Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 1

[12] Б ѣдный Карлъ Иванычъ, какъ онъ сконфузился! Я-же, о д ѣтская невинность, сталъ разсказывать, какъ я вид ѣлъ во сн ѣ, что будто Карлъ Иванычъ съ Марфой ночью взошелъ въ класную, взялъ тамъ забытую ермолку, заглянулъ къ намъ и пошелъ съ ней въ свою спальню. Карлъ Иванычъ загор ѣлся, готовъ уже былъ и признаться въ гр ѣх ѣ, какъ maman, начавшая съ удовольствіемъ слушать разсказъ моего сна, вдругъ удержала улыбку и спросила такъ естественно и такъ мило: — «Что вы были у папа, д ѣти? Володя, скажи папа, что, ежели онъ можетъ, чтобы зашелъ ко мн ѣ, когда на гумно пойдетъ, да пошли ко мн ѣНикиту, ежели онъ тамъ». Въ то время, какъ maman это говорила съ видимымъ нам ѣреніемъ перебить Карла Иваныча р ѣчь, онъ, б ѣдный, конфузился, а я неумолимо вопрошающимъ взглядомъ смотр ѣлъ на него. Maman встала, подошла къ пяльцамъ, позвонила, вел ѣла убирать со стола, расположилась шить и сказала Карлу Иванычу съ улыбкой: «нынче, хотя и суббота, (она знала, что въ табельные дни мы повторяли вс ѣзады, что составляло страшную даже невозможную работу) но отпустите д ѣтей пораньше». Карлъ Иванычъ изъявилъ мычаніемъ согласіе, оглянулся на насъ, и мы пошли къ папа.

Пройдя комнату, такъ называемую, офиціанскую, мы взошли въ кабинетъ Папа. Онъ стоялъ подл ѣписьменнаго стола и, показывая на бумаги, запечатанные конверты, кучки денегъ, горячился и что-то толковалъ прикащику Никит ѣПетрову, который на обычно[мъ] своемъ м ѣст ѣ, подл ѣбарометра, разставивъ ноги на приличное раз[стояніе], заложивъ руки назадъ и приводя за спиною пальцы въ движеніе т ѣмъ быстр ѣе, ч ѣмъ бол ѣе горячился [13] папа, спереди не выказывалъ ни мал ѣйшаго знака безпокойства, но, напротивъ, выраженіемъ лица выказывалъ совершенное сознаніе своей правоты и вм ѣст ѣсъ т ѣмъ подвластности. Папа, не отв ѣчая даже на «съ добрымъ утромъ» Карла Иваныча и не оглянувшись (что тогда мн ѣказалось необыкновенно дерзкимъ поступкомъ), сказалъ только, сд ѣлавъ движеніе къ намъ рукою: «Сейчасъ, Карлъ Иванычъ, погодите д ѣти» и продолжалъ къ Никит ѣ: «Ахъ, Боже мой милостивой, что съ тобой нынче Никита», и папа дернулся плечомъ по привычк ѣи слегка покрасн ѣлъ. «Этотъ конвертъ со вложеніемъ 800 рублей»... Никита подвинулъ счета, кинулъ 800 и сказалъ: «слушаю-съ». Папа продолжалъ: «для расходовъ по экономіи, понимаешь? Деньги, которыя получатся изъ Хабаровки, подашь Княгин ѣ. Зд ѣшнія доходы: за мельницу ты долженъ получить 400 рублей, такъ? Залоги должны поступить изъ казны 8,000, такъ?» Никита продолжалъ кидать на кости. «И вообще вс ѣдоходы съ Краснаго и съ Малаховки [?], за вычетомъ уплаты въ сов ѣтъ пришлешь ко мн ѣ, теперь же въ контор ѣу насъ 21,000, такъ?» Никита см ѣшалъ счеты и положилъ 21 тысячу. «Эти деньги, исключая 1000 р., которыя ты употребилъ на жалованье себ ѣи дворовымъ людямъ, я возьму съ собою. Этотъ же конвертъ ты знаешь?» Я посмотр ѣлъ на надпись пакета. На немъ было написано: «Карлу Ивановичу Келеру». — Папа, должно зам ѣтивъ, что я прочелъ то, чего мн ѣзнать не нужно, взялъ меня за плечо и показалъ мн ѣнаправленіе прочь отъ стола, продолжая говорить. Я понялъ, что это и ласка и зам ѣчаніе, поц ѣловалъ эту руку [14] и пошелъ къ дверямъ терасы, у которыхъ русачей повалкой, зажмуривъ глаза, на солнц ѣлежала любимая борзая сука Милка. Я весьма сконфуженной сталъ гладить ее, думая совс ѣмъ о другомъ. Отчего нынче мы были допущены присутствовать при занятіяхъ съ Никитою папа, на которые я смотр ѣлъ тогда, какъ на что-то гораздо выше занятій дипломатическихъ кабинетовъ, какъ на занятія, недоступныя никому, кром ѣпапа и Никиты. Потомъ что бы значилъ этотъ пакетъ К[арла] И[ваныча]? Папа сказалъ: «прислать ко мн ѣ», стало быть онъ ѣдетъ. Куда? Надолго-ли? Сов ѣщаніе-же продолжалось. Со стороны папа съ видимымъ нетерп ѣніемъ — онъ не любилъ говорить при чужихъ — онъ красн ѣлъ и подергивался чаще и чаще. Никита же перем ѣнилъ, наконецъ, выраженіе тупоумія, съ которымъ онъ считалъ нужнымъ слушать приказанія господина, какъ бы говоря: «Извольте говорить, языкъ безъ костей, но все это не такъ, а вотъ я вамъ скажу какъ», на выраженіе, обыкновенное Русскому челов ѣку, ума и см ѣтливости и, см ѣшавъ все на счетахъ, началъ: «Вы изволили говорить, въ сов ѣтъ заплатить съ м ѣльницы залоговъ и доходовъ. Мельникъ приходилъ, говоритъ: «Ради Бога повремените, помола не было, денегъ н ѣтъ, несчастнымъ челов ѣкомъ сд ѣлаете, дайте поправиться, я, дескать, буду еще вамъ плательщикомъ». И въ самомъ д ѣл ѣ, сударь, ежели намъ его снять, найдется ли еще по той ц ѣн ѣ. На счетъ залоговъ Секретарь Иванъ Аф[анасьевичъ] говорилъ мн ѣ[15] въ середу, что дескать доложи А.М., покуда не получится квитанція въ доставк ѣ, Журналъ составить нельзя. Я, хотя безъ вашего приказанія, приказалъ два воза муки насыпать въ городъ И[вану] А[фанасьевичу] свести воскресеньи, да Б ѣляева поблагодарить нужно. Богъ дастъ, черезъ м ѣсяцъ и охлопочу, а въ Сов ѣтъ сами изволите знать, срокъ 14. Новыхъ доходовъ до установки ц ѣнъ трогать нельзя». Видно было, что у Никиты запасъ аргументовъ еще былъ большой, но Папа остановилъ его. «Я распоряженiй: своихъ не перем ѣню, но ежели въ полученіи будетъ задержка, тогда возьмешь въ сов ѣтъ платить изъ Хабаровскихъ денегъ. Я Княгин ѣсамъ скажу». — Никита только сказалъ «слушаю-съ», но въ выраженіи голоса видно было торжество поб ѣды — ему только и нужно было. Хабаровка было одно изъ им ѣній матушки, и Никита любилъ, когда, случалось, въ пользу своего им ѣнія папа бралъ изъ ея денегъ взаймы. — Отецъ мой во вс ѣхъ случаяхъ жизни былъ челов ѣкъ нер ѣшительной. — Онъ считалъ неблагороднымъ пользоваться деньгами женщины, которая его любила; брать деньги даже взаймы ему нельзя было, потому что онъ былъ игрокъ; вм ѣст ѣсъ т ѣмъ онъ часто пользовался ими. Теперь, наприм ѣръ, предлагая этотъ разсчетъ Никит ѣ, онъ зналъ, что тотъ не найдетъ другаго способа устроить все, какъ взять изъ денегъ Княгини. — Ему нужно было, чтобы кто нибудь выказалъ необходимость сд ѣлать это, и тогда уже сов ѣсть его была покойна. Займы-же эти совершались очень часто и, разум ѣется, безъ платежа, потому что или отецъ [16] игралъ, или клалъ деньги на хозяйство, что онъ однако, надо отдать ему справедливость, всегда д ѣлалъ очень д ѣльно. — Окончивъ д ѣла съ Никитой, Папа обратился къ намъ. «Ну, д ѣти, въ посл ѣдній разъ вамъ нынче учиться у Карла Иваныча, — нынче въ ночь ѣдемъ въ Москву: уже вы большіе ребята стали, пора вамъ серьезно работать и ут ѣшать свою maman. Она теперь остается зд ѣсь, и одна для нея будетъ радость — это знать, что вы умны, учитесь хорошо, и вами довольны».

Хотя по приготовленіямъ, которыя мы нед ѣли за дв ѣмогли зам ѣтить, мы и догадывались, что должно случится что-нибудь особенное, но эта неожиданная новость ошеломила насъ. Володя, поц ѣловавъ руку Папа и помолчавъ немного, опомнился и сдержаннымъ голосомъ, за которымъ слышны были слёзы, передалъ порученіе maman. Вася разр ѣвелся. Я не двигался съ м ѣста, мн ѣстало очень, очень жалко оставить maman, вм ѣст ѣсъ т ѣмъ мысль, что мы стали большіе, и что я могу ут ѣшить maman, пріятно пощекотала мое тщеславіе. «Ежели мы нынче ѣдемъ» — подумалъ я — «стало быть классовъ не будетъ, какъ я радъ; а впрочемъ лучше бы в ѣкъ учиться, да не оставлять maman и не обижать б ѣднаго Карла Иваныча — онъ и такъ очень не счастливь».