Уильям Теккерей - Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

Сестрицу испугали страшные взгляды этого человѣка.

— О мистеръ Гёнтъ, закричала она: — возьмите всё это! Тутъ двѣсти-тридцать фунтовъ, и сколько вещей! Возьмите и отдайте мнѣ эту бумагу.

— Соверены, билеты, ложки, часы и то, что у меня въ карманѣ, это цѣлое состояніе, моя милая, при экономіи! Я не хочу, чтобъ вы были сидѣлкой. Я учоный и джентльмэнъ. Это мѣсто не годится для мистриссъ Гёнтъ. Мы прежде истратимъ деньги, а потомъ достанемъ новый вексель отъ этого плѣшиваго злодѣя, и сынъ его, ударившій бѣднаго пастора… мы, Каролина, мы…

Негодяй всталъ и подошолъ къ своей хозяйкѣ, которая отшатнулась назадъ, истерически смѣясь. За нею стоялъ буфетъ, въ которомъ еще висѣли ключи. Когда негодяй подошолъ къ ней, она хлопнула дверью буфета и ключи ударили его по головѣ; обливаясь кровью, съ проклятіемъ и съ крикомъ, онъ упалъ на стулъ.

Въ буфетѣ стояла склянка, которую она недавно получила изъ Америки и о которой она говорила съ Гуденофомъ въ этотъ самый день. Это средство употреблялось раза два-три по его предписанію и при ней. Она вдругъ схватила эту склянку. Когда негодяй произносилъ бѣшеныя ругательства, она намочила хлороформомъ свой носовой платокъ и сказала:

— О, мистеръ Гёнтъ! развѣ я васъ ушибла? Я не имѣла этого намѣренія. Но вы не должны пугать такимъ образомъ одинокую женщину. Позвольте мнѣ примочить ваши виски. Понюхайте! это васъ облегчитъ… непремѣнно облегчитъ.

Она отёрла его носовымъ платкомъ. Уже отуманенный отъ пьявства, Гёнтъ тотчасъ же поддался вліянію хлороформа. Онъ боролся минуты двѣ.

— Постойте… постойте! вамъ сейчасъ сдѣлается лучше, прошептала мистриссъ Брандонъ. — О, да! лучше, гораздо лучше!

Она еще намочила носовой платокъ изъ склянки, и черезъ минуту Гёнгъ былъ совершенно безъ чувствъ.

Тогда маленькая, блѣдная женщина наклонилась къ нему, вынула изъ его кармана бумажникъ, а изъ бумажника вексель съ именемъ Филиппа, бросила его въ каминъ и смотрѣла, какъ онъ сгорѣлъ до тла. Потомъ опять положила бумажникъ въ карманъ Гёнта. Она сказала потомъ, что она никогда не подумала бы о хлороформѣ, еслибы не ея краткій разговоръ съ докторомъ Гудевофомъ въ тотъ вечеръ о болѣзни, въ которой она употребляла новое лекарство по его приказанію.

Какъ долго лежалъ Гёнтъ въ этомъ оцѣпенѣніи? Каролинѣ это показалось цѣлой длинной ночью. Она говорила потомъ, что мысль о ея поступкѣ въ эту ночь заставила посѣдѣть ея волосы. Бѣдная головка! Она готова была пожертвонать и ею для Филиппа.

Гёнтъ пришолъ въ себя, когда мистриссъ Брандонъ сняла съ его лица носовой платокъ и запахъ сильной жидкости пересталъ дѣйствовать на его мозгъ. Онъ былъ очень испуганъ.

— Что это такое? Гдѣ я? спросилъ онъ хриплымъ голосомъ.

— Ключи въ буфетѣ ударили васъ, когда вы… наткнулись на нихъ… сказала блѣдная Каролина. — Посмотрите, у васъ изъ головы идётъ кровь. Позвольте я вытру.

— Нѣтъ; уходите прочь! вскричалъ испуганный Гёнтъ.

— Хотите поѣхать домой въ кэбѣ? Этотъ бѣдный господинъ ударился о дверь буфета, Мэри. Вы помните, онъ былъ прежде здѣсь въ одинъ вечеръ?

Каролина, пожимая плечами, указала своей служанкѣ, которую она призвала, большую бутылку съ водкой, еще стоявшую на столѣ, какъ на причину отупленія Гёнта.

— Вамъ лучше теперь? не хотите ли еще немножко? спросила Каролина.

— Нѣтъ! закричалъ онъ съ ругательствомъ и съ налитыми кровью глазами сталъ искать своей шляпы.

— Что это такое, сударыня? этотъ запахъ въ комнатѣ и вся эта куча денегъ и вещей на столѣ?

Каролина бросилась отворять окно.

— Это лекарство, которое докторъ Гуденофъ прописалъ для одной больной, и должна идти къ ней сегодня.

Въ полночь Сестрица, блѣдная какъ смерть, пошла къ доктору, разбудила его и разсказала всю исторію.

— Я предлагала ему всё, что вы мнѣ дали, сказала она: — и еще всё, что у меня было, кромѣ того, онъ не хотѣлъ… и…

Тутъ съ мой сдѣлалась истерика. докторъ долженъ былъ позвонить своихъ слугъ, датъ лекарство своей сидѣлкѣ и уложить еи въ постель у себя въ домЬ.

— Очень мнѣ хотѣлось, говорилъ онъ потомъ: — проситъ её никогда не оставлять моего дома. Моя ключница выцарапала бы ей глаза, а то мистриссъ Брандонъ могла бы остаться у меня совсѣмъ. Кромѣ своего неправильнаго произношенія, эта женщина олицетвореніе всѣхъ добродѣтелей: постоянства, кротости, великодушія, весёлости и львинаго мужества! Какъ подумаеншь, что этотъ дуракъ, этотъ щоголь-идіотъ, этотъ осёлъ Фирминъ… (немногихъ людей на свѣтѣ Гуденофъ презиралъ такъ какъ своего бывшаго собрата Фирмина): — какъ подумаешь, что этотъ негодяй обладалъ такимъ сокровищемъ и бросилъ его! Сэръ, я всегда имѣлъ восторгъ къ мистриссъ Брандонъ; но я въ десять тысячъ разъ выше думаю о ней послѣ ея славнаго престувленія!

Дикторъ Гуденофъ счолъ нужнымъ рано послать къ Филиппу и ко мнѣ и сообщать намъ странное приключеніе этой ночи. Мы оба поспѣшили къ нему. Меня призвали, безъ сомнѣнія, вслѣдствіе моего глубокаго знанія законовъ, которое могло помочь бѣдной Каролинѣ въ ея настоящихъ затрудненіяхъ. Филиппъ пришолъ, потому что она желала видѣть его. По какому-то инстинкту она узнала, когда онъ пришолъ. Она выползла изъ комнаты, гдѣ ключница доктора уложила её въ постель. Она постучалась въ дверь кабинета доктора, гдѣ мы держали совѣщаніе.

— Вы мнѣ простите, что я сдѣлала, Филиппъ, зарыдала она. — Если меня, если меня арестуютъ, вы не бросите меня?

— Бросить васъ? простить вамъ? Переѣзжайте къ намъ жить и не оставляйте насъ! закричалъ Филиппъ.

— Я не думаю, чтобы мистриссъ Филиппъ это понравилось, мой милый, сказала мистриссъ Брандонъ, съ рыданіями повиснувъ на его рукѣ: — но послѣ того, какъ вы были больны въ школѣ, вы были для меня всё-равно что сынъ, и я никакъ не могла не сдѣлать этого съ злодѣемъ вчера… не могла!

— По дѣломъ мошеннику. Онъ не заслуживалъ бы остаться въ живыхъ, сказалъ докторъ Гуденофъ: — Не волнуйтесь, Брандонъ! Я долженъ опять уложить васъ въ постель. Отведите её, Филиппъ, въ комнатку возлѣ моей и велите ей лечь и притихнуть какъ мышь. Вы не должны вставать, пока я на дамъ вамъ позволенія, Брандонъ — помните это, и возвращайтесь въ намъ, Фирминъ, а то скоро станутъ приходить больные.

Филиппъ увёлъ Сестрицу; дрожа и цѣпляясь за его руку, воротилась она въ комнату, назначенную для нея.

— Ей хочется побыть съ нимъ одной, сказалъ докторъ и заговорилъ о странной обманчивой мечтѣ этой женщины, будто это ея умершій сынъ, который ожилъ. — Я знаю, что у ней на душѣ, прибавилъ Гуденофъ: — она никогда не оправилась отъ этого воспаленія въ мозгу, въ которомъ я нашолъ ее. Она оставитъ ему всё что у нея есть. Я далъ ей меньше вчера только потому, что зналъ, что ей будетъ пріятно прибавить своё. Она любитъ приносить себя въ жертву. Въ Индіи есть женщины, которыя, если имъ не позволятъ изжариться съ своими умершими мужьями, умрутъ съ досады.