Александр Минчин - Факультет патологии

И вдруг она неожиданно появляется передо мной:

– Вот и все, я готова.

– О, чудо, – говорю, – ты правда необыкновенная женщина, что не заставила ждать так долго.

– Пошли? – Она делает первый шаг.

И тут я продираю глаза и смотрю на нее. Она одевается так, что мне стыдно идти с ней рядом по улице. Нет, не броско, а очень тонко, со вкусом и обалденно выдержанно: в кофейный костюм с поднятыми плечами и удлиненную юбку с изящным разрезом сбоку от колена, кофты не видно, так как на шее что-то легкое и воздушное повязано. И все в тон – от туфель до сумки и платка. Феноменальный ансамбль, мне не верится, что она когда-то давно, сегодня, была моя. (Эта женщина из какого-то чудного журнала, прекрасная фотография законченного совершенства.) Такая женщина не могла быть моей: она совершенство. Я стою и не двигаюсь.

– Пошли, Саша. Ты что стал?

– Э-э… Наташа, мне неудобно идти с тобой.

– Это почему? Что, я плохо выгляжу? Неужели она не знает цену себе? И на такого недоделанного позарилась! А я еще там выставляюсь, делаю всепобеждающего героя из себя, победителя.

– Нет! Ты чудесно выглядишь…

– Я рада, что тебе нравится… что нравлюсь тебе.

– Но я плохо выгляжу, мне неудобно идти с тобой.

Я взглядываю на вытертовато-потертые джинсы песочного вельвета, туфли…

– Пойдем, не придумывай, Саш. Мы же идем к твоим родителям, и я должна была как-то одеться… скромно.

Нет, обалденная девчонка.

– Хороша скромность…

– Ну, Саш. Ты же не хочешь, чтобы тебя здесь кто-то увидел.

Я подпрыгиваю как ужаленный, и мы быстро удаляемся.

– Откуда ты знаешь?

– Я видела, как с тобой Городуля разговаривала, она живет этажом ниже меня.

– Как, ты уже тогда была готова?

– Да, я стояла в подъезде и ждала, пока она уйдет.

Изумительная женщина.

– Я же тебе говорила, что быстро все делаю, я тебя не обманывала.

Я еще прибавляю шаг, ускоряя.

– Почему ты боишься, чтобы тебя увидели со мной?

– Ну… это сложно.

– Нет, ты смотри, ему даже не стыдно подтверждать. – Она смеется. – Удивительный мальчик, первый, кому со мной стыдно появляться. Хоть бы отказался!

Я улыбаюсь, глядя на нее, мы приближаемся к Новодевичьему.

– Я что, такая уродина, и тебе поэтому неудобно, что тебя увидят рядом, да?

– Нет, я не хочу и не желаю, чтобы увидели тебя, а не меня. Я ненавижу, чтобы МОЕ перемалывали на курсе и щупали все, кому не лень. Тебе понятно?!

– Хорошо, хорошо, успокойся, я не думала, что это заденет тебя.

Я погорячился. И целую ее в щеку, остужаясь. Но не до конца.

– Поэтому не задавай ненужных вопросов, я всегда делаю то, что правильно. И единственно верно.

Она расплывается в улыбке, бесподобной.

– Что вы говорите?! Я этого не знала.

И тут я не выдерживаю своего напыженного вида и смеюсь.

– Саша, а куда мы идем? – спрашивает она. Тут я вспоминаю, что забыл спросить ее.

– У нас еще целый час, ты не хочешь прогуляться до моста, а потом по той стороне набережной?

– Конечно. С тобой…

– Спасибо.

– За что ты меня благодаришь, это мне приятно, что мы дольше будем идти… А ты любишь гулять, ходить, брести? – мечтательно спрашивает она.

Но не могу же я ей сказать, что за 33 копейки ни одно такси не довезет нас до моего дома.

– Да, очень, – отвечаю я.

Мы идем мимо Новодевичьего кладбища, которое уже закрывается, и последних посетителей выпроваживает человек в форме милиционера.

Вдруг взгляд ее грустнеет.

– Что случилось, а? Она сжимает мой локоть.

– Здесь лежит мой дедушка.

Мы почти до моста идем молча. Мне нравится ее походка, какая-то необыкновенная. Она вообще вся необыкновенная.

– Он очень любил меня…

Я вежливо молчу. Чтобы не мешать, не перебивать ее воспоминания.

Мы поднимаемся на мост, она идет рядом.

И вдруг грохочет поезд, нарастая, и вот уже несется в метре, шаге от нас; она охватывает меня руками, вжимаясь в мое тело, и вздрагивает сильно. Я же говорил, в первый раз впечатление, что мост в реку рушится, и вы вместе с ним.

Сумка ее, в виде конверта, падает, я поднимаю, когда поезд прошел, и спрашиваю: все ли в порядке?

– Да, я просто испугалась.

– А я думал, что ты бесстрашная. Она улыбается.

– Почему?

– Ну, если уж согласилась на меня…

Ее улыбка окрашивается, и губы, что-то шепча, произносят.

– Что ты сказала, быстро?

– Как ты узнал, ах, да, я забыла, что ты наблюдательный.

– Быстро, а то не пойдем никуда.

– Чтобы тебя обошли все несчастья…

Я целую ее губы долго, сильно, больно, бесконечно, вечно.

Я не знаю, сколько проходит времени, но его проходит ровно столько, сколько нужно до начала самого обеда.

Я звоню в дверь. И нутро мое подбирается. Я взглядываю на свою спутницу: она чиста. Только губа немного кривится и вздута. От моего поцелуя.

Открывает мама. Прихожая у нас большая… Она входит, мною вперед пропущенная, тихая, скромная, стройная.

– Здравствуй, мама. Это Наташа.

– Здравствуйте, – она улыбается, – очень приятно.

И в этот момент выходит мой отец. Я застываю. Он останавливается и долго смотрит на меня. Не моргая. Потом вдруг раскрывает руки, и мы обнимаемся, похлопывая друг друга.

– Блудный сын, – шепчет он, я целую его всегда и вечно выбритую щеку. Он разжимает объятия.

– Простите, девушка, у меня с сыном свои проблемы. Поэтому вы – не первая… Не по приличиям.

– Ты ее тоже обнимать собираешься? – шучу я.

– С удовольствием, если она не против, она очень стройная. Как вас зовут?

– Наташа.

Он представляется полностью. Со всеми регалиями.

– Мне очень приятно, – говорит она.

– Знакомое имя. У тебя, кажется, была Наталь… – он осекается.

Она делает вид, что не слышала.

– Пап, это тебе, – протягиваю я.

– Спасибо большое, уважил отца.

И мама кладет в испаритель шампанское.

– Как вам мой сын, Наташа? Не устали еще?

– Что вы, это он немного устал от меня.

– Это у него случается. Я бы не устал, это точно…

Она улыбается. Батя молодых любит больше, чем солнце и его сияние.

– Прошу в комнату, Наташа.

Она проходит, он открывает дверь, ухаживая за ней. Стол накрыт очень красиво, хрусталь, посуда, серебро, как всегда умеет накрывать только моя мама.

– Садитесь на диван, Наташа, чувствуйте себя, как дома, свободно.

– Благодарю вас.

Я не узнаю ее. Он садится в кресло.

– Чем вы занимаетесь, если не секрет? – Учусь в том же институте, что и Саша.

– И по какой специальности?

– Русский язык и литература.

– Приятное совпадение. – Он расплывается в улыбке, и я улыбаюсь, на него глядя. Мы знаем, почему мы улыбаемся: он меня из-под палки туда загонял, я не хотел там учиться, в театральный все рвался.

– Вы не обращайте внимания, Наташа, это у нас семейное. Саша вам потом, если будет интересно, расскажет. А вы живете в Москве, с родителями?