Кнут Гамсун - Мистерии (пер. Соколова)

Какъ все это однако странно! Всѣ пути мнѣ отрѣзаны, а я все тотъ же душою и тѣломъ: возможность все тѣхъ же задачъ стоить передъ моимъ взоромъ; какъ и раньше, я бы могъ принести въ исполненіе тѣ же планы, — отчего же я связанъ и отчего всѣ эти пути стали для меня невозможны? Самъ ли я виноватъ въ этомъ? Я не знаю, чѣмъ именно: всѣ мои чувства при мнѣ, я не боюсь никакого бремени, я не брошусь слѣпо въ опасность. Я думаю, какъ думалъ раньше, чувствую, какъ раньше, я господинъ своимъ привычкамъ, какъ раньше, да, и какъ раньше я цѣню людей. Я иду къ Мартѣ, я знаю, что она — мое избавленіе, чистая душа, мой ангелъ-хранитель. Она боится, она ужасно боится меня, но въ концѣ концовъ моя воля становится ея волей, мы въ полнѣйшемъ единеніи. Хорошо! Я мечтаю о счастливой жизни на волѣ; мы удаляемся, уединяемся, живемъ въ хижинѣ на берегу ручья, мы бродимъ по лѣсу, въ короткихъ платьяхъ, въ башмакахъ съ пряжками. Почему бы нѣтъ? Магометъ идетъ къ горѣ! И Марта идетъ съ нимъ, она наполняетъ день мой чистотой, а мою ночь — покоемъ, а Господь въ вышинѣ надъ нами. Но вотъ вмѣшался въ это свѣтъ, свѣтъ возстаетъ, что разумный мужчина и разумная женщина никогда бы такъ не поступили: слѣдовательно, это безуміе. Я же, единственный изъ всѣхъ, стою одинъ, топаю ногой и говорю, что это разумно. Что понимаетъ свѣтъ? Ничего! Привыкаютъ къ чему-нибудь одному, принимаютъ что-нибудь, признаютъ что-нибудь, потому что это уже ранѣе было признано учителями толпы; а все это только слова, названія; даже время, пространство, движеніе, матерія — только названія. Свѣтъ ничего не знаетъ, онъ только принимаетъ…

Нагель на одно мгновеніе заслонилъ глаза рукою и покачалъ головой, словно что-нибудь мелькало передъ нимъ. Онъ стоялъ посреди комнаты.

— О чемъ, бишь, я думалъ?.. Хорошо, она боится меня; но между нами было единеніе, и въ сердцѣ своемъ я чувствовалъ, что каждый день я творилъ бы добро. Я хочу порвать со свѣтомъ, я возвращаю ему кольцо, я повелъ себя, какъ человѣкъ среди глупцовъ, я затѣялъ глупости, я сыгралъ на скрипкѣ и народъ завопилъ: "Ты чудно взревѣлъ, левъ!" Мнѣ отвратителенъ этотъ невѣроятно грубый тріумфъ, рукоплесканія плотоядныхъ; я иду въ долину свободы и становлюсь мирнымъ обитателемъ лѣса, я молюсь моему Богу, напѣваю радостныя пѣсенки, становлюсь суевѣрнымъ, бреюсь только во время прилива и наблюдаю крики нѣкоторыхъ итицъ, когда засѣваю свою землю. А когда я утомляюсь отъ работы, жена моя ждетъ меня у порога и киваетъ мнѣ, и я благословляю ее и благодарю ее за ея милую, ласковую улыбку… Марта, вѣдь мы же понимали другъ друга, развѣ это не правда? И ты такъ крѣпко обѣщала мнѣ, ты даже сама подъ конецъ хотѣла этого, когда я объяснилъ тебѣ все! И вотъ ничего не вышло. Ты уѣхала, разрушила все и уѣхала не на свою, а на мою погибель…

Дагни, я не люблю тебя, ты все разбила у меня, я не люблю твоего имени, оно раздражаетъ меня, я искажу его, я назову тебя Дагни и высуну тебѣ языкъ; выслушай меня ради Христа! Я приду къ тебѣ, когда пробьетъ часъ, и я буду мертвъ, я покажусь тебѣ на стѣнѣ съ лицомъ трефоваго валета и всюду буду преслѣдовать тебя въ видѣ скелета, я буду плясать вокругъ тебя на одной ногѣ и своими костями стану мять твои руки. Я это сдѣлаю, сдѣлаю! Богъ да хранитъ меня отъ тебя отнынѣ и вовѣки, то-есть, чортъ бы побралъ тебя, изъ глубины души молю я объ этомъ…

Ну, и что же затѣмъ, что же въ концѣ концовъ? — Я все-таки люблю тебя; и, Дагни, ты сама прекрасно знаешь, что я все-таки тебя люблю и что я каюсь во всѣхъ своихъ горькихъ словахъ. Но что же дальше? Съ чему это ведетъ? Да, кромѣ того, кто знаетъ, не лучше ли такъ, какъ есть? Если ты говоришь, что такъ лучше, то, значитъ, это такъ; я чувствую то же, что чувствуешь ты, я — пригвожденный къ мѣсту странникъ. Но если бы ты захотѣла, если бы ты порвала со всѣми и связала себя со мною, — чего я не заслужилъ, но все равно, представимъ себѣ это, — къ чему бы это повело? Ты бы, конечно, захотѣла помочь мнѣ выполнить мой подвигъ, принести мою работу на арену міра… говорю тебѣ, я стыжусь, сердце мое замираетъ отъ стыда, когда я думаю объ этомъ. Я бы сдѣлалъ такъ, какъ бы ты пожелала, потому что я люблю тебя, но въ душѣ я бы страдалъ отъ этого… Ну, да къ чему. Владыко Вседержитель, представлять себѣ одинъ случай за другимъ, разбирать всевозможныя точки зрѣнія? Ты бы не разорвала со всѣми и не связала себя со мною; ты обдумываешь все, ты высмѣиваешь меня и язвишь меня; какое же мнѣ дѣло до тебя? Точка!

Пауза. Горячо:

— Впрочемъ, скажу я тебѣ, я пью этотъ добрый стаканъ воды и посылаю тебѣ проклятіе. Несказанно глупо съ твоей стороны полагать, будто я люблю тебя, что я еще дѣйствительно могу давать себѣ трудъ любить тебя теперь, когда уже скоро исполнится время. Я ненавижу все твое строго разсчитанное, мѣщанское существованіе, такое чистенькое, причесанное и ничего не говорящее. Я ненавижу его, это знаетъ Богъ, и я чувствую въ себѣ гнѣвъ, словно дыханіе Духа Святого, когда думаю объ этомъ. Къ чему бы ты повела меня? Хе-хе, готовъ поклясться, что ты пожелала бы сдѣлать изъ меня великаго человѣка. Хе-хе, а я въ душѣ стыжусь твоихъ великихъ людей…

Великій человѣкъ! Сколько великихъ людей на землѣ? Прежде всего, великіе люди въ — Норвегіи. Вѣдь это — величайшіе? Затѣмъ великіе люди Франціи, страны Гюго и поэтовъ. Затѣмъ идутъ великіе люди тамъ, въ отечествѣ Барнума. И всѣ эти великіе люди ползаютъ по земному шару, который величиной своей по сравненію съ Сиріусомъ не больше, какъ спина какой-нибудь вши. Но великій человѣкъ не то, что маленькій человѣкъ, великій человѣкъ не живетъ въ Парижѣ, - онъ пребываетъ въ Парижѣ. Великій человѣкъ стоитъ такъ высоко, что можетъ тамъ смотрѣть поверхъ своей головы; Лавуазье просилъ, чтобы отложили его казнь и не рубили ему голову, пока онъ не доведетъ до конца своего химическаго изслѣдованія, то-есть: не сотрите моихъ круговъ, сказалъ онъ. Хе-хе, что за комедія! Ужъ если никогда, никому, даже Эвклиду съ его аксіомами, не удалось прибавить къ основной цѣнности міра ни одного гроша! Ахъ, какъ несовершенно, какъ ничтожно и недостойно устроенъ этотъ Божій міръ!

Стоитъ только взять и устроить великаго человѣка изъ случайнаго профессиіонала, случайнымъ образомъ усовершенствовавшаго динамо-машину или случайно обладающаго достаточной физической силой, чтобы объѣхать Швецію на велосипедѣ; и вотъ одному великому человѣку предоставляютъ писать книгу для процвѣтанія обожанія къ другому великому человѣку! Хе-хе, это дѣйствительно смѣшно, это стоитъ денегъ! Въ концѣ концовъ у каждаго прихода будетъ свой великій человѣкъ, какой-нибудь шкиперъ, плававшій въ полярныя страны, — человѣкъ неизмѣримой величины! И земля станетъ необычайно плоска, и обозрѣть ее будетъ необычайно легко…