Уильям Теккерей - Приключения Филиппа в его странствованиях по свету

Но когда Туисденъ и его сынъ (можетъ-быть по наущеніямъ мистриссъ Туисденъ) старались разъ или два выказать независимость въ присутствіи этого льва, онъ разревѣлся, накинулся на нихъ, такъ что они убѣжали отъ его воя. Это напоминаетъ мнѣ одну старую исторію, которую я слышалъ — совсѣмъ старую, старую исторію, которую добрые старики въ клубѣ любятъ вспоминать — о милордѣ, когда онъ былъ еще Лордомъ Синкбарзомъ, онъ оскорбилъ отставного лейтенанта, который отхлесталъ его сіятельство самымъ секретнымъ образомъ. Говорили, что Лордъ Синкбарзъ наткнулся на браконьеровъ, но на самомъ-то дѣлѣ, это милордъ стрѣлялъ чужую дичь, а лейтенантъ защищалъ свою собственность. Я не говорю, что это былъ вельможа образцовый; но когда собственныя страсти или интересы не сбивали его съ толку, это былъ вельможа весьма проницательный, съ юморомъ и съ здравымъ смысломъ, и могъ при случаѣ подати хорошій совѣть. Если люди хотѣли становиться на колѣна и цаловать его сапоги — прекрасно! Но тотъ, кто не хотѣлъ, былъ свободенъ не производить этой операціи. Самъ папа не требуетъ этой церемоніи отъ протестантовъ; и если они не хотятъ цаловать его туфеля, никто и не думаетъ совать имъ насильно его въ ротъ. Филь и его отецъ, вѣроятно, не хотѣли трепетать передъ старикомъ, не потому, что они знали, что онъ былъ забіяка, котораго можно было свалить съ ногъ, но потому, что это были люди умные, которымъ всё равно, кто былъ забіяка, кто нѣтъ.

Я сказалъ вамъ, что я люблю Филиппа Фирмина, хотя надо признаться, что у этого молодого человѣка было много недостатковъ и что его карьера, особенно въ ранней юности, была вовсе не примѣрною. Извинялъ ли я когда его поведеніе съ отцомъ, сказалъ ли слово въ извиненіе его краткой и незнаменитой университетской карьеры? Я сознаюсь въ его промахахъ, съ тѣмъ чистосердечіемъ, съ которымъ мои друзья говорятъ о моихъ. Кто не видитъ слабости своего друга, кто такъ слѣпъ, что не примѣчаетъ огромнаго бревна въ глазу своего брата? развѣ женщины двѣ-три и то весьма рѣдко; но и онѣ разочаруются когда-нибудь. Какъ человѣкъ свѣтскій, я пишу о моихъ друзьяхъ какъ о свѣтскихъ братьяхъ. Не-уже-ли вы думаете, что здѣсь много ангеловъ? Я опять скажу можетъ быть женщины двѣ-три. Что же касается до васъ и до меня, мой добрый сэръ, есть ли на нашихъ плечахъ какіе-нибудь знаки крылышкъ? Молчите. Прекратите ваши ворчливыя циническія замѣчанія и продолжайте вашъ разсказъ.

Когда вы идёте по жизненному пути спотыкаясь, скользя и опять вскакивая на ноги, плачевно сознавая свою несчастную слабость и молясь съ сокрушеннымъ сердцемъ, чтобы не впасть въ искушеніе, не смотрѣли ли вы часто на другихъ грѣшниковъ? не соображали ли съ ужаснымъ участіемъ о ихъ карьерѣ? Есть нѣкоторые, на кого съ самаго ихъ дѣтства мрачный Ариманъ [13] Духъ тьмы, злой богъ въ миѳологіи древнихъ персовъ. Прим. перев. наложилъ свою ужасную печать: дѣтьми они были уже развращены, злы на языкъ, въ нѣжномъ возрастѣ уже жестоки; имъ слѣдовало бы еще быть правдивыми и великодушными (они вчера лежали у материнской груди), а они фальшивы и холодны и жадны преждевременно. Они почти еще младенцы, а уже эгоистичны какъ старики; подъ ихъ чистосердечными личиками виднѣются хитрость и злость и отвратительно преждевременное лукавство. Я могу припомнить такихъ дѣтей, и въ незабытомъ дѣтствѣ въ глубокой дали, вижу эту печальную процессію enfans perdus. Да спасётъ ихъ небо; потомъ есть тотъ сомнительный классъ людей, которые, еще на искушеніи, падаютъ и опять встаютъ, которые часто остаются побѣдителями въ битвѣ жизни, которые побиты, ранены, взяты въ плѣнъ, но спасаются и иногда побѣждаютъ. Потомъ есть счастливый классъ людей, въ которыхъ не бываетъ никакого сомнѣнія: они безукоризненны и въ одеждѣ бѣлоснѣжной; для нихъ добродѣтель легка; въ ихъ чистой груди пріютилась вѣра, а холодное сомнѣніе не имѣетъ доступа туда; они были дѣтьми добры, молодыми людьми добры; сдѣлались мужьями и отцами и всё-таки остались добры. Почему первый воспитанникъ въ нашей школѣ могъ писать греческіе ямбы безъ усилій и безъ ошибки? Другіе изъ насъ покрывали страницы безконечными слезами и помарками, и несмотря на всѣ свои труды, все-таки оставались послѣдними въ классѣ. Нашъ пріятель Филиппъ принадлежитъ къ среднему классу, въ которомъ, вѣроятно, находимся мы съ вами, любезный сэръ — не навсегда, я надѣюсь, включены мы въ этотъ ужасный третій классъ, о которомъ было упомянуто.

Филиппъ поступилъ изъ школы въ университетъ и тамъ отличился; не многіе родители захотѣли бы, чтобы сыновья ихъ отличались такимъ образомъ. Что онъ охотился, давалъ обѣды, былъ лучшимъ гребцомъ на одной изъ лучшихъ лодокъ на рѣкѣ, онъ говорилъ рѣчи въ политическомъ клубѣ — все это было очень хорошо. Но зачѣмъ онъ выражалъ такія ужасно радикальныя мнѣнія, онъ, съ благородной кровью въ своихъ жилахъ и сынъ человѣка, выгоды котораго требовали, чтобы онъ поддерживалъ хорошія сношенія съ знатными людьми?

— Ну, Педеннисъ, сказалъ мнѣ докторъ Фирминъ со слезами на глазахъ и искренняя горесть изображалась на его красивомъ, блѣдномъ лицѣ: — почему Филиппъ Фирминъ, дѣды котораго съ обѣихъ сторонъ благородно дрались за своего короля, забываетъ правила своей фамиліи, и… и не нахожу словъ сказать вамъ какъ глубоко онъ разочаровываетъ меня. Я слышалъ, что онъ въ этомъ ужасномъ ихъ клубѣ защищали, Богъ знаетъ какія мнѣнія! Я самъ былъ довольно сумасбродомъ въ университетѣ, но я былъ джентльмэнъ.

— Мальчики, сэръ, всегда мальчики, убѣждалъ я. Они будутъ защищать всё аргументовъ ради; и Филиппъ также охотно взялъ бы и другую сторону.

— Лордъ Эксминстеръ и лордъ Сен-Денисъ разсказали мнѣ объ этомъ въ клубѣ. Увѣряю васъ, на меня это сдѣлало самое тягостное впечатлѣніе, вскричалъ отецъ — жестокая мысль для отца! а я надѣялся, что онъ будетъ представителемъ мѣстечка лорда Рингуда; я надѣялся гораздо лучшаго для него и отъ него. Онъ не утѣшаетъ меня. Вы видѣли какъ онъ обращался со мною въ одинъ вечеръ? Отецъ можетъ жить, я думаю, въ другихъ отношеніяхъ съ своимъ единственнымъ сыномъ.

И съ прерывающимся голосомъ, съ блѣдными щеками и съ истинной скорбью въ сердцѣ несчастный докторъ ушолъ.

Какъ воспиталъ докторъ своего сына, что молодой человѣкъ былъ такъ непокоренъ? Самъ ли мальчикъ былъ виноватъ въ этомъ непослушаніи или отецъ его? Докторъ Фирминъ ужасался, кажется, отъ того, что ужасались его добрые друзья доктринъ Филя. Въ это время моей жизни, когда я былъ молодъ, я чувствовалъ коварное удовольствіе бѣсить старика и заставлять его говорить, что я «опасный человѣкъ». Теперь я готовъ сказать, что Неронъ былъ съ весьма изящными дарованіями: и съ излюбленнымъ характеромъ. Я хвалю успѣхъ и восхищаюсь имъ, гдѣ бы я его ни встрѣтилъ. Я извиняю недостатки и недальновидность, особенно въ тѣхъ, кто выше меня, и чувствую, что если мы знали всё, мы судили бы о нихъ совершенно различнымъ образомъ, Можетъ быть мнѣ уже не вѣрить такъ, какъ вѣрили преждѣ. Но я не оскорбляю никого, я надѣюсь, что не оскорбляю. Развѣ я сказалъ что-нибудь непріятное? Чортъ побери, опять ошибся! Я беру это выраженіе назадъ. Я сожалѣю о нёмъ. Я прямо его опровергаю.