожимает плечами. По-видимому, он считает своего гостя сумасшедшим, может быть, безвредным, но очень надоедливым.

Затем он погружается в свои мысли.

Ламандэн молчит, озирается кругом. Он обращает внимание на своеобразие обстановки. Чтобы не стоять так, он походит к карте и произносит несколько любезных слов насчет географии вообще.

Мсье Ле Труадек поднимает голову, издает звук, похожий на хохот, потом становится перед Ламандэном, скрестив руки: