Дин Лин - Солнце над рекой Сангань

— Вот только два дня тому назад, — начал один старик, — Крестьянский союз призывал нас высказаться о том, как мучил нас помещик, сколько мы натерпелись от него горя. А теперь, впервые за десятки лет, я счастлив. В прежнее время даже счастье оборачивалось для меня бедой. Вот был такой случай: жена моя родила, стал я счастливым отцом, меня поздравляли, а в голове у меня была только одна мысль: где бы достать хоть пшена, чтобы сварить кашу для роженицы. Целый день я понапрасну обивал ноги, и только на другое утро мне удалось получить три шэна крупы под залог одеяла. А еще был год, когда я остался должен Цзян Ши-жуну за аренду один дань и восемь доу зерна. Когда Цзян Ши-жун потребовал возврата долга, в доме не было даже отрубей. Из страха, что он пошлет меня на каторжные работы, я продал свою старшую дочь. Ах, что об этом вспоминать? Я не плакал, а радовался за нее — не умрет с голоду. Я даже ничего не сказал ей на прощанье. Я сам уже был не человек, и сердце у меня стало словно каменное. Когда Крестьянский союз велел мне вместе с арендаторами идти за документами к помещику, я сначала испугался. Я уже стар, казалось мне, зачем навлекать беду на своих детей? Но и отказаться не посмел, поплелся вместе с другими. Кто мог предвидеть, что все в мире перевернется, что земля помещика Цзян Ши-жуна окажется в наших руках. Какая радость! Теперь мы над нею хозяева. Бедняк стал хозяином рек и гор. Казалось бы, теперь только радоваться, так нет же! Все вспоминаешь прошлое, сколько горя мы вынесли.

— До сих пор я думал, — поднялся другой старик, — что задолжал Цзян Ши-жуну и в предшествующей, и в этой жизни, и на веки веков. Никогда, казалось, мне с ним не расплатиться. Но вчера мы подсчитали, кто кому должен. И что же? Работал я на него шесть лет, платил ему в год восемь даней зерна, а он и пальцем не шевелил, только и знал, что на счетах прикидывать: шестью восемь сорок восемь, да еще подгонять процент на процент. Какие уж там пятнадцать му — я уплатил ему больше, чем за пятьдесят. Всю жизнь мы бедствовали, спины не разгибали, сыновья и внуки наши должны были бы работать на помещика, как волы, как вьючные животные. А все потому, что нас съедала арендная плата. Чем больше он с нас драл, тем крепче садился нам на шею. Но ведь мы люди, а не рабочий скот! Теперь я все понял, все! Не будем больше таскать это ярмо до конца наших дней. И дети и внуки теперь избавлены от помещичьего гнета.

— Землю у Цзян Ши-жуна мы отобрали, — заговорил и третий старик, — но в старостах он все еще числится. Кое-кто еще боится его, слушается. Снять его с должности! И на Цзян Ши-жуне дело не должно кончиться, есть и другие богачи. Всех надо пригнуть к земле!

— Цзян Ши-жун всегда нагонял на нас страх, — подал голос еще один арендатор. — Он и тут было заважничал, а потом сразу размяк, точно воск на огне, все руки складывал да кланялся. Все оттого, что нас много. Если народ идет вместе — он сила. Помещик знает, кто нам опора: Восьмая армия и коммунистическая партия.

Хань Тин-шуй, бывший боец Восьмой армии, чтобы поднять дух крестьян, стал рассказывать о том, как Восьмая армия стоит насмерть, защищая бедняков. Взволнованный его рассказом, Ван Синь-тянь вскочил:

— Завтра же я всем скажу об этом. Мы должны подняться на борьбу, я не успокоюсь, пока мы не свалим Цянь Вэнь-гуя. Послушайте, что он с нами сделал: когда мне было четырнадцать лет, хотели меня послать в гарнизон Гуанань на стройку японских оборонительных сооружений. Но Цянь Вэнь-гуй обозвал меня лодырем и сказал, что для острастки меня следует отправить в организацию молодежи, в город Чжолу. Отец испугался до смерти. Ведь при японцах это означало стать солдатом марионеточного правительства. Старостой тогда был Лю Цянь. Мой отец — он вспыхивает как огонь — побежал к старосте и накинулся на него за то, что тот не отстоял меня. Лю Цянь промолчал, а на другой день пришел с двумя полицейскими, чтобы связать меня и увести. Отец бросился на Лю Цяня и свалил его с ног. Тогда полицейские начали бить отца, а Лю Цянь стал перед отцом на колени, да и говорит: «Хоть убей, я ничего поделать не могу. Я ведь не Янь, властитель ада, а только мелкий чорт на посылках. Разве я властен вычеркнуть твоего сына из списка мертвых?»

Отцу посоветовали сходить к Цянь Вэнь-гую. Тот долго увиливал, но, в конце концов, согласился оставить меня дома, если мы внесем старосте шесть даней зерна. Чтобы спасти меня, пришлось продать дом. Отец обвинял тогда Лю Цяня в вымогательстве. И только когда сам Лю Цянь продал землю, чтобы расплатиться с Цянь Вэнь-гуем, когда он сошел с ума, отец понял, кто его враг! Отец боится Цянь Вэнь-гуя, но если против него пойдет вся деревня, отец не оробеет, рассчитается с ним, потребует обратно наш дом.

Все остальные тоже вспоминали о своем прошлом, о тяжелой и унизительной жизни. Наконец, Го Фу-гуй сказал, что сейчас самое важное — как можно скорее произвести раздел земли Цзян Ши-жуна, это воодушевит и остальных арендаторов, облегчит борьбу с другими помещиками.

— Мы пошли первыми и одержали победу, — продолжал он. — Товарищи из бригады и наши активисты остались нами довольны. «Вы поработали для бедняков», — сказали они. Я решил землю для себя не брать — нужно выделить часть для самых бедных безземельных крестьян. Пусть знает деревня, что мы действуем справедливо и заботимся не только о себе. Я молод, не женат, как-нибудь проживу. У вас старики и дети, вам земля нужнее. Оставьте себе земли в меру надобности, а остальную разделите между бедняками. Нужно подумать и о них. В Крестьянском союзе нам сказали, что большая часть владений Цзян Ши-жуна теперь в наших руках, что нужно какую-то часть выделить для других и обсудить на общем собрании наше решение, чтобы все одобрили его.

Накануне, вернувшись от Цзян Ши-жуна, арендаторы вместе с Вэнь Цаем, Ян Ляном и Чжан Юй-минем порешили начать раздел земли с Цзян Ши-жуна; выработать план и представить его на обсуждение общего собрания поручили арендаторам, чтобы еще более поднять энтузиазм и укрепить победу. Так девять бывших арендаторов образовали временную комиссию по переделу земли.

Когда об этом узнали в деревне, крестьяне потянулись в союз с обвинениями против Цзян Ши-жуна. Все требовали расчета с ним и конфискации его имущества. Почему он все еще живет в своем большом доме, построенном на крови народа? Почему ему оставляют так много зерна? Ведь все знают, что он прячет зерно в двойной стене своего дома. Почему оставляют ему так много одежды, когда у бедняков и штанов-то нет?

С шумом и криком народ двинулся к дому Цзян Ши-жуна, а тот в это время метался по деревне, чтобы умолить кого-нибудь из властей оставить ему побольше земли. Не найдя помещика дома, крестьяне взволновались: