Ицик Мангер - Книга Рая. Удивительное жизнеописание Шмуэл-Абы Аберво

Он развязал мешок. Писунчику он подарил оловянного солдатика, а мне пригоршню леденцов.

Старик говорил на святом языке [94] Старик говорил на святом языке… — то есть на древнееврейском. , отчего мы попросту растаяли. Он завязал мешок и забросил его на плечо.

— Пошли, ребята.

Он шел впереди. Мы за ним. С ним мы чувствовали себя уютнее. Мы вошли в лесок. Старик засветил свой фонарь.

Мы шли медленно. При свете фонаря, который нес старик, мы видели, как белки прыгают с дерева на дерево. Мы слышали, как перекликаются ночные птицы. Дорогу нам перебежала серна. Издалека доносился плеск воды.

Старик все время оглядывался, улыбался и говорил:

— Устали, ребята? Еще немного, и мы доберемся до лесничего. Там вы будете жить, пока Шорабор отбывает свое наказание.

Старик угадал. Мы действительно устали. Целый день летели за злодеем Димитрием-ангелом.

Мы пришли. Мы едва волочили ноги. Шум воды становился все ближе. На самом берегу реки стоял деревянный домик. Старик остановился. Поставил фонарь на землю и постучал:

— Открывай, Иван! Это я, святой Николай.

Дверь открылась. На пороге показался лесничий Иван. Это был ангел среднего роста, с короткими, крепкими крыльями.

— Двое еврейских ангелят остановятся у тебя, Иван, — сказал святой Николай. — Смотри приглядывай за ними. Нашу еду они не едят. Давай им некипяченое молоко в глиняных кружках и ржаной хлеб.

Старик простился с нами и ушел. Он скоро скрылся среди деревьев.

Мы вошли в дом. На стенах висели образа. Из окна виднелась река.

Ангел-лесничий оглядел нас с ног до головы. Он дивился и не знал, что нам сказать. В конце концов махнул рукой и буркнул: « Ничаво ».

Дверь второй комнаты отворилась, и вошла девочка, ангелица с русой косой и голубыми глазами. Ангел-лесничий сказал ей что-то на языке, которого мы не понимали. Мы только поняли, что ее зовут Анеля.

Анеля ушла обратно в комнату. Через некоторое время она вернулась с парным молоком и ржаным хлебом.

Мы набросились на еду, хлебали молоко, кусали свежий ржаной хлеб и просто не могли нарадоваться.

Ангел-лесничий снял со стены ружье. Он подошел к Анеле, поцеловал ее в лоб и ушел на целую ночь стеречь лес.

Мы остались одни с красивой русой девочкой, дочкой ангела-лесничего. Она кружила по комнате, наводила порядок и щебетала как канарейка.

Она мне очень понравилась, эта Анеля. Все в ней было мило. А мой друг Писунчик был просто вне себя. Он отозвал меня в сторонку и зашептал на ухо:

— Я такой красоты, Шмуэл-Аба, в жизни не видел. Скажи она слово, и я останусь здесь, в православном раю. Глядел бы на нее с утра до ночи и не нагляделся.

Услышав от моего друга такие слова, я сильно встревожился. Это те самые слова, подумал я, которые можно услышать в аллее Трех праотцев от влюбленных парочек. Сердце у меня сжалось. Я испугался, что теперь-то мой друг пропал.

— Ты же еврейский ангел, Писунчик, а она православная. Толку не будет, Писунчик.

Писунчик сразу погрустнел. То, о чем я напомнил, было ему не по сердцу.

За окном шумели лес и вода. По комнате из угла в угол кружилась Анеля. Писунчик не сводил с нее глаз.

Я дернул его за правое крыло:

— Пойдем, Писунчик, прогуляемся немного.

Он пошел за мной как во сне. Мы сели на берегу реки. Из-за облаков выглянула луна. Писунчик вздохнул.

Верный признак, подумал я: чуть луна показалась, а он уже вздыхает. Скоро он начнет сочинять стихи. Околдовала его эта блондинка.

Писунчик сидел и молчал. Я прислушивался к шуму воды. Вдруг что-то обожгло мое левое крыло. Это была слеза моего друга Писунчика.

— Писунчик, Бог с тобой, ты что, плачешь?

Он ничего не ответил. Он обнял меня одной рукой и запел:

Это была Сёмкина песня. У Писунчика еще не было своих песен, значит, его еще можно было спасти. Нужно бежать, бежать отсюда, пока есть время. Пока любовь только искра, когда она станет пламенем, будет поздно.

— Писунчик!

— Что такое, Шмуэл-Аба?

— Давай улетим отсюда, сию же минуту.

— А что же будет с Шорабором, Шмуэл-Аба?

Что я мог на это ответить? Нас послали сюда глядеть за Шорабором и вернуть его назад. Немного подумав, я сказал моему другу:

— Эта Анеля совсем не красивая. Твоя сестра Этл гораздо красивее, Писунчик. Еврейские ангелицы вообще красивее. Да, Писунчик?

Мой друг вздохнул:

— Пустое ты говоришь, Шмуэл-Аба. Анеля красивая, ангел не может не заметить даже чуждую красоту.

Крепко попал, подумал я: заговорил высоким штилем. Помоги ему Бог. А смогу ли я сам ему помочь, не знаю.

Мы услышали голос Анели. Она стояла у открытого окна и звала нас:

— Эй, хлопцы! Эй, хлопцы!

Писунчик вздрогнул. Мы поднялись и вернулись в дом.

Анеля знаками показала нам, что пора спать. Она отвела нас в отдельную комнату и ушла к себе.

Мы легли спать. Писунчик все время говорил во сне и будил меня.

Мы проснулись рано утром. Анеля принесла нам молока и ржаного хлеба. Ангел-лесничий уже вернулся домой. Он лежал и храпел. Анеля выгнала коз из сарая. Мы с Писунчиком полетели к тюремному хлеву, где лежал Шорабор, следить, чтобы его вовремя кормили и не мучили.

С тех пор как мы прибыли, Шорабору увеличили порцию сена. Он стал приходить в себя, немного пополнел. Я радовался каждому грамму, который он набирал.

Мой друг Писунчик, однако, не обращал на это внимания. Пока Шорабор прибавлял, Писунчик терял в весе. Он совсем отбился от рук. Он бродит по лесу, ел без аппетита и спал беспокойно.

Вечером, когда мы возвращались домой в лес, нас поджидала Анеля. Она с нами подружилась, учила нас местным песням, а мы учили ее своим.

Нам было хорошо с этой красивой девочкой. Писунчик не мог оторвать от нее глаз. Если ему приходилось сидеть рядом с ней, он краснел.

Однажды в воскресенье она попросила нас пойти с ней в лес по ягоды. Ее отец, ангел-лесничий Иван, спал. Анеля была, как всегда, прекрасна, и ей было невозможно ни в чем отказать.

Мы зашли с ней глубоко в лес. Летать там было нельзя, деревья росли слишком густо, пришлось ходить пешком.

Анеля смеялась, пела и шутила. Каждую секунду она нагибалась, срывала несколько ягод и бросала их в кувшинчик, который взяла из дома. Время от времени она срывала целую ветку и подносила ее к нашим ртам. Писунчик срывал ягоды с ветки губами. При этом его щеки пламенели гораздо краснее ягод.

Он ходил опустив голову и молчал, ни слова не проронил.