Андре Моруа - Для фортепиано соло. Новеллы

— Ну вот еще! Ехать в гостиницу, чтобы встать в пять утра! Это ужасно… А вы что будете делать?

— О, мадам, мне повезло: у меня есть друг, который работает и живет прямо тут, в аэропорту. Я оставил машину у него в гараже. Пойду заберу ее и вернусь домой.

Через мгновение он добавил:

— А вообще-то нет… Я воспользуюсь этой отсрочкой, чтобы кое-что осмотреть… Я строю органы, и время от времени мне надо проверять состояние моих инструментов в разных церквях Лондона… Так что мне представилась неожиданная возможность проведать два или три инструмента.

— А вы можете по ночам заходить в церкви?

Он засмеялся и вытащил из кармана огромную связку ключей.

— Ну конечно! Я обычно проверяю клавиатуру и мехи именно ночью, чтобы никому не мешать.

— А вы сами играете?

— Как умею.

— Наверное, это красиво — органные концерты в темноте и в одиночестве.

— Красиво? Не знаю. Я, конечно, люблю церковную музыку, но я не бог весть какой органист. Однако удовольствие я получаю, это точно.

Он поколебался минутку, а потом сказал:

— Послушайте, мадам, я хочу вам предложить одну странную вещь… Мы не знакомы, и я никак не могу рассчитывать на ваше доверие… Но если бы вам вдруг захотелось поехать со мной, я мог бы вас увезти и потом привезти обратно… Вы, наверное, музыкант?

— Да. Как вы угадали?

— А вы красивая, как мечта художника. Тут не ошибешься.

Признаюсь, этот комплимент меня тронул. В этом мужчине чувствовалась какая-то странная властность. Я понимала, что разъезжать глубокой ночью по Лондону с неизвестным мне человеком было бы неосторожно; я предвидела возможные опасности. Но у меня просто не хватило времени, чтобы отказаться.

— Пошли! — сказала я ему. — А как мне быть с сумкой?

— Положим ее в багажник, вместе с моей.

Я не смогу назвать вам три церкви, которые мы посетили той ночью, и рассказать, что именно играл мой таинственный спутник. Помню винтовые лестницы, по которым я поднималась с его помощью, свет луны, проникавший через витражи, и изумительную музыку. Я узнавала мелодии Баха, Форе, Генделя, но, по-моему, большую часть времени он импровизировал. И это меня потрясло. Мне казалось, что я слышу бурные излияния страдающей души. За ними следовали небесные аккорды, похожие на нежную ласку. Я словно опьянела. Я спросила этого потрясающего музыканта, как его зовут. Он ответил: Питер Данн.

— Вы, наверное, знамениты, — сказала я. — Это же дар Божий.

— Не верьте в это. Это иллюзия, навеянная ночью и временем. Я посредственный исполнитель. Но меня вдохновляет вера, а сегодня — и ваше присутствие.

Заявление такого рода меня не удивило и не шокировало. Питер Данн был одним из тех людей, с которыми уже через несколько минут устанавливаешь удивительно близкие отношения… Он был не от мира сего. Когда мы вышли из третьей церкви, он просто сказал:

— Сейчас всего лишь полночь. Вы не хотите провести оставшиеся нам три или четыре часа ожидания у меня дома? Я приготовлю вам омлет. Есть еще какие-то фрукты. Завтра должна была зайти домработница и все это забрать.

Я почувствовала себя счастливой, и уж раз я все вам рассказываю, то признаюсь, что в глубине души я надеялась, что этот вечер станет началом любви. Женщины в большей степени, чем вы, мужчины, зависят от колебаний своих чувств, своего восхищения. Эта божественная музыка, эта наполненная песнями ночь, эта мягкая и сильная рука, ведшая меня в темноте, — все порождало эти смутные желания. Если бы мой спутник захотел, я бы отдалась на его милость… Так уж я устроена.

Мне понравилась его маленькая квартирка, заполненная книгами, со стенами, выкрашенными белой краской «под яичную скорлупу», с черным бордюром. Я сразу почувствовала себя как дома. Я сама сняла шляпу и дорожное пальто. Я предложила помочь ему приготовить нам ужин в его крохотной кухоньке. Он отказался:

— Нет, я привык сам. Возьмите книгу. Я вернусь через несколько минут.

Я выбрала «Сонеты» Шекспира и успела прочесть три или четыре, отлично соответствовавшие тому восторженному состоянию, в котором я пребывала. Потом Питер вернулся, поставил передо мной маленький столик и подал еду.

— Как все вкусно, — сказала я. — Мне так нравится… Я проголодалась. Вы просто удивительный человек! Вы все так хорошо делаете. Женщина, разделяющая с вами жизнь, просто счастливица!

— Никакой женщины в моей жизни нет… Но я бы больше хотел поговорить о вас. Вы ведь француженка, это очевидно. Вы переезжаете в Америку?

— Да, я выхожу замуж за американца.

Он не выглядел ни удивленным, ни недовольным.

— Вы его любите?

— Наверное, люблю, раз я решила, что мы должны быть всегда вместе.

— Это не обязательно, — сказал он. — Есть браки, в которые люди просто втягиваются, медленно и незаметно, хотя на самом деле их не желают. Внезапно осознаешь, что взял на себя обязательства. И уже нет смелости отступить. Вот и несостоявшаяся судьба… Напрасно я говорю вам все эти пессимистические вещи, ведь я ничего не знаю о вашем выборе. Невероятно, чтобы такая женщина, как вы, могла ошибиться… Единственное, что меня удивляет…

Он замолчал.

— Говорите… Не бойтесь меня смутить. Я самый открытый человек на свете… я хочу сказать, что я лучше всех на свете умею видеть свои поступки и судить их со стороны.

— Ну хорошо! — продолжал он. — Единственное, что меня удивляет, это не то, что американец сумел вам понравиться (среди них есть очень яркие и даже очень привлекательные люди), а то, что вы захотели провести всю жизнь с ним, в его стране… Вы действительно увидите там «новый свет», где все ценности будут для вас чужими… Может быть, это английские предрассудки… Может быть, ваш нареченный сам по себе настолько идеален, что вы не придаете никакого значения обществу, которое будет окружать вас.

Я на минутку задумалась. Не знаю почему, но мне казалось, что все, что я говорю Питеру Данну, имеет огромное значение, и что я обязана точнейшим образом растолковать ему тончайшие оттенки своих мыслей.

— Не думайте так, — сказала я. — Джек (мой будущий муж) вовсе не идеальный мужчина, и я уверена, что сам по себе он не сможет восполнить мне отсутствие милого моему сердцу окружения… Нет… Джек чудесный парень, очень честный человек, он будет мне хорошим мужем в том смысле, что он не станет меня обманывать и сделает мне здоровых детишек. Но помимо этих детей, помимо его работы, политики и историй о наших друзьях, у нас будет мало общих тем для разговоров… Поймите меня, Джек вовсе не глуп; он очень удачливый бизнесмен; у него определенно есть чувство красоты, достаточно определенные вкусы… Вот только стихи, картины, музыка для него ничего не значат. Он никогда о них не думает… Это важно? В конце концов, искусство — всего лишь один из видов деятельности человека.