Кальман Миксат - ИСТОРИЯ НОСТИ-МЛАДШЕГО И МАРИИ TOOT

Дед исчез в лачуге, а из открытой двери вылетел дог, «мистер Блиги». Он с шумом встряхнулся, вырвавшись из плена, и из пепельной шкуры поднялось облако пыли.

— Ах! Блиги! Оп-ля, Блиги! Поди сюда, собачка, — обрадовалась Розалия и выпятила алые губки, пытаясь засвистеть, что ей никак не удавалось.

Все же «мистер Блиги» подошел, помня ее еще по прошлому году, и помахал хвостом. Роза наклонилась, потрепала пса ручкой по боку, что ему было явно приятно: он еще раз сильно потянулся и уселся рядом, благодарно мигая умными глазами.

— Так ты узнал меня, мистер? Как это мило, золотко! Ну, а где твоя хозяйка? Она ведь недалеко? Веди меня к ней!

Блиги, будто поняв, двинулся по борозде, по которой днем шла Мари, и, принюхиваясь, вывел юную гостью на дорогу. Иногда дог останавливался и оглядывался.

— Хорошо, хорошо, иди вперед! Ну, не бойся! Я за тобой иду, ты ведь знаешь, где Мари.

Пес двигался уверенно, Роза следовала за ним, хотя начала удивляться, что Мари забрела так далеко, и не без робости подумывала о том, что поступает легкомысленно, блуждая по незнакомым местам, — но теперь уж легче добраться до цели с собакой, чем вернуться домой в одиночестве. И она продолжала идти, пока вдруг не очутилась в веселой толпе на винограднике Финдуры.

Блиги, обладавший. поразительной осведомленностью или инстинктом, пробирался среди девушек, отыскивая лазейки между множеством накрахмаленных разноцветных, будто сцепленных между собой юбок, и вдруг, подпрыгнув от радости, шаловливо вскинул передние лапы на ничего не подозревавшую Мари Тоот и длинным красным языком облизал ей руки.

— Блиги, бесстыдник! — живо вскричала Мари. — Как ты сюда попал? Ой, как ты меня напугал!

Но изумление и испуг девушки усилились еще больше, когда кто-то, не говоря ни слова, неожиданно обхватил ее за шею, справа и слева осыпая звонкими поцелуями.

— Господи, Роза! Это ты?

Хорошенькая головка Мари Тоот все еще была одурманена воспоминанием о веселье, волновавшие ее чувства были смутными, а блестящие глаза видели лишь одно лицо, один образ — того, кого она так ждала. И вот вместо него появляется Роза Велкович! Тонкое личико покрыла смертельная бледность, Мари дрожала как осиновый лист.

— Боже мой, что случилось? Ты белая как мел! — испуганно вскричала Розалия.

— О, ничего, ничего, — глухо проговорила Мари и улыбнулась.

— Что с тобой, родная! И почему на тебе это гадкое платье? Мари невольно прижала маленькую дрожащую ручку к губам подруги.

— Ни слова об этом, Розика, ни слова, пока я не расскажу тебе все подробно. Это страшная тайна!

Сцена была довольно странная. Роза чувствовала, что явилась не вовремя, а Мари не могла скрыть свой испуг, вместо радости свидания повеяло каким-то холодком. Некоторое время обе молча смотрели друг другу в глаза, Мари сделала движение, словно желая спрятаться, потом, заметно расстроенная, спросила:

— Как ты сюда попала?

— Меня привела собака.

Мари инстинктивно пнула Блиги ножкой, которая до щиколотки виднелась из-под юбки, сшитой на Клари. Тогда Розалия гневно и надменно вскинула голову (тут-то и узнал ее Фери Ности).

— Как видно, я некстати.

— О, что ты, — возразила Мари, но лишь приличия ради. — Сказать по правде, я в несколько щекотливом положении: вот-вот начнется кадриль и придет мой кавалер.

— Что? Твой кавалер? — удивилась Роза, округлив глаза. — А что, собственно, здесь происходит?

— Праздник, сбор винограда. Здесь ремесленники Папы веселятся.

— И ты здесь танцуешь?

— Да, — несмело призналась Мари.

— В этом платье?

— Да.

— С этими людьми?

— Да, — ответила Мари твердо, но чуть-чуть нервничая. — И поэтому ты окажешь мне большую услугу, Розика, душенька, если оставишь меня одну, потому что, я уж сказала тебе, сейчас придет мой кавалер.

— Да что я, съем твоего кавалера? — возмутившись, вспылила Роза. — Мари, Мари, я боюсь, ты на неверном пути.

— Но ты ведь видишь, — сбивчиво зачастила Мари, — как я наряжена… я играю роль служанки… мы обменялись с Клари платьями. Если станет известно, что ты моя подруга, хитрость раскроется, люди все поймут, в особенности мой кавалер, и я попаду в очень неприятное положение. Умоляю, ступай разыщи Клари, она тебе все объяснит, а после кадрили я прибегу к вам, и мы пойдем домой.

— Ты очень любезна, — ядовито, произнесла Роза.

Служанку найти было нетрудно. Ее господская одежда выделялась в глазеющей толпе, как мак на овсяном поле. Саженях в десяти от площадки для танцев находилась двуколка, на которой час назад привез бочку с пивом разукрашенный лентами осел. Осла отпрягли попастись, а двуколку опрокинули озорные подростки; на ней-то и стояла среди прочих Клари: отсюда отлично все было видно.

Но как ни бросалась в глаза парижская шляпка Клари, все же служанка заметила Розалию Велкович еще раньше и, в ужасе от того, что тайна раскрыта, а может, и вся семья уже на горе и для нее сию секунду «минет год» [81] …для нее сию секунду «минет год»… — Намек на обычай нанимать батраков и другую рабочую силу сроком на год (договор о найме заключался обычно в рождественские праздники). , спрыгнула с двуколки и побежала целовать Розалии ручку.

— Что за комедия, Клари? — накинулась на нее Роза. — Что вы тут делаете?

Горничная чистосердечно призналась, что была вынуждена повиноваться барышне Мари. Она всего лишь бедная служанка, очутившаяся между двух огней. Уж как она старалась отговорить барышню, да ведь та своенравна, упряма, даже слушать не пожелала. Забрала себе в голову во что бы то ни стало попасть на праздник, где знакомых не встретит, вот и обменялась с Клари платьем, чтобы, замешавшись в толпе девушек, проверить, пригласят ли ее танцевать просто ради нее самой.

Рассказывала Клари утомительно долго, голосом, прерывавшимся от раскаяния, и все время подчеркивала навязчивую идею своей маленькой хозяйки, будто та уродлива, будто к алтарю ее хотят повести только ради приданого. Роза несколько раз перебивала ее: «Мари просто ненормальная!», «Да ведь Мари красавица!» У нее даже вырвалось: «Была б я такая, как Мари!» Разумеется, приличия требовали, чтобы Клари немедленно возразила, но служанка оставила восклицание Розы без внимания, что той пришлось явно не по вкусу, и, вздернув носик, она чуть ли не враждебно взглянула на Клару, чего, однако, та снова не заметила, ибо, описывая собственную невиновность и преданность семье Тоотов, разразилась слезами, кои, струясь по щекам, смывали с них помаду, как стекающие с гор потоки уносят поверхность почвы. Итак, вместо того чтобы острым всевидящим оком следить за барышней Розой, Клари утирала глаза, да к тому ж еще по-мужицки, рукавом — ведь на платье Мари не было передника.