Сомерсет Моэм - Сотворение Святого

Антонио уже собрался ответить, но Никколо остановил его:

— Помолчи, Антонио. А теперь, Кеччо, передай нам детей.

— Не передам, или вы меня не поняли? Я спас им жизнь, и они по праву мои. Они мои, потому что я убил графа, потому что я взял их в плен, потому что сейчас они у меня, и потому что они залог моей безопасности.

— Они залог и нашей безопасности, и мы, совет Форли, требуем от тебя, Кеччо д’Орси, отдать их.

— И я, Кеччо д’Орси, отказываюсь!

— Тогда мы возьмем их силой.

Никколо и Антонио шагнули вперед. Кеччо выхватил меч:

— Клянусь Богом, я убью первого, кто переступит порог моего дома.

Постепенно собирались люди, и теперь за спинами членов совета гудела огромная толпа. Они жадно ловили каждое слово, радуясь возможности унизить недавнего героя. Они насмешливо гоготали, когда Кеччо орал на Антонио, а теперь принялись кричать:

— Дети! Отдай детей!

— Говорю вам, не отдам!

Они начали свистеть и ругаться, обвинять Кеччо, что навлек на город беду, называть тираном и узурпатором. Кеччо смотрел на них, его трясло от ярости. Никколо приблизился еще на шаг.

— Отдай их, Кеччо, или тебе будет хуже.

— Еще шаг, и я тебя убью!

Терпение толпы лопнуло. В нас полетели камни. Один задел лоб Кеччо, и по щеке потекла струйка крови.

— Отдай нам детей! Отдай нам детей!

— Мы вызовем солдат, — пригрозил Антонио.

— Дети! — ревела толпа. — Он их убьет! Отберите их у него!

Толпа подступала. Члены совета и передние ряды подошли к нам почти вплотную, так что едва не натыкались на обнаженные мечи. Еще мгновение, и все закончилось бы для нас трагически: против двухсот человек мы устоять не могли. Внезапно на верхней ступеньке лестницы появился Бартоломео, который вел за руки мальчиков.

— Остановитесь! — крикнул он. — Остановитесь, вот дети!

Кеччо обернулся.

— Я их не отдам. Уведи их!

— Я никогда тебя ни о чем не просил, Кеччо, — ответил Бартоломео. — Всегда делал то, что ты говорил. Но сейчас взываю к тебе: отдай детей.

Я присоединился к нему:

— Детей надо отдать. Или нас всех убьют.

Кеччо постоял в нерешительности. Потом молча повернулся и ушел. Мы приняли это за согласие, и Бартоломео передал испуганных детей членам совета. Толпа радостно завопила, и горожане ушли с добычей, торжествуя…

Я отправился на поиски Кеччо и нашел его одного. Он слышал крики толпы, и рыдание сорвалось с его губ: слишком велико было унижение.

Якопо Рончи и обоих сыновей Бартоломео мы отправили в город, чтобы выяснить, что происходит. Мы не знали, что заставило членов совета прийти к дворцу д’Орси, но логично предполагали, что для такой смелости должны были быть причины. Мы также понимали, что потеряли и власть, и надежду. Колесо провернулось, и мы оказались в самом низу. Через несколько часов вернулся Алессандро Моратини.

— Совет снова заседает, и на заседание прибыли вражеские посланцы. Это все, что я узнал. Все злобно смотрели на меня и замолкали при моем приближении. Я спрашивал, но они отвечали, что ничего не знают, ничего не видят, ничего не слышат.

— Подонки! — фыркнул Маттео.

— И это те самые люди, ради которых мы рисковали жизнью и состоянием! — поддержал его Бартоломео.

Кеччо с любопытством посмотрел на него, и, как и он, я подумал о нашем бескорыстии! Алессандро, доложив об увиденном и услышанном, налил себе вина и выпил. Мы сидели молча. Время шло, приближался вечер, минуты растягивались в часы. Запыхавшись, прибежал Якопо Рончи.

— Я все узнал. Совет решил сдать город герцогу, который обещал, что простит все и позволит им править самим, если они отдадут детей и предоставят ему право назначить половину членов совета.

С криком мы вскочили на ноги.

— Я этого не допущу! — воскликнул Кеччо.

— Если заговорщики будут чинить помехи, их объявят преступниками и назначат цену за голову каждого.

— Как далеко зашли переговоры? — спросил я.

— Гонцы отправлены к герцогу.

— Тогда нельзя терять время.

— О чем ты? — спросил Кеччо.

— Мы должны бежать.

— Бежать?!

— Или нас возьмут живыми, а вы знаете, чего ждать от Катерины и Лодовико. Не верьте их обещаниям простить всех.

— Их обещаниям я не верю, — с горечью ответил Кеччо.

— Филиппо прав, — кивнул Бартоломео. — Мы должны бежать.

— И быстро! — добавил я.

— Я не могу выйти из игры, — покачал головой Кеччо. — И что станет без меня с моими сторонниками?

— Их, возможно, простят, если они подчинятся герцогу. А от вас здесь пользы никакой. Находясь в безопасности, вы хоть как-то, но сможете влиять на события. А самое главное, останетесь живы.

Кеччо закрыл лицо руками.

— Я не могу, не могу.

Моратини и я настаивали. Мы привели множество аргументов. Наконец он сдался.

— Мы должны быть вместе, — сказал я. — Возможно, придется прорываться с боем.

— Да, — кивнул Шипионе. — Давайте встретимся в два часа ночи рядом с воротами у реки.

— Но туда нужно добираться врозь. Если люди узнают, что мы собрались бежать, они набросятся на нас.

— Мне бы очень этого хотелось, — пробурчал Маттео. — С удовольствием проткну мечом полдесятка их толстых животов.

— Луны сейчас нет.

— Очень хорошо. В два ночи!

Ночь выдалась облачной, и луны мы бы не увидели, даже если бы она и плыла по небосклону. Шел мелкий холодный дождь, чернильная тьма подступала со всех сторон. Добравшись до реки, я нашел там четверых или пятерых беглецов. Замерзшие и несчастные, мы молчали, сидя на лошадях, дожидаясь остальных. Всматривались в лицо каждого, кто подъезжал, и, убедившись, что это свой, замирали. Наконец собрались все, кроме Кеччо. Прождали еще какое-то время. Потом Бартоломео шепотом спросил у Маттео:

— Где ты оставил Кеччо?

— В доме. Он велел мне уезжать, сказав, что скоро последует за мной. Рядом с моей лошадью стояли еще две заседланные.

— Для кого вторая?

— Я не знаю.

Мы ждали. Холодный и мелкий дождь не прекращался. Часы пробили половину третьего. Вскоре после этого мы услышали топот копыт и сквозь пелену дождя разглядели приближающуюся к нам черную фигуру.

— Это вы, Кеччо? — прошептал я, чтобы стражник у ворот не мог нас услышать. Мы стояли на пустыре, в десяти ярдах от крепостной стены.

— Я не могу уехать с вами, — ответил Кеччо.

— Почему? — изумленно спросили мы.

— Ш-ш-ш! — шикнул на нас Кеччо. — Я собирался привезти отца, но он отказался.

Никто из нас не подумал о старом Орсо д’Орси.

— Он говорит, что слишком старый, и не покинет родной город. Я делал все, что мог, убеждая его, но он просил меня ехать, говоря, что ему они ничего не сделают. Я не могу оставить его, так что поезжайте без меня.

— Вы должны поехать с нами, Кеччо, без вас мы беспомощны.

— А как же ваша жена и дети?