Кнут Гамсун - Пан (пер. Химона)

— Покойной ночи.

Я располагаюсь ближе къ своему костру и разглядываю пламя. Еловая шишка падаетъ съ вѣтки то тутъ, то тамъ падаютъ сухія вѣтки. Глубокая ночь.

Я закрываю глаза.

Черезъ часъ мои чувства начинаютъ колебаться опредѣленнымъ ритмомъ. Я образую одно созвучіе съ великой тишиной, одно созвучіе; я смотрю на полумѣсяцъ; онъ стоить на небѣ, подобно бѣлой чешуѣ. Я чувствую что-то въ родѣ любви къ нему, я чувствую, что краснѣю.

«Это — онъ, мѣсяцъ, говорю я тихо и страстно, это — мѣсяцъ!» И сердце мое бьется ему навстрѣчу тихими ударами. Это продолжается нѣсколько минутъ. Слабое дуновеніе, какой-то странный вѣтеръ дуетъ на меня, странный потокъ воздуха.

Что это такое? Я оборачиваюсь, но никого не вижу. Вѣтеръ зоветъ меня, и моя душа довѣрчиво склоняется на этотъ зовъ. Я чувствую, что потерялъ равновѣсіе, я прижатъ къ чьей-то невидимой груди, мои глаза становятся влажными, я дрожу, — Богъ стоитъ поблизости и смотритъ на меня.

Это продолжается нѣсколько минутъ. Я поворачиваю голову, странное движеніе воздуха исчезаетъ, и мнѣ кажется, какъ-будто я вижу духа, повернувшагося ко мнѣ спиной и безшумно шагающаго черезъ лѣсъ…

Я борюсь нѣкоторое время съ тяжелымъ оцѣпенѣніемъ, я совсѣмъ изнемогъ отъ этихъ ощущеній, я смертельно усталъ и я засыпаю.

Когда я проснулся, ночь была на исходѣ. Ахъ, я долго бродилъ въ мрачномъ настроеніи, весь въ лихорадкѣ, все ожидая, что вотъ, меня поразитъ какая-нибудь болѣзнь. Все кружилось передо мною, я на все смотрѣлъ воспаленными глазами! Глубокая грусть овладѣла мной.

Теперь все это прошло.

Осень. Лѣто прошло, оно исчезло такъ же быстро, какъ и пришло; ахъ, какъ быстро оно прошло.

Наступили холодные дни; я охочусь, ловлю рыбу и пою пѣсни въ лѣсу. Бываютъ дни съ густымъ туманомъ; онъ несется съ моря и все покрываетъ мракомъ. Въ одинъ изъ такихъ дней случилось нѣчто.

Я углубился въ своихъ странствованіяхъ въ лѣсу и, попавъ въ приходскій лѣсъ, подошелъ къ дому доктора. Тамъ были гости, молодыя дамы, съ которыми я раньше встрѣчался, танцующая молодежь, настоящіе саврасы безъ узды.

Подъѣхалъ экипажъ и остановился у садовой ограды; въ экипажѣ сидѣла Эдварда.

Она удивилась, увидя меня.

— Прощайте, — сказалъ я тихо. Но докторъ удержалъ меня.

Эдварда вначалѣ была смущена моимъ присутствіемъ и опустила глаза, когда я заговорилъ; но потомъ она успокоилась и обратилась даже ко мнѣ съ нѣкоторыми короткими вопросами. Она была поразительно блѣдна; холодный, сѣрый туманъ окутывалъ ея лицо. Она не выходила изъ экипажа.

— Я пріѣхала по порученію, — сказала она, смѣясь, — я изъ церкви, гдѣ никого изъ васъ не нашла; мнѣ сказали, что вы здѣсь. Цѣлый часъ проѣздила, чтобы отыскать васъ. Завтра вечеромъ у насъ собирается небольшое общество, — поводомъ къ этому служитъ отъѣздъ барона на слѣдующей недѣлѣ, - и мнѣ поручено пригласить всѣхъ васъ. Мы будемъ также танцовать. Итакъ, до завтрашняго вечера.

Всѣ поклонились и благодарили. Мнѣ она сказала кромѣ того:

— Будьте такъ добры и приходите. И не посылайте въ послѣднюю минуту записку съ извиненіями.

Этого она никому, кромѣ меня, не говорила. Вскорѣ послѣ этого она уѣхала.

Я былъ такъ тронутъ этой неожиданной любезностью; я отошелъ на минуту въ сторону и радовался. Потомъ я простился съ докторомъ и его гостями и пошелъ обратно домой. Какъ она была ко мнѣ благосклонна, какъ она была благосклонна! Чѣмъ я могу отблагодарить ее за это? Руки у меня ослабли, пріятный холодъ чувствовался въ кистяхъ. Боже мой, вотъ я иду и, совершенно обезсиленный, шатаюсь изъ стороны въ сторону; я не могу сложитъ рукъ, и отъ чувства безпомощности у меня появляются слезы на глазахъ; что съ этимъ подѣлаешь?..

Лишь поздно вечеромъ я вернулся домой.

Я направился по дорогѣ къ гавани и спросилъ одного изъ рыбаковъ, будетъ ли почтовый пароходъ завтра вечеромъ. Нѣтъ, почтовый пароходъ будетъ только на слѣдующей недѣлѣ.

Я поспѣшилъ къ хижинѣ и занялся осмотромъ лучшей своей одежды. Я вычистилъ ее и привелъ въ порядокъ, въ нѣкоторыхъ мѣстахъ оказались дыры, и я плакалъ, штопая эти дыры.

Покончивъ съ этимъ, я улегся на нарахъ. Этотъ покой продолжался съ минуту; вдругъ мнѣ приходитъ мысль, я вскакиваю и останавливаюсь пораженный среди комнаты. — Все это опять какая-нибудь продѣлка! — прошепталъ я. Я не былъ бы приглашенъ, если бы я случайно не очутился тутъ же, гдѣ приглашали остальныхъ; и, кромѣ того, она ясно мнѣ намекнула, что я могу не приходить и могу послать записку съ извиненіями…

Я всю ночь не спалъ, и когда наступило утро, я пошелъ въ лѣсъ, озябшій, не выспавшійся, дрожа въ лихорадкѣ. Гм… вотъ теперь идутъ приготовленія къ вечеру въ Сирилундѣ! Что же дальше? Я не пойду и извиненій не пошлю. Господинъ Макъ необыкновенно умный человѣкъ, онъ даетъ этотъ праздникъ въ честь барона, но я не явлюсь, понимаете ли вы это?..

Туманъ густо лежалъ надъ долиной и горой, холодная, влажная изморозь осѣдала на мою одежду и дѣлала ее тяжелой, мое лицо было холодное и влажное. Порой налеталъ порывъ вѣтра и заставлялъ подниматься и опускаться спящіе туманы.

Было далеко за полдень, смеркалось, туманъ все скрывалъ у меня передъ глазами, и я не могъ оріентироваться по солнцу.

Цѣлый часъ шелъ по направленію къ дому, но мнѣ нечего было торопиться; преспокойнымъ образомъ я пошелъ въ обратномъ направленіи. Я пришелъ къ неизвѣстному мнѣ мѣсту въ лѣсу. Наконецъ, я прислонилъ ружье къ стволу и обращаюсь за совѣтомъ къ своему компасу. Я точно опредѣляю дорогу и снова начинаю итти. Теперь, вѣроятно, 8 или 9 часовъ.

Тутъ случилось нѣчто.

Спустя полчаса я слышу сквозь туманъ музыку; еще нѣсколько минутъ, и я узнаю мѣстность: я стою вплотную у главнаго зданія Сирилунда. Компасъ ошибочно привелъ меня какъ разъ къ тому мѣсту, которое я хотѣлъ обойти. Знакомый голосъ окликаетъ меня; это голосъ доктора. Немного спустя меня вводятъ въ домъ.

Можетъ-бытъ, стволъ моего ружья подѣйствовалъ на компасъ и ввелъ его въ ошибку. Это случилось со мной еще одинъ разъ недавно, въ этомъ году. Я не знаю, что и подумать.

Въ продолженіе всего вечера у меня было горькое чувство, что мнѣ не мѣсто здѣсь, въ этомъ обществѣ.

Мое прибытіе осталось почти незамѣченнымъ, всѣ были такъ заняты другъ другомъ. Эдварда едва поздоровалась со мной. Я принялся много пить, потому что я понялъ, что былъ лишнимъ, и вмѣстѣ съ тѣмъ я все-таки не уходилъ.

Господинъ Макъ часто улыбался и дѣлалъ всѣмъ привѣтливое лицо; онъ былъ во фракѣ и имѣлъ очень хорошій видъ. Онъ появлялся то тутъ, то тамъ въ комнатахъ, смѣшивался съ этой полусотней гостей, иногда танцовалъ какой-нибудь танецъ, шутилъ и смѣялся. Въ его глазахъ было что-то таинственное.