Генри Джеймс - Мадонна будущего. Повести

Мысль о помощи не оставляла Денкома всю ночь, пока он, придя в себя после многочасового беспамятства, лежал один в полной тишине и усиленно думал. Все кончено, кончено… если его никто не спасет, то все кончено. Он не боялся ни боли, ни смерти, он даже не слишком любил жизнь, но у него была цель. Продумав всю ночь, все бесконечно долго тянувшиеся часы, Денком решил, что по-настоящему начал писать только в «Зрелых годах» и открыл свое только вчера, когда перед ним проплыли безмолвные тени. Они были откровение, истинное откровение. Больше всего на свете он теперь боялся того, что об этом никто не узнает. Он не жалел о прошлом, он думал будущем. Старость и немощь стояли перед ним, будто злобные духи с безжалостным взглядом — разве таких упросишь дать вторую попытку? Ему, как и всем, был дан лишь один шанс — шанс прожить одну жизнь. Уснул Денком совсем под утро, а когда проснулся, рядом сидел доктор Хью. На этот раз его лицо показалось Денкому бесконечно родным и знакомым.

— Не подумайте, я здесь с позволения вашего врача, — сказал доктор. — Я действую с его ведома. Он вас сегодня уже осмотрел. Мне он, кажется, доверяет. Я ему рассказал, как мы вчера познакомились, и он признал за мной право к вам заходить.

Денком почувствовал, как лицо у него становится строгим.

— Вы проводили графиню?

Доктор Хью вспыхнул, но тут же взял себя в руки.

— Не думайте о графине.

— Вы сами рассказывали, как она требовательна.

Доктор Хью немного помолчал.

— Да, она требовательна.

— А мисс Вернхэм против вас интригует.

— Откуда вы знаете?

— Я все знаю. Хочешь не хочешь, но чтобы писать книги, приходится все знать.

— По-моему, она сумасшедшая, — простодушно сказал доктор Хью.

— Только не ссорьтесь с графиней, она для вас помощь и поддержка.

— Я и не ссорюсь, — ответил доктор. — Но не собираюсь потакать дурацким женским прихотям. — После чего поспешно добавил: — Мне показалось, вы очень и очень одиноки.

— В моем возрасте это не редкость. Я зажился на свете, у меня никого не осталось.

Доктор Хью замялся, а потом тихо спросил:

— Вы кого потеряли?

— Всех.

— О нет! — выдохнул молодой человек и накрыл ладонью ладонь Денкома.

— Когда-то у меня была жена, был сын. Жена умерла при вторых родах, а сын умер в школе, от тифа.

— Жаль, что меня там не было! — вскричал доктор Хью.

— Зато вы теперь здесь, — несмотря на слабость, ответил Денком с улыбкой, означавшей, насколько он ценит визиты доктора.

— Как странно вы говорите о своем возрасте! Вы совсем не старый.

— А вы такой молодой и такой лицемер.

— Я говорю с точки зрения физиологии.

— Именно так и я говорил себе последние пять лет, именно этими же словами. Но начинаешь твердить себе, что молодой, только когда стареешь.

— Но ведь и я тоже говорю, что я молодой, — возразил доктор.

— Не так, как я! — рассмеялся больной, а доктор, предложив взглянуть на то же с другой стороны, окончательно расставил все по местам, искренне заявив, что в любом возрасте есть своя прелесть, во всяком случае, если речь идет о людях выдающихся, тех, кто много работал и многого добился. Он прибавил расхожую фразу про заслуженный покой, отчего бедный Денком едва не разозлился. Однако он взял себя в руки и объяснил, в доступной форме, что коли ему, неблагодарному, незнакомы подобные утешения, то, разумеется, лишь потому, что он впустую потратил годы бесценного времени. Он всю жизнь отдал литературе, не заметив, что старался лишь «соответствовать». Он только сегодня понял, что до сих пор шел на ощупь. Он достиг зрелости слишком поздно и уж так нелепо устроен, что умеет учиться лишь на своих ошибках.

— Ваше «цветение» я люблю больше, чем все «плоды» на свете, а ваши ошибки дороже любых достижений, — любезно сказал ему на это доктор Хью. — Именно ваши ошибки меня всегда в вас и восхищали.

— Вы счастливый, вы не понимаете, — ответил Денком.

Молодой человек посмотрел на часы, поднялся и сказал, во сколько еще раз заглянет после обеда. Денком же попросил не беспокоиться о нем и снова предостерег от гнева графини, призвав не пренебрегать ею.

— Хочу быть похожим на вас — хочу учиться на своих ошибках! — рассмеялся в ответ доктор Хью.

— Смотрите, ошибки бывают серьезные. Но разумеется, возвращайтесь, — добавил Денком, которому в голову пришла новая идея.

— Вам бы немного побольше тщеславия! — сказал его новый друг так, как будто бы наверняка знал, сколько точно тщеславия должен иметь литератор.

— Лучше бы мне побольше времени. Мне нужен еще один срок.

— Еще один срок?

— Да. Мне нужна вторая попытка.

— Вторая попытка? — снова переспросил доктор Хью, судя по всему, изумленный словами Денкома.

— Что тут непонятного? Мне нужно то, что называется «время».

На прощание молодой человек крепко пожал руку Денкому. При этом оба внимательно посмотрели друг другу в глаза.

— Вы будете жить, — сказал доктор Хью.

— Это безосновательно. Дело слишком серьезно.

— Вы должны жить! — побледнев, отчеканил гость.

— Вот так уже лучше! — И, довольный тем, что добился от доктора более четкой формулировки, Денком, с горьким смешком, откинулся на подушки.

Весь тот день и всю следующую ночь он думал, как бы так все устроить. Приходил его врач, слуга выполнял все желания, но мысленно Денком взывал к молодому доктору, на него одного надеясь. Для обморока нашли вполне приемлемую причину, и, исходя из этого, обещали назавтра свободу, но Денком, сосредоточившись на одном, стал ко всему безразличен. Мысль, которая в нем засела, была, в сущности, глупой фантазией. Случай свел его с человеком новых веяний, умным, искренним, пылким, кто к тому же знаток и ценитель прекрасного. Разве он, служитель его алтаря, в ком преданность вечным ценностям сочетается с точными знаниями, разве он не захочет пустить в ход свои знания и умения, во имя сострадания и любви? Разве не сможет создать волшебное лекарство, чтобы спасти несчастного художника, чьим искусством он восхищается? Если нет, то и выбора нет: Денком останется один на один с немотой, забытый людьми и небом. Весь тот день и весь следующий Денком молчал и втайне от всех тешил себя дурацкой надеждой. В самом деле, кто же сотворит ради него чудо, если не этот молодой человек, в ком ясность ума сочетается с вдохновенной страстью? Денком вспоминал все, какие знал, сказки о чудесах науки, позабыв, что чудес не бывает. Доктор Хью был ему ниспослан, и, следовательно, стоял выше земных законов. Снова пришел доктор Хью, и Денком, который на этот раз встретил его сидя, посмотрел на него умоляюще. Доктор за это время, подстегнутый знакомством, перечел роман во второй раз и полюбил его еще больше. В первый раз, пока Денком ему не сказал, «о чем книга», доктор Хью ничего в ней не понял, несмотря на всю свою образованность. «Знаменитый писатель» даже растерялся, задавшись вполне правомерным вопросом, кто же его тогда вообще поймет, и вновь его придавило тяжестью почти невыполнимой задачи. Тем не менее теперь-то он не стал бы оглядываться на «общий уровень», утешаясь мыслью, будто, пусть он движется медленно, зато у него есть находки, которые искупают все его глупости.