Анатоль Франс - 5. Театральная история. Кренкебиль, Пютуа, Рике и много других полезных рассказов. Пьесы. На белом камне

Евфимия.И так заживет; я здоровая. К здоровому человеку ничто не пристанет.

Жюльетта.Значит, вы не можете нагреть мне утюг?

Шум на кухне.

Полина.Что там такое?

Евфимия (серьезно и без всякого удивления) . Должно, чайник на огонь опрокинулся. Сходить за плитой присмотреть!

Звонок.

Звонят, сходить дверь отпереть! (Выходит.)

Полина. У Евфимии такая привычка — ставит чайник на горку угля. Угли сгорают, и катастрофа неизбежна. Каждый раз одно и то же. И никак она не может это понять.

Жюльетта.А юбку для гулянья мне все-таки разгладить надо.

Те же, Роза.

Евфимия (возвращаясь). Это — модистка… Пожалуйте.

Полина.Здравствуйте, мадемуазель Роза.

Жюльетта.Мадемуазель Роза, вы принесли мне канотье?

Роза.Мадемуазель Жюльетта, я не обещала вам на сегодня. В субботу, это уж без обмана. Я пришла за перьями для шляпы вашей мамаши. Госпожа Бержере пообещалась занести перья сегодня с утра. Я все время ее поджидала, а сейчас мне надо к госпоже Деллион, и…

Жюльетта.Мама пошла к вам; вероятно, она уже у вас.

Роза.Она никого не застанет, — я заперла магазин, когда уходила.

Жюльетта.Подождите минутку; она скоро вернется.

Евфимия.Пора на стол накрывать.

Жюльетта.Уберите щетку; вы ужасная неряха, Евфимия!

Полина (смотря на упавшую щетку). Что за свирепый вид у этой щетки. Настоящее ведьмино помело: облезлая, взъерошенная.

Жюльетта.Это — старая щетка. Нечего издеваться.

Евфимия.Нет, это новая. Из старой весь волос повылазил. Теперь я на нее тряпку наматываю, когда пол на кухне протираю.

Жюльетта.Вы уверены, мадемуазель Роза, что мама не заходила к вам сегодня утром?

Роза.Уверена. Я никуда не отлучалась.

Снова шум на кухне.

Евфимия (накрывая на стол). Должно, чайник опрокинулся.

Часы бьют половину.

Роза.Половина двенадцатого. Мне пора!

Жюльетта.Мадемуазель Роза, что носят в этом году?

Роза.Треуголочки, отделанные цветами, бержерки… они всем к лицу. Я вам покажу, — никак не отличить от парижских. У меня все модели есть. Простите, больше ждать никак не могу: мне пора к заказчице.

Жюльетта.А шляпы-бержерки отделывают кружевом?

Роза.Почему же… если вам нравится… Прощайте. Напомните мамаше прислать мне перья. (Уходит).

Жюльетта, Полина, Евфимия, Бержере.

Бержере (читает адрес на вскрытой бандероли). «Господину Бержере, профессору филологического факультета, город Бурж, Старая улица, 61. Отправитель: издательство Ашетта и компании, Париж». Гранки моего учебника латинской литературы. Надо выправить ошибки набора и мои собственные, — им нет числа. Работа длинная и нудная… Ну вот, с первого же взгляда вижу: три «козла» в одной строке. Ты, Полина, знаешь, что такое «козел»?

Полина.Ну да, папа, опечатка, от которой меняется слово. Это — очень неприятная опечатка.

Бержере.Так вот, здесь одна-единственная буква, а «козел» получился такой страшный, что поверг бы в ужас Амфитриту или Венеру Анадиомену, как сказал бы господин Ру, мой лучший ученик. Он поэт… Пять лет тому назад он имел удовольствие увидеть свои первые стихи напечатанными в журнале, таком же молодом, как и он сам. Но удовольствие было омрачено опечаткой наборщика. Ру описывал волшебницу Титанию, зачаровавшую лесных птиц, деревья, растения, цветы, — и вот в последнем четверостишии он говорит:

А наборщик сделал, конечно:

Господин Ру был огорчен до глубины души.

Полина.Бедный господин Ру! Солдатская форма ему не к лицу.

Бержере.Да, совсем не к лицу! Но скоро он снимет мундир. Кажется, завтра кончаются положенные двадцать восемь дней… Хороший был латинист.

Полина.Чем он теперь занят?

Бержере.Пишет в разных журналах и распространяет жирондские вина. (Распечатывает и читает письмо.) Издательство сообщает, что на следующей неделе мне опять пришлют гранки, — ну, теперь я потону в океане бумаги!

Полина.Бедный папа! Как ты работаешь!

Бержере.Работаю я много, но работаю нехорошо! Я слишком занят. Чтобы хорошо работать, надо быть свободным.

Полина.А кто свободен, тот не работает. Сколько гранок тебе надо прочитать?

Бержере.Шестьсот восемьдесят — петита!

Полина.Я не могу тебе помочь, папа?

Бержере.Ну, конечно, можешь.

Евфимия.Матерь божья! Теперь соль просыпалась. Это не к добру.

Бержере.Вы уверены, Евфимия?

Евфимия.Просыпать соль — всегда не к добру.

Бержере.А если я стану утверждать противное, вы мне поверите?

Евфимия (почтительно, но твердо, превозмогая смущение). Но барин… нет, не поверю!

Бержере.Вы мне не поверите? А ведь я же образованный, ученый.

Евфимия.Что и говорить, вы ученый! Да только учили-то вас по книгам, по писаному, а не тому, что в жизни бывает, не по-серьезному. Где уж вам разобраться, что к добру, а что к беде.

Полина.Видишь, папочка, у тебя, бедного, нет авторитета. Тебя не принимают всерьез. Твое мнение не имеет веса.

Бержере.Да, чаще всего… Но почему?

Полина.Знаешь, — может быть, то, что ты говоришь, слишком трудно для понимания… А потом ты очень добрый, очень ласковый, очень простой. А уж это, конечно, не способствует авторитету.

Жюльетта (рассматривая модный журнал). Полина, полосатые ситцы…

Полина (не слыша). Папа, я тебе скажу то, чего ты и не подозреваешь. Ты сейчас в столовой, и около тебя обе твои дочки. Признайся, ты этого не заметил!

Бержере.Я думаю, дочка, что нам с тобой обоим недостает авторитета… Кто-то идет. Это мать… Пойду повяжу что-нибудь на шею — без этого никак нельзя! (Уходит.)

Видно, как по саду идет г-жа Бержере.

Те же, г-жа Бержере.

Жюльетта.Полина, какой ширины этот ситец?

Полина.Восемьдесят сантиметров.

Жюльетта.Восемьдесят, ты уверена?

Полина.Да, уверена.

Жюльетта. Вот мама. Она сейчас скажет.

Г-жа Бержере (входя). Я боялась опоздать. Я от мадемуазель Розы, она задержала меня на целый час — показывала шляпы. Одна, для госпожи Годи, просто необыкновенная.