Эмма Донохью - Падшая женщина

Самое время бежать. Когда еще, если не сейчас? Она знала, что нужно уезжать из этого чертова города с первой же оттепелью! Значит, нужно как можно скорее добраться до дому, сложить вещи в сумку и улизнуть, пока не наступит рассвет. И сесть в первый же дилижанс, который идет до Бристоля. Пора начинать все сначала.

Подол платья был заляпан грязью. Мэри почувствовала, что ее ноги онемели и словно бы не хотят идти дальше. Как будто кто-то приковал к ним свинцовые гири. При одной только мысли о предстоящем путешествии у нее начинало сосать под ложечкой. Неужели она так изменилась за те два месяца, что прожила в Монмуте? Неужели она растеряла всю свою храбрость?

Правда, открывшаяся ей в это мгновение, на грязной мостовой, под мутными звездами, заставила ее замереть на месте. На самом деле Мэри хотелось остаться.

Каждое угро следующей недели, пока свет был еще ярким, а их глаза еще не устали, миссис Джонс и Мэри вышивали белое бархатное платье миссис Морган. Хозяйка решила больше не загружать Мэри домашней работой. Эби справится и одна; для возни с тряпками и щетками у Мэри были слишком ценные пальцы. Они трудились не покладая рук, и миссис Джонс не раз испытывала странное ощущение, что они не служанка и госпожа, а просто люди, которые работают вместе, помогают друг другу.

У них уже появились свои маленькие шутки, иногда понятные только им двоим.

— Куда же я задевала эту иголку, Мэри?

— Вы воткнули ее в пояс передника, мадам.

— Верно! — Миссис Джонс вытаскивала иголку и изумленно разглядывала ее, словно видела первый раз в жизни. — И что бы я без тебя делала, Мэри.

— Сели бы на иголку, мадам.

Она делилась с Мэри вещами, которые ни за что не рассказала бы служанке, да еще и такой юной, если бы только дала себе труд задуматься над тем, что подобает, а что нет!

— Это наша соседка, Сэл Белтер, научила меня, как сделать мальчика, — призналась она как-то утром.

— Так что же, вы сделали его не обычным способом?

— Ах ты нахалка. — Миссис Джонс рассмеялась и почувствовала, как порозовело ее лицо. — И о чем я только думаю! Разговаривать о таких вещах с молодой девицей!

Мэри опустила голову еще ниже, делая маленькие ровные стежки.

— Я легла на правый бок, а Томаса заставила лечь на левый. Поэтому дитя было зачато в правой полости — и это оказался мальчик.

Мэри недоверчиво подняла бровь.

— Значит, с Геттой вы этого не делали?

— О, делала, конечно. Я делала так с ними со всеми — ну, во всяком случае, когда не забывала. И трое других были мальчиками. — Ее голос вдруг зазвенел, как хрусталь. — По крайней мере, я так думаю, потому что один из них… понимаешь, было слишком рано и нельзя было сказать наверняка. Первый из наших мальчиков дожил до шести лет, — живо добавила она.

— О, вот как?

— А потом он подхватил лихорадку в шахте.

— Где это? — спросила Мэри, немного подумав.

— В лесу, за пастбищами. Возможно, мне не следовало называть его Орландо. Слишком обременительное имя для маленького мальчика. — Миссис Джонс замерла и уставилась на свою иглу, воткнутую в мягчайший бархат. — Но Томас решил, что все дело в нездоровом воздухе в шахте. Вот почему он никогда не позволял Грандисону помогать шахтерам. К тому времени мы уже потеряли всех остальных. Томас говорил, что с Грандисоном все будет по-другому. Что он будет учиться на ошибках других, и заботиться о своем здоровье, и вырастет настоящим джентльменом и гордостью нашей семьи. — Она слегка задрожала, словно ветка на ветру.

Мэри продолжала шить, то и дело бросая на миссис Джонс встревоженные взгляды. Наконец она не выдержала и положила ладонь ей на юбки.

Миссис Джонс благодарно сжала ее руку. Ее глаза блестели от непролитых слез.

— Не обращай на меня внимания. Я просто глупая женщина со слишком чувствительным сердцем, — тихо сказала она.

Мэри решила переменить тему разговора, чтобы дать хозяйке прийти в себя.

— Что за человек отец Дэффи? — безразличным тоном спросила она.

— Кадваладир? О, даже не знаю.

— Я думала, вы с ним знакомы?

— Разумеется, так и есть. Именно поэтому мне трудно описать его в двух словах. Бедный Джо, — со вздохом заметила миссис Джонс. — Он неважно выглядит. Неудивительно — за ним ведь некому присмотреть. Он не женился аж до тридцати лет. А потом наконец нашел себе невесту — нездешнюю, она жила где-то за Абергавенни. И что же? Не прошло и года, как она умерла в родах! Я слышала, что ребеночка пришлось вырезать из ее живота, — с ужасом добавила она.

— Выходит, Дэффи никогда не знал матери?

Миссис Джонс покачала головой.

— Они с отцом справлялись в одиночку. Хотя я старалась помогать бедному мальчику, чем могла, и бог знает сколько раз он играл у меня здесь, в мастерской. Боюсь, что именно тут он и проникся нашим ремеслом.

— Ага.

Эти темные глаза так и светятся умом, подумала миссис Джонс.

— Значит, когда он подрос…

— То заявил, что не желает служить под началом отца в вонючей старой таверне, а собирается работать на Томаса Джонса.

Мэри улыбнулась; сверкнули ярко-белые зубы.

— И разразилась война?

— Ты себе не представляешь! Он способный парень, наш Дэффи, надо отдать ему должное. И отлично управляется с ножом и иголкой. Томас бы без него не справился.

Мэри помолчала.

— А теперь… — начала она. — Кадваладир, у него… как вы полагаете, мог бы он жениться во второй раз?

— Уверена, что нет. — Эта мысль показалась миссис Джонс почти забавной.

— А он мог бы… — Мэри слегка покраснела. — Он мог бы иметь дело с дурной женщиной? Вроде Салли Моул, когда она была еще жива?

Миссис Джонс бросила на нее суровый взгляд.

— Мэри! Как ты можешь говорить такое о нашем священнике, слуге Господа!

— Я только спросила, — заметила Мэри.

— Достаточно только взглянуть на Джо Кадваладира, и любому станет ясно, что это невозможно, — ответила миссис Джонс уже чуть мягче. — От него так и веет одиночеством. Ну, словно… луком пахнет.

Мэри задумчиво кивнула и вдруг снова сменила тему разговора. Миссис Джонс уже начала привыкать к этим неожиданным переходам.

— Я должна вам в чем-то признаться, мадам.

— Что такое?

— Я уехала из Лондона в большой спешке, и я… осталась кое-что должна.

— Долги, Мэри? — Игла миссис Джонс замерла.

— Только один, — торопливо заверила Мэри. — Плата за комнату. Видите ли, когда мама заболела, она была уже не в состоянии зарабатывать, и, конечно, нам было нечем платить за жилье, а наша хозяйка на Черинг-Кросс… — Она замолчала.

— Ты хочешь сказать, она не простила долг умирающей? — с негодованием спросила миссис Джонс.

Мэри грустно покачала головой.

— Сколько ты должна ей, дитя мое?

— Около фунта, — почти прошептала Мэри. — Я знаю, это очень дурной поступок — сбежать не заплатив… но мне было некуда идти, не к кому обратиться, только к вам. А теперь я все время думаю об этом…