Марк Твен - Приключение Гекльберри Финна (пер. Ильина)

И понял я, что зашел в тупик. Взял я ее с пола, подержал в руке. Меня била дрожь, потому как я должен был выбрать на веки вечные что-то одно из двух и понимал это. Посидел я так с минуту, почти и не дыша, а потом и говорю себе:

— Ну и ладно, значит, пойду в ад, — и разорвал письмо.

Страшная это была мысль и слова страшные, но я их произнес. И назад не взял, а о том, чтобы исправиться, даже и думать перестал навсегда. Просто выбросил это дело из головы, сказал себе, что снова встану на стезю порока, она мне в самую пору подходит, меня для нее и растили, а другая мне не годится. И для начала, украду-ка я Джима еще раз, вызволю его из рабства, а если измыслю чего похуже, то и это сделаю, потому что, коли уж я погряз в грехе, и погряз навсегда, так имею полное право грешить напропалую.

И начал я размышлять, с какого конца мне за дело взяться, и перебрал много разных способов и, наконец, составил план, который показался мне подходящим. Потом высмотрел немного ниже по реке лесистый остров, а когда стемнело, подвел к нему плот, укрыл его и спать завалился. Проснулся я еще затемно, позавтракал, облачился в покупную одежду, а другую и еще кой-какие вещи увязал в узелок и поплыл в челноке к берегу. Пристал немного ниже места, в котором стоял по моим прикидкам дом Фелпса, спрятал узелок в лесу, наполнил челнок водой, навалил в него камней и затопил примерно четвертью мили ниже стоявшей на берегу, у устья речушки, маленькой лесопилки, решив, что когда он мне снова понадобится, я легко его здесь найду.

А после вышел на дорогу и, проходя мимо лесопилки, увидел на ней вывеску: «Лесопилка Фелпса». В двух-трех сотнях ярдов за ней стояла и ферма. Смотрел я в оба, но так никого и не увидел, хоть день был уже в разгаре. Впрочем, меня это устраивало, я не хотел пока попадаться кому-нибудь на глаза, мне нужно было только с местностью ознакомиться. По моему плану, прийти сюда мне следовало из города, а не снизу. Так что я просто огляделся как следует и потопал в город. Ну и первым, кого там увидел, оказался герцог. Он клеил на забор афишу «Королевского совершенства» — всего три представления, как в прошлый раз. И хватало же им наглости, мошенникам этим! Я наскочил прямо на него, увильнуть не успел. Он, похоже, здорово удивился и говорит:

— Здорово! Ты откуда взялся? — а следом спрашивает, радостно и нетерпеливо: — А плот где? Ты хорошо его спрятал?

Я отвечаю:

— Я как раз об этом и хотел спросить у вашей милости.

Радости в нем мигом поубавилось. Он говорит:

— С какой же стати у меня-то об этом спрашивать? — говорит.

— Ну, — отвечаю, — когда я вчера увидел короля в той забегаловке, то решил, что до плота нам его еще несколько часов дотащить не удастся, не скоро он протрезвеет, и пошел прогуляться по городу, чтобы время скоротать. И тут подходит ко мне какой-то мужчина и предлагает десять центов, чтобы я помог ему переплыть в ялике через реку и привезти оттуда барана, я, конечно, согласился; и когда мы стали барана в ялик грузить, мужчина дал мне конец веревки, к которой баран был привязан, а сам хотел его подсадить, да только баран оказался сильнее меня, вырвался и побежал, а мы за ним. Собаки у нас не было, и пришлось нам гоняться за ним по всему округу, пока он не притомился. До самой темноты гонялись, только тогда и словили, а как привезли в город, я пошел к плоту. Пришел, а его нет. Я и говорю себе: «Это, значит, у них тут чего-то стряслось и пришлось им удирать, и негра моего они с собой прихватили, а он был единственный негр, какой у меня есть на всем белом свете, и теперь я оказался в чужих местах, собственности у меня никакой, и чем мне на хлеб заработать, я не знаю» — и сел на землю, и заплакал. А ночь всю в лесу провел. Но что же тогда с плотом-то сделалось? И с Джимом — с бедным Джимом?

— Да откуда мне, к черту, знать — то есть, это я о плоте. Старый дурак продал тут кое-что за сорок долларов, но к тому времени, как мы с тобой отыскали его в забегаловке, тамошние бездельники уже успели втянуть его в игру, полдоллара ставка, и он спустил до цента все деньги, кроме тех, какие на виски успел потратить, а когда мы, уже к ночи, добрались до плота и увидели, что его нет, то сказали друг другу: «Маленький мерзавец увел наш плот и удрал вниз по реке, а нас бросил».

— Я же не бросил бы моего негра, так? — единственного в мире, мое единственное достояние.

— Об этом мы не подумали. Понимаешь, мы уже привыкли считать его нашим негром; ну да, вот именно, — и видит бог, хлопот нам с ним досталось выше головы. Так что, когда мы обнаружили, что плот исчез, и поняли, что вконец разорены, нам только и осталось, что тряхнуть стариной и еще раз поставить «Королевское совершенство». Я с того времени пашу, не покладая рук, а в горле сухо, как в рожке с порохом. Где твои десять центов? Давай их сюда.

Денег у меня хватало, так что я дал ему десять центов, но попросил при этом, чтобы он купил на них еду и мне немного дал, потому как это все мои деньги, а я со вчерашнего дня ничего не ел. Он не ответил. А секунду спустя вдруг повернулся ко мне и говорит:

— Как по-твоему, не выдаст нас твой негр? Вот пусть только попробует, мы с него шкуру сдерем!

— Как же он вас выдаст? Он же сбежал.

— Да нет! Как раз его старый обормот и продал, а со мной выручкой не поделился, потому-то все деньги и пропали.

— Продал ? — говорю я и начинаю плакать. — Так ведь он же был моим негром, значит и деньги эти были мои. Где он? Я хочу вернуть моего негра.

— Ну, вернуть его тебе вряд ли удастся, так что утри сопли и перестань нюнить. Слушай, а сам-то ты нас не сдашь? Что-то не верю я тебе. Но, знаешь, если ты надумал донести на нас…

Он умолк и взгляд у него стал очень неприятный, я такого у герцога до тех пор и не видел. Ну, я поскулил еще немножко и говорю:

— Не собираюсь я ни на кого доносить, да у меня на это и времени нету. Мне нужно моего негра найти.

Герцог вроде как подобрел, постоял немного, с плещущими на ветру афишами в руке, наморщив лоб, размышляя. И наконец, говорит:

— Я тебе кое-что расскажу. Нам придется провести здесь три дня. Если пообещаешь не выдавать нас и негру твоему не позволить, я скажу тебе, где он.

Я пообещал, а он говорит:

— Твой негр сейчас у фермера по имени Сайлас Фелп… — и умолк. Понимаете, он начал было правду мне говорить, да не договорил, ему какая-то другая мысль в голову пришла. И я понял, что он передумал. Так оно и было. Не доверял он мне и потому хотел убрать куда подальше на все три дня. Ну и скоро заговорил снова:

— Человека, который купил его, зовут Авраам Фостер — Авраам Дж. Фостер, — а живет он в сорока милях от реки, при дороге на Лафайет.

— Ладно, — говорю, — дня за три я до него доберусь. Сегодня же вечером и выйду.