Любен Каравелов - Болгары старого времени

У меня тут в сумке с собой несколько флаконов. Не мог бы ты какой законник состряпать насчет того, чтобы общественные здания розовым маслом опрыскивать?

Твой Ганю Балканский .

Многоуважаемый господин Балканский! Может быть, Вы уже забыли меня, но я приведу Вам кое-какие подробности и уверен, что Вы меня вспомните. Помните, как, путешествуя по Европе, Вы посетили Прагу и как холодно отнеслись к Вам тамошние болгарские студенты и даже Иречек, — только я один пригласил Вас к себе и Вы застали меня с дочерью хозяйки? А помните, как Вы оставались у них один, как Вас угощали, а Вы пели им «Ночь ужасна»? Я — тот самый Бодков. В настоящее время я кончил университет и вернулся на родину. Не имея среди своих знакомых ни одного влиятельного лица, кроме Вас, обращаюсь к Вам с просьбой помочь мне опубликовать в какой-либо из проправительственных газет прилагаемую корреспонденцию, копию которой тоже прилагаю — лично для Вас, на случай, если бы первый экземпляр затерялся в редакции. Мне кажется, на основе этой корреспонденции правительство имеет возможность составить достаточно ясное представление о моем образе мыслей: в случае необходимости я мог бы написать значительно больше. Я кончил по философскому отделению. Господин Балканский! У меня, кроме того, к Вам еще просьба: отец мой имеет предприятие, и в данный момент ему забраковывают на пятьдесят тысяч левов обуви. Прошу вас, походатайствуйте, чтоб приняли; товар из точно такого же материала был принят у одного еврея. Разве это патриотично? Не подумайте, что, составляя свою корреспонденцию, я старался угодить правительству. Вовсе нет! Забракованная обувь не имеет к ней никакого отношения, и, в конце концов, Вы должны знать, что я не из тех, кто торгует своими убеждениями.

Примите уверение в моем отменном к Вам уважении.

Ваш Бодков.

P. S. Редакция может изменить мою корреспонденцию, как найдет нужным; я не страдаю излишним самолюбием.

Он же.

P. P. S. Обувь забраковали три дня тому назад.

Он же.

А вот корреспонденция, о которой идет речь в письме:

Копия

Господин редактор!

Кровь стынет в жилах, мозг каменеет в черепе, сердце мое перестает биться — и я с душевным трепетом взываю к многоуважаемому правительству с просьбой ответить, есть ли мера его снисходительному отношению к разрушительной разнузданности оппозиционной прессы? Народ хочет знать (я смело могу утверждать это), когда будут переломаны святотатственные руки оппозиции, осмеливающиеся касаться — о ужас! — Непорочной и Священной Особы общего Отца нашего, являющегося залогом нашего счастья и благоденствия {168} 168 Константинов использует подлинную фразеологию болгарской прессы того времени. . Вместо безропотного и благоговейного преклонения перед светлым олицетворением нашей независимости, вместо коленопреклоненной готовности к удовлетворению Высочайших волений и желаний, у нас появляются болгары (выродки болгарского народа), осмеливающиеся приписывать недосягаемой Особе человеческие слабости!! Это — больше чем предательство интересов родины. Это — невиданный в истории разврат! Нашлись даже такие разбойники пера, которые протестуют, стараются помешать и чернят высшую добродетель наших общин, когда те дарят общественные леса, острова и сады Высочайшему своему Любимцу. Величие трона есть одновременно и величие народа, а между тем находятся болгары (вы представляете себе — болгары!), которые, вместо того чтоб гордиться общинами, так наглядно доказывающими нам свою любовь к Короне и династии, вместо того, чтобы ликовать по поводу того, что наше недавно еще дикое отечество покрывается роскошными дворцами и виллами {169} 169 Намек на реакционную речь С. Бобчева, выступившего в защиту увеличения средств на содержание князя, в которой он заявил, что «прогресс человечества состоит или хотя бы зависит от строительства дворцов» («Социалист», 1895, № 14). , — даже и этим недовольны! Такие недовольные сеют в обществе разврат, и болгарский народ должен глядеть на них с отвращением. Они являются причиной нравственного упадка нашего общества, поселяя между правительством и обществом недоверие, которое так скверно отражается на благоденствии народа. От этого недоверия страдают частные интересы наиболее почтенных и добросовестных торговцев, как показывает случай с нашим глубокоуважаемым согражданином NN, у которого на днях по недоразумению была забракована на 50 000 левов обувь из лучшего материала. Таким образом, правительство обязано принять меры к тому, чтобы раз и навсегда заткнуть рот оппозиции. Это — пламенное желание болгарского народа.

X. Y.

Господин редактор!

Обещаю Вам и впредь присылать в любом количестве такого рода корреспонденции против оппозиции, только прошу не открывать моего имени публике. Я кончил философское отделение.

С почтением

Бодков.

Господин Бодков!

Вспомнил я, как не вспомнить вашу милость. Помню и тебя, и невесту твою, и мамашу их приятную: как я научил их готовить то-се, как на рояле мы с ними играли, — все хорошо помню. Ты теперь все науки превзошел — по тебе видно, философия эта самая не только для того придумана, чтоб других людей дураками выставлять. А вот что насчет обуви ты пишешь, так маленько вы обочлись: такого дела корреспонденциями не уладишь; ежели у еврея, ты говоришь, приняли обувь, — так, ясно, примут, коли ему известно, где Авраам коренья копает, — развяжи и ты мошну. Письмо твое я прочел все как есть, от начала до концами сообразил, в чем у тебя вышла закавыка. Да, предприятия иметь — не всем по зубам; это тебе не философия, должен ты сам понимать, от кого зависит, чтобы обувь твою приняли, — от отца твоего то есть. А что ты насчет династии — давай шпарь, мода нынче такая. Да и то сказать: от слова не загорится. Кланяюсь Вам.

Ваш Ганю Балканский

Многоуважаемый господин Ганю!

Обращаюсь к вам, так как вы есть народный представитель, и прошу, чтобы вперед не повторялось такое, когда целым полком ходят в лес и лают, как собаки, и господа офицеры бьют зайцев, потому нас прислали не для того, чтоб учиться лаять, а чтоб оборонять свое отечество, и мы совсем уморились, с ног валимся, слезы из глаз бегут, ничего не жрамши, а тебя лаять заставляют, да чтоб хорошенько, как легавая, а то сейчас в морду, что по-охотничьи, по-собачьи лаять не умеешь, а убили всего пять (5) зайцев. Хорошо еще, ни одного солдата не ранили, а то и ему бы всыпали — мол, не остерегся. А еще назначили меня вестовым, и я стираю штаны ребятишкам и на козлах сижу. Срамота просто, и прошу вас издать закон, а больше писать нечего. Письмо разорвите. Готовый к услугам