Эдит Уортон - В доме веселья

— Я не хочу ничего обсуждать. Я просто хочу, чтобы между нами не было недомолвок, — настаивал он.

Она остановилась невольно, привлеченная какой-то новой идеей, от которой его взгляд и его голос изменились, и он продолжил, глядя ей прямо в глаза:

— Что меня интересует, так это почему вы так долго выжидаете случая расквитаться с этой женщиной, она ведь давно у вас в руках.

Она молчала, захлестнутая удивлением, а он подошел ближе еще на шаг и спросил ее напрямик, понизив голос:

— Почему вы не воспользуетесь письмами, которые вам продали в прошлом году?

От этого вопроса мисс Барт лишилась дара речи. Поначалу она думала, что он строит догадки главным образом о ее предполагаемом влиянии на Джорджа Дорсета, — столь бесцеремонные намеки как раз были в духе Роуздейла. Но теперь она видела, насколько промахнулась, и удивление от того, что он посвящен в секрет этих писем, до поры не позволило ей распознать истинного смысла его слов.

Ее временное замешательство позволило ему выиграть время и быстро перехватить инициативу. Он поспешно сказал, словно для того, чтобы закрепить контроль над ситуацией:

— Видите, я кое-что знаю о вас — знаю, что она всецело в вашей власти. Звучит как реплика в спектакле, да? Но в некоторых старых хохмах есть доля правды, и я не думаю, что вы купили эти письма просто потому, что коллекционируете автографы.

Она не сводила с него глаз, ее замешательство становилось все глубже, и она ощущала лишь пугающее сознание его власти над ней.

— Вы спросите, как я узнал о них? — поинтересовался он с некоторой гордостью. — Наверное, вы забыли, что я — владелец «Бенедикта», но теперь это ерунда. Для бизнеса очень полезно вникать в некоторые вещи, и я просто использую их в своих личных целях. Ведь это частично и мое дело — по крайней мере, от вас зависит, станет ли оно моим… Давайте глянем ситуации прямо в глаза. Миссис Дорсет, по причинам, которые мы озвучивать не будем, страшно навредила вам прошлой весной. Всем известно, что собой представляет миссис Дорсет, и никто из ее лучших друзей не поверит ей даже под присягой, если дело касается их собственных интересов. Но пока они не встали у нее на пути, гораздо проще следовать за ней, чем противостоять, а вас просто принесли в жертву их себялюбию и лености. Это ли не лучшее объяснение случившегося? Так вот, кое-кто поговаривает, будто у вас в руках есть верная возможность поквитаться: стоит вам рассказать Джорджу все, что вам известно, и он женится на вас завтра же, дайте ему только возможность выставить супругу за дверь. Думаю, он так и сделал бы, но вам, похоже, не нравится подобная форма сведения счетов, и, прикинув по-деловому, я думаю, вы правы. В таких случаях никому не удается остаться чистеньким, и, значит, единственный путь возрождения для вас — это получить поддержку от Берты Дорсет, вместо того чтобы пытаться с ней воевать.

Он сделал паузу, достаточно долгую для того, чтобы перевести дух, но не для того, чтобы Лили успела собрать силы для сопротивления, и пока он наступал, комментируя и поясняя свою мысль, пока он шел напролом, лишенный каких бы то ни было сомнений, она обнаружила, что негодование постепенно сковало ей рот, что его доводы сжимают ее в тисках с неумолимой холодной силой. Теперь уже некогда было выяснять, как он узнал о том, что у нее есть письма Берты: весь мир ее померк на фоне чудовищного блеска придуманного им плана, как эти письма использовать. Но вовсе не ужас заставил ее беспрекословно подчиниться его воле, а скорее неуловимая тождественность его стремлений с ее собственными. Он бы женился на ней хоть завтра, стоит ей только восстановить дружбу с Бертой Дорсет. Но чтобы добиться полного возобновления этой дружбы и молчаливого признания недействительным всего того, что послужило причиной ссоры, Лили должна всего только поставить эту женщину в известность о скрытой угрозе, которую представляет содержимое пакета, чудом оказавшегося в ее руках. Сознание Лили озарили преимущества этого плана перед тем, на котором настаивал несчастный Дорсет. Для успеха того плана пришлось бы разбередить открытую рану, тогда как этот свел бы все к отношениям с глазу на глаз, о которых третьим лицам было бы невдомек. Изложенная Роуздейлом по-деловому, в духе «ты — мне, я — тебе», затея приобрела вид безобидных взаимных уступок, как при передаче собственности или пересмотре границ владений. Это, определенно, упрощало жизнь, позволяя рассматривать ее как вечную дипломатию, политические игры партий, в которых каждая уступка оплачивается эквивалентно: усталый разум Лили был очарован возможностью бегства от изменчивых этических оценок в пределы конкретных мер и весов.

Роуздейл, по мере того как она выслушивала его план, казалось, прочел в ее молчании не только постепенное согласие, но и опасно далеко идущее предвидение возможностей, им предложенных, ибо, поскольку она продолжала стоять перед ним, не говоря ни слова, он взорвался, быстро переведя разговор на себя:

— Видите, как все просто, не правда ли? Только… не стоит увлекаться слишком простыми идеями. Это не означает, что вам удастся начать с чистого листа. Теперь, как говорится, давайте называть вещи своими именами. Вы прекрасно знаете, что Берта и пальцем бы вас не тронула, не будь… э-э-э… скажем, некоторых вопросов, возникших ранее, — маленьких таких вопросиков. Полагаю, это неизбежно для красивой девушки, у которой прижимистая родня. Ну, впрочем, что случилось, то случилось, и Бертины инсинуации упали на уже взрыхленную почву. Видите, куда я клоню? Вы же не хотите, чтобы эти вопросики созрели снова. Одно дело — поставить Берту на место, но вам ведь хочется, чтобы она знала свой шесток? Вы можете довольно быстро ее напугать, но как держать ее на этом шестке? Надо показать ей, что вы обладаете такой же властью, как и она. Никакие письма на свете не могут сделать этого для вас в том положении, в котором вы находитесь сейчас, но, обретя мощный тыл, вы сделаете с ней, что пожелаете. Такова моя доля участия в бизнесе — вот что я вам предлагаю. Вы не сможете обделать это дельце без меня, и не надейтесь. Не пройдет и полгода, как вы вернетесь к старым бедам, если не хуже. Но вот он я, готовый завтра же избавить вас от них, только прикажите. Вы приказываете мне, мисс Лили? — прибавил он, внезапно придвинувшись совсем близко.

Эти слова и это движение, их сопровождавшее, сообща вывели мисс Барт из состояния гипнотической покорности, в котором она бесчувственно пребывала. К бредущему на ощупь разуму озарения приходят окольными путями, и сейчас оно пришло к ней через отвращение при мысли о том, что ее потенциальный сообщник предположил как нечто само собой разумеющееся, будто она ему не доверяет и, возможно, попытается обжулить при дележе добычи. Это проявление его сущности словно представило сделку в новом свете, и она поняла, что вся подлость той заключается в полном отсутствии риска.