Исроэл-Иешуа Зингер - Братья Ашкенази. Роман в трех частях

Теперь, став вдвое старше, Баська, как и в прежние времена, когда она приходила к Нисану за литературой и любовалась им, как картиной, смотрела снизу вверх на этого смуглого мужчину, который приехал из далекой Сибири, чтобы указать людям путь в жизни. Но разговаривать с ним она не решалась, ни слова не говорила при нем, а только смущалась и краснела.

В ее взгляде было глубокое почтение старомодной еврейской девушки из семьи бедных ремесленников, со скрытой любовью и восхищением глядящей на прославленного своим знанием Торы ешиботника, ученого илуя, от которого ее отделяет пропасть.

Нисан чувствовал ее горячий взгляд на своей смуглой щеке.

Тевье расхаживал по улицам Лодзи и с тревогой, и с уверенностью. Он ощущал себя отцом Балута.

— Видишь, — говорил он Нисану, переходя с ним от одной биржи к другой, — все это принадлежит нам.

Петроковский губернатор фон Миллер вызвал к себе в канцелярию раввина Лодзи и глав городской еврейской общины.

Главы общины надели черные костюмы и цилиндры, раввин украсил свой шелковый лапсердак медалью, полученной им от императорского двора, и все поехали в Петроков. Однако на губернатора не произвели впечатления ни черные костюмы, ни медаль. Он говорил с вызванными очень жестко.

— Ваши евреи бунтуют в Лодзи! — кричал он. — Я требую, чтобы вы обуздали своих людей! Иначе я снимаю с себя ответственность за погромы, которые может учинить возмущенный народ.

Главы общины низко склонили головы.

— Среди евреев есть разные люди, ваше превосходительство, так же как среди поляков и немцев, — стали оправдываться они. — Что мы можем поделать с бунтовщиками?

— Это ваше дело, а не мое. Смотрите у меня! — сердито ответил губернатор и саданул кулаком по столу.

Лодзинский раввин, говоривший по-русски и уважаемый властями, как всегда, нашел тонкий и хитроумный выход.

— Пусть ваше превосходительство соизволит узнать у своих подчиненных, видели ли они хотя бы одного бунтовщика, который носил бы арбоканфес.

Губернатор не понял его.

— Что вы хотите этим сказать? — строго спросил он раввина.

Раввин на грамматически безупречном русском разъяснил губернатору, что такое арбоканфес, и дал понять, что носящий его еврей соблюдает законы Торы, а значит, верен царю и не подрывает основ власти.

Губернатор принял это во внимание. Полицейские на улицах стали проверять, носят ли задержанные ими евреи арбоканфесы. Тех, у кого находили арбоканфес, отпускали. Прочих арестовывали. Слова раввина молниеносно разнеслись по городу. Все восхищались им, даже его противники хасиды. Главы общины, на которых губернатор так сердито стучал кулаком, собрались на совет и решили бороться с бунтовщиками. Прежде всего они направили во все синагоги и молельни магидов, чтобы те между молитвами минха и майрев выступили перед молящимися. Магиды должны были говорить о еврействе и вере, утишая умы и внушая покорность властям. По субботам главы общины посылали в бедные молельни и синагоги меламедов, чтобы они своими уроками Торы и притчами отвлекали молодых ремесленников и подмастерьев от речей бунтовщиков.

Когда это не помогло, послали за уголовниками и натравили их на сторонников единства.

Лодзинские уголовники уже давно держали на ахдусников зуб. Раньше они были королями в Балуте. Они приставали к еврейским девушкам-служанкам и брали с них деньги за право гулять по субботам в лесу. Требовали они мзду и с их кавалеров, еврейских подмастерьев. К каждому парню, который в первый раз гулял с какой-нибудь девушкой, подходил уголовник с претензией, что эта девушка — его невеста и ухажер должен раскошелиться. У тех, кто платить отказывался, срывали шапку с головы, шелковый платок с шеи, в придачу жертву били. На Пейсах, когда подмастерья шли на гулянье в новой одежде, им приходилось «обмывать обнову» — давать уголовникам на пиво. Иначе их обливали чернилами или резали платье ножами со спины.

Однако с появлением ахдусников подмастерья стали оказывать сопротивление. Они держались вместе и даже избивали своих притеснителей. И бывшие короли Балута затаили на ахдусников зло.

Кроме того, сторонники единства начали перебегать браткам дорогу. Они убеждали девушек-служанок не гулять с уголовниками, которые хотят их обмануть, а посещать вместо этого собрания. Они призывали рабочих обходить стороной дома терпимости. Проститутки лишались заработка, а их «женихи» — карманных денег. Нескольких девушек ахдусники даже уговорили сбежать из публичного дома и стать работницами. Биржи труда тоже становились уголовникам поперек горла. Раньше со всеми бедами приходили к ним, лихим стражам Балута. За пару рублей они принуждали сбежавшего мужа вернуться в покинутую семью. За стакан шнапса и гусиные пупки они могли наломать бока злому хозяину, мучившему своего слугу; отлупить жену-изменницу; подбить глаз девушке, уводящей чужого жениха. Но теперь все обиженные и угнетенные шли не к уголовникам, а на биржи. Так что балутские сорвиголовы слонялись без дела, им не на что было выпить шнапса и закусить гусем. Самые ловкие и сильные, добывавшие своим напором и лихостью почет и уважение всей братве, поддались на агитацию ахдусников и перешли на их сторону. Они больше не желали встречаться с прежними дружками. И дружки пылали на ахдусников злобой. Постоянно случались драки.

Лодзинские купцы и богачи, которые тоже немало терпели от сторонников единства и к тому же были вынуждены время от времени давать им деньги для их организаций, с куда большей охотой заплатили уголовникам, чтобы те расправились с ахдусниками. Уголовники должны были хорошенько проучить их, переломать им кости. Они сговорились между собой, вооружились и приготовились к войне. К браткам прибились извозчики. Ахдусники досаждали и им, подстрекая наемных конюхов и погонщиков требовать повышения жалованья. Кроме того, сторонники единства отвергали Бога, смеялись над раввинами и праведниками, пренебрегали изучением Торы и еврейской верой вообще. Извозчики не могли этого вынести.

Но особенно всех разозлила история с электричеством. В Балуте умер от чахотки молодой подмастерье. Люди из балутского погребального братства тут же пришли, чтобы приготовить тело усопшего к погребению. Они принесли арбоканфес для покойника, потому что если он не носил арбоканфеса при жизни, то пусть хотя бы прибудет в нем на тот свет. Но ахдусники отобрали у них тело умершего, не дали его обмыть, как положено по обычаю, не дали надеть на него саван и арбоканфес, а завернули в красное полотнище и со знаменами и песнями труда отнесли на кладбище. При этом какая-то ахдусница, литвачка в красном платье, сказала, что, когда человек умирает, из его тела выходит не душа, а электричество.