Толстой Л.Н. - Полное собрание сочинений. Том 1

————

«Это д ѣло», сказалъ я, «лучше р ѣшили бы во Франціи». —

— «А вы были во Франціи?» сказалъ мой собес ѣдникъ, обратившись ко мн ѣсъ видомъ самаго учтиваго торжества. — «Странно», подумалъ я, разбирая это д ѣло съ самимъ собою, «что плаваніе на пространств ѣдвадцати одной мили, потому что, положительно, больше не будетъ отъ Дувра до Кале, можетъ дать челов ѣку такія права. — Я ихъ разсмотрю»... Итакъ, оставивъ споръ, я прямо пошелъ на мою квартиру, сложилъ полдюжины рубашекъ и пару черныхъ шолковыхъ штановъ. «Фракъ, который на мн ѣ», сказалъ я, посмотр ѣвъ на рукава, «сойдетъ»... и взялъ м ѣсто въ Дуврскомъ дилижанс ѣ. И такъ какъ корабль отправлялся въ девять часовъ сл ѣдующаго утра, въ три я сид ѣлъ за моимъ об ѣдомъ, изъ цыплячьяго фрикасе, такъ неоспоримо во Франціи, что ежели бы я въ ту же ночь умеръ отъ разстройства въ желудк ѣ, ц ѣлый св ѣтъ не могъ бы остановить д ѣйствія droits d’aubaine: 173 173 Путешествіе это было предпринято въ 1762 году. Франція находилась въ войн ѣ съ Англіею. [droits d’aubaine — закон, по которому имущество иностранца, умершего во Франціи, составляло собственность короля.] мои рубашки, черная пара шолковыхъ штановъ, чемоданъ и все пошло бы къ королю Франціи, — даже этотъ маленькой портретъ, который я такъ долго носилъ и такъ часто говорилъ теб ѣ, Элиза, что я унесу съ собою въ могилу, сорвали бы съ моей шеи! Невеликодушно!

Отбирать вещи неосторожнаго путешественника, котораго ваши же подданные заманили на свою сторону. — Ей Богу, Государь, это нехорошо! Т ѣмъ бол ѣе нехорошо и т ѣмъ бол ѣе в ѣрно мое зам ѣчаніе, что вы влад ѣтель народа столь образованного, столь учтиваго и столь изв ѣстнаго н ѣжностью своихъ чувствъ и прекрасными наклонностями. —

И только что я поставилъ ногу на ваши влад ѣнія»........

Когда я кончилъ свой об ѣдъ и выпилъ за здоровье Французскаго короля, чтобы успокоить себя въ томъ отношеніи, что я не чувствую противъ него злобы, а напротивъ — высокое уваженіе за его челов ѣколюбивый характеръ, я всталъ на палецъ выше отъ этого примиренія. —

«Н ѣтъ», — сказалъ я — «родъ Бурбоновъ ни въ какомъ случа ѣнельзя назвать жестокимъ родомъ: они могутъ быть обманываемы, какъ и вс ѣ; но есть какая то н ѣжность въ ихъ крови». Уб ѣдившись въ этомъ, я почувствовалъ особеннаго рода теплоту на моей щек ѣ, пріятн ѣе и н ѣжн ѣе, ч ѣмъ то могла произвести бутылка бургонскаго, которую я выпилъ и которая стоила по крайней м ѣр ѣдва ливра. «Боже всемогущій!» сказалъ я, оттолкнувъ въ сторону мой чемоданъ: «что же такого есть въ благахъ сего міра, что разжигаетъ наши умы и заставляетъ столько добросердечныхъ братьевъ ссориться между собою такъ жестоко, какъ мы это д ѣлаемъ?»

Когда челов ѣкъ въ мир ѣсъ другими людьми, самый тяжелый металлъ кажется легче пера въ его рук ѣ! Онъ вынимаетъ свой кошелекъ, держитъ его открытымъ и не завязаннымъ, какъ будто ищетъ предмета, съ которымъ бы разд ѣлить его. Сд ѣлавъ это, я почувствовалъ расширеніе каждой жилы въ моемъ т ѣл ѣ— артеріи вс ѣбились такъ пріятно — въ одно время, и вс ѣсилы, которыя поддерживаютъ нашу жизнь, исполняли свою обязанность такъ незам ѣтно, что самая начитанная précieuse 174 174 [жеманница] во Франціи со вс ѣмъ ея матерьялизмомъ не могла бы назвать меня машиной. —

«Я уб ѣжденъ», сказалъ я самъ себ ѣ: «я опровергнулъ бы ея credo». 175 175 [веру.] Прибавленіе этой мысли въ это время возвело мою натуру на высочайшую ступень — я былъ уже примиренъ со вс ѣмъ св ѣтомъ; а это побудило меня заключить окончательный миръ и съ самимъ собою. —

«Теперь, будь я король Франціи», воскликнулъ я: «какая удобная минута для сироты просить у меня чемоданъ своего батюшки!»

Не усп ѣлъ я произнести этихъ словъ, какъ б ѣдный монахъ ордена св. Франциска взошелъ въ комнату просить что нибудь для своего монастыря. —

Никто не хочетъ, чтобы его доброд ѣтели были игрою случая — Sed non quoad hanc — какъ бы то ни было —; но такъ какъ н ѣтъ правильнаго разсужденія о приливахъ и отливахъ хорошаго и дурного расположенія нашего духа, можно предположить, что они зависятъ отъ т ѣхъ же самыхъ причинъ, какъ и приливы и отливы моря — право намъ не обидно бы было допустить это; по крайней м ѣр ѣчто до меня касается, я ув ѣренъ, я бы былъ бол ѣе доволенъ, ежели бы про меня сказали, что я им ѣлъ д ѣло съ луною, въ которомъ не было ни стыда ни гр ѣха, ч ѣмъ говорили бы про мой собственный свободный поступокъ, въ которомъ было бы то и другое. —

Но какъ бы то ни было, только что я взглянулъ на него я почувствовалъ, что мн ѣпредопред ѣлено не дать ему ни коп ѣйки; сообразно съ этимъ, я положилъ кошелекъ въ карманъ — застегнулся, оперся бол ѣе на центръ своей тяжести и важно подошелъ къ нему: я боюсь вспомнить, но мн ѣкажется, было что то отталкивающаго въ моемъ взгляд ѣ: его лицо еще теперь передъ моими глазами, я думаю, въ немъ было что то заслуживающее лучшаго. —

Монаху, сколько я могъ судить по его пл ѣшивой голов ѣи р ѣдкимъ с ѣдымъ волосамъ на вискахъ, было около семидесяти; но судя по глазамъ и тому роду огня, который былъ въ нихъ, и который, казалось, былъ ум ѣренъ бол ѣе учтивостью, ч ѣмъ годами, ему было не бол ѣе шестидесяти. Истина была между обоими предположеніями. Ему в ѣрно было шестьдесятъ пять. —

Вообще его видъ и поза, не смотря на то, что морщины покрыли его лицо, какъ казалось, прежде времени, подтверждали это предположеніе.

Это была одна изъ т ѣхъ головъ, которыя такъ часто писалъ Гвидо — н ѣжная, бл ѣдная, проницательная — безъ обыкновеннаго такого рода людямъ выраженія грубаго и самодовольнаго нев ѣжества; онъ не смотр ѣлъ въ землю; напротивъ, взоръ его былъ устремленъ впередъ и, казалось, онъ смотр ѣлъ на что то, находящееся вн ѣэтого міра. Какимъ образомъ бросило Небо эту голову на плечи монаху его ордена, знаетъ лишь оно само; но она лучше бы пристала брамину, и ежели бы я встр ѣтилъ ее въ долинахъ Индостана, я бы почтилъ ее. —

Остальной видъ его наружности можетъ быть переданъ въ н ѣсколькихъ чертахъ. Легко можно было обозначить его; потому что въ немъ не было ничего ни привлекательнаго, ни другого, исключая того, что выраженіе д ѣлало такимъ: онъ былъ худъ, щедушенъ, ростомъ немного выше обыкновеннаго; фигура его не теряла общаго выраженія достоинства отъ складки впереди; но это было положеніе просителя; какъ теперь представляется онъ моему воображенію, онъ этимъ бол ѣе выигрывалъ, ч ѣмъ проигрывалъ. —

Сд ѣлавъ въ комнат ѣтри шага, онъ остановился и положилъ л ѣвую руку на грудь (въ правой онъ держалъ большой б ѣлый посохъ, съ которымъ онъ странствовалъ). Когда я вплоть подошелъ къ нему, онъ ввелъ себя маленькимъ разсказомъ о нуждахъ своего монастыря и б ѣдности своего ордена, — онъ сд ѣлалъ это такъ просто, такъ мило и такая скромность видна была въ его ліц ѣи взглядахъ, что надо было мн ѣбыть заколдовану, чтобы не быть тронуту этимъ. —