Пелам Вудхаус - Бить будет Катберт; Сердце обалдуя; Лорд Эмсворт и другие

Конечно, я огорчился – все же неприятно, когда игроков с гандикапом ноль касается беда, но быстро оправился, подумав, как это важно для Эрнеста. Мало ли что бывает, но теперь победа обеспечена. Следующая фраза подкрепила мои надежды.

– Плинлемон хорошо играет, – сказал Александр. – Размеренно и красиво. Теперь, когда тигров нет, я ставлю на него. Правда, есть одна опасность, какой-то Перкинс с гандикапом двадцать четыре. Говорят, он таит сюрпризы.

Бассетт ушел, чтобы вести дальнейшие наблюдения, а я, вероятно, задремал, потому что, открыв глаза, увидел, что солнце – намного ниже. Стало прохладнее. Я подумал, что матч завершается, и поднялся было, чтобы пойти к последней лунке, но тут на пригорке показалась Кларисса.

Кажется, я описывал, какой она была, рассказывая о том, что Эрнест отказался отвезти ее тетю на концерт. Такой же была она и теперь – нахмуренный лоб, опасный блеск в глазах, пар из тонко очерченных ноздрей. Кроме того, она прихрамывала.

– Что случилось? – озабоченно спросил я. – Вижу, вы хромаете.

Она издала резкий звук, напоминающий боевой клич западноафриканской дикой кошки.

– Захромаешь, если тебя ударят мячом!

– Что?

– То. Я остановилась, чтобы завязать шнурок, и вдруг в меня буквально врезался мяч.

– Господи! Где же?

– Не важно.

– Я имею в виду: где это случилось?

– Там, на поле.

– Перед восемнадцатой лункой?

– Не знаю, как это у вас называется.

– Игрок только что нанес удар?

– Он стоял на каком-то клочке травы.

– Что он сказал, подбежав к вам?

– Он не подбегал. Ну, подбежит – не обрадуется! Дайте мне две минуты, чтобы прилепить арнику и попудрить нос, и я готова, клянусь священным крокодилом. Я жду. Я покажу этому несчастному микробу!

Услышав знакомое слово, я вздрогнул.

– В вас попал Эрнест Плинлемон?

– Да. Подождите, пока я его увижу!

Она захромала в направлении клуба, а я поспешил к лунке предупредить Эрнеста, что его крови жаждет женщина, чей укус может оказаться смертельным.

Сейчас тут все иначе, а тогда восемнадцатая лунка была прямо под террасой. Человеку умелому ничего не стоило загнать в нее мяч с двух ударов. Подходя, я увидел Плинлемона и его партнера, в котором узнал известного недотепу. Эрнест помогал ему извлечь мяч из зарослей. Собственный его мяч синел на склоне, ярдах в восьмидесяти от газона. Я посмотрел на него с уважением. По словам Клариссы, он летел быстро, когда ударился об нее. Если бы не этот злосчастный случай, он находился бы по меньшей мере на пятьдесят ярдов дальше. Замечательный удар.

Управившись с недотепой, Эрнест пошел к своему мячу. Подошел туда и я. Он растерянно заморгал, и я с удивлением увидел, что очки исчезли.

– А, это вы, – сказал он. – Сперва я вас не узнал. Разбил очки у пятнадцатой и неважно вижу.

Я пощелкал языком, выражая сочувствие.

– Значит, вышли из игры?

– Вышел? – вскричал он. – Да вы что! Мне даже лучше, могу сосредоточиться. Знаю, что мяча не увижу, и доверяюсь судьбе. Медаль – моя.

– Да?

– Несомненно. Сейчас я беседовал с Бассеттом, и он сказал, что Перкинс уложился в семьдесят пять ударов. За мной никого нет, а я сделал семьдесят один, так что выйдет семьдесят два, в крайнем случае – семьдесят четыре. Если бы не овца, мне бы вообще оставался один удар. Из-за нее я потерял по меньшей мере пятьдесят ярдов.

– Эрнест… – начал я.

– Та-акой удар, и вдруг – овца! Стоит на среднем газоне. Надо было подождать, но я ждать не люблю. В общем, я решился и, кажется, угодил в нее. Если бы не она, мяч бы пролетел милю! Но это не важно. Ну, сделаю три удара.

Я подумал, стоит ли предупреждать его. Кларисса сказала «две минуты», но вряд ли ей понадобится меньше десяти. Он может успеть. И я промолчал, следя за тем, как он делает прекрасный удар вверх клюшкой с железной головкой.

– Куда он полетел? – спросил Эрнест.

– Вперед, – ответил я. – Но не к самому флажку.

– На каком расстоянии от флажка?

– Футах в пятнадцати.

– Ну, это легко, – сказал Эрнест. – Это мне раз плюнуть.

Я тактично промолчал, но несколько растерялся. Мне не нравилась его нагловатая уверенность. Конечно, вера в себя необходима игроку, но о ней не говорят, не облекают ее в слово. Боги нашей игры карают хвастунов.

Газон был непростой, какой-то волнистый. Иногда к концу матча мне казалось, что он вздымается и опадает, словно море на сцене. Эрнест ударил хорошо, но не очень. Он не учел бугорка, из-за которого мяч остановился в полутора метрах от лунки.

Однако уверенность не поколебалась.

– Сейчас мы его загоним, – сказал Эрнест.

Партнер, подошедший к нам, увидел выражение моего лица и поджал губы. Он, как и я, не верил, что из этой бравады выйдет что-то путное.

Эрнест Плинлемон нацелился на мяч. Линия была четкой, дело оставалось за силой. Увы, ее не так уж много к концу нелегкого матча. Сперва мне показалось, что близок счастливый конец. Мяч направился прямо к лунке, и я уже ждал веселого звяканья, но что-то застопорилось. Два фута… один… шесть дюймов… три дюйма… два… Я затаил дыхание.

Докатится? Сможет ли?

Нет! Меньше чем за дюйм до лунки он поколебался и встал. Эрнест толкнул его, но было поздно. Он сыграл вничью, и ему предстояли все муки еще одного, решающего раунда.

В такие минуты глупый человек говорит «Не повезло» или что-нибудь столь же банальное. Но мы с партнером, старые игроки, знали, что лучше всего молчать. Обменявшись взглядами, выражавшими жалость и боль, мы заметили, что Эрнест ведет себя довольно странно.

Зная его кротость и сдержанность, я удивился искаженному гневом лицу. Что там, я был поражен. Глаза горели, жилы на лбу вздулись. Я ждал, что он скажет, и вот он спросил:

– Где овца?

– Какая овца? – не понял партнер.

– Такая. В которую он врезался. – Глаза его стали вращаться. – В жизни не делал такого удара! Был бы рядом с флажком, если бы не овца.

– По-моему, это была не овца, – сказал партнер. – Больше похожа на мисс Фитч.

– На мисс Фитч?!

Я вздрогнул. Недавние треволнения выбили у меня из головы, что я хотел предупредить его. Что ж, предупредим сейчас. Кларисса может выйти с минуты на минуту, изрыгая пламя.

– Эрнест, – поспешил сказать я, – наш друг совершенно прав. Мисс Фитч завязывала шнурок…

– Что?

– Шнурок.

– Что?

– Ну, на башма…

Голос мой угас. Кларисса стояла на краю газона, скрестив руки. Глаза ее сверкали.

– Минуточку, – слишком спокойно сказал Плинлемон. – Вы говорите, что эта чертова баба стояла посреди поля, чтобы завязать какие-то поганые шнурки? Во время матча? Когда мне нужно только четыре удара! Нет, я не могу! Шнурки!

Лицо его потемнело. Зубы звякнули. Рот открылся, нос задвигался, но он не нашел слов и с силой швырнул клюшку. Угодила она в Клариссу, которая подбиралась к нам медленным зловещим шагом снежного барса.