Евгения Марлитт - Дама с рубинами (др.перевод)

Так было и теперь.

Рейнгольд был, правда, еще несовершеннолетний, но ему шел уже восемнадцатый год, так что его совершеннолетие должно было наступить в непродолжительном времени. С точки зрения Рейнгольда, это была пустая формальность, исполнения которой совсем незачем было выжидать, и он уже через несколько дней крепко держал в своих руках бразды правления. Надо отдать справедливость, он знал свое дело. Главный бухгалтер и управляющий, которым временно было поручено ведение дела, превратились при нем в ничто и ввиду кратковременности своей деятельности и раздражительности наследника лишь изредка пользовались своим правом голоса; остальные же служащие в конторе и рабочие на фабрике мрачно и робко склонялись над своей работой, когда высокий молодой хозяин с небрежной походкой и манерами, но с решительным и жестким взглядом входил на фабрику. Коммерции советник также был строг и редко удостаивал своих подчиненных приветливым словом, но никогда напрасно не приходилось взывать к его справедливости. Его девизом было: жить самому и давать жить другим, и это привлекало к нему сердца людей, несмотря на все его высокомерие.

Молодой преемник подвергал все это самой жестокой критике.

— Теперь всему этому конец, у папы слишком много денег проходило между пальцев; он хозяйничал, как барин; купцом он никогда не был, — сказал Рейнгольд и приступил к «уборке», причем начал со старого «лентяя».

Маргарита снова вернулась, тетя София знала час ее приезда и выехала на вокзал; бабушка также соблаговолила встретить внучку и взять ее под свое крылышко. Однако старушка была крайне изумлена тем, что из вагона вместе с Маргаритой вышел и Герберт. Он в качестве депутата ландтага провел несколько недель в столице, и его ждали домой лишь через несколько дней. «Важное дело» будто бы привело его на ближайшую большую станцию, где он, к своему удовольствию, встретил племянницу и мог охранять ее во время продолжительного ожидания на вокзале.

Советница сердито покачала головой по поводу этой езды «взад и вперед» в такой холод. «Важное дело», по ее словам, можно было устроить на обратном пути, но благодаря пару люди имеют теперь возможность исполнять всякие свои капризы.

Вчера рано утром ландрат, как было условлено, приехал в санях за Маргаритой. Он сказал, что ему нужно переговорить с отцом относительно сданного в аренду имения и что она прекрасно может воспользоваться этим случаем, чтобы повидать дедушку. Затем они понеслись по обширной белой равнине. Небо представляло собой сплошную снежную массу, и дул резкий, холодный ветер, сорвавший вуаль с лица Маргариты. Придерживая вожжи одной рукой, Герберт поймал развевающийся газ, потом быстро спустил свою широкую шубу с одного плеча и окутал ею дрожавшую от холода девушку.

— Брось! — равнодушно проговорил он, еще плотнее закутывая ее, несмотря на энергичное сопротивление с ее стороны, — дочери и племянницы могут совершенно спокойно позволить себе подобную вещь со стороны папаши или старого дядюшки; это нисколько не оскорбляет их девичьего достоинства.

Бросив робкий взгляд в сторону Принценгофа, Маргарита возразила, что там могут увидеть этот маскарад.

— Ну, так что же? Разве это такая большая беда? — улыбаясь, ответил Герберт. — Эти дамы прекрасно знают, что сидящий возле меня комочек — не что иное, как моя маленькая племянница.

К вечеру он снова вернулся в столицу, чтобы присутствовать на последнем заседании.

Вчерашний день вышел таким беспокойным, что Маргарита только сегодня немного пришла в себя.

Было воскресенье. Тетя София ушла в церковь, и вся прислуга, кроме Варвары, тоже ушла послушать проповедь. В доме царила глубокая тишина, дававшая Маргарите возможность разобраться во всех впечатлениях, полученных ею при возвращении домой.

Она стояла у окна и смотрела затуманившимся взором на сверкавшую снегом базарную площадь. Ей казалось, что зимний мороз царил не только на улице; атмосфера в доме тоже стала холодной и морозной, как будто пронизанной невидимыми сосульками. Раньше случалось довольно часто, что в старом милом доме витал мрачный дух; это бывало в те дни, когда меланхолия хозяина дома угнетающим образом действовала на всех обитателей дома, но это было лишь отражением его настроения, под влиянием которого он обыкновенно запирался в свою комнату, в общем же жизнь в доме от этого нисколько не страдала; он никогда не вмешивался в установившийся издавна домашний распорядок, был всегда щедр и заботился о благосостоянии своих домашних и служащих.

Как все изменилось! На его стуле сидел теперь новый владелец фирмы, но его деятельность далеко не ограничивалась конторой; она проявлялась повсюду; его длинная фигура бродила по дому, заглядывая в погреб и на чердак, пугая всех своим бесшумным появлением. Варвара жаловалась, что он, как жандарм, ходит за нею по пятам; он призывает торговок маслом и яйцами к окну конторы и спрашивает, сколько чего они продали на кухню, затем сам спускается вниз и начинает браниться по поводу «громадных расходов»; он вытаскивает дрова из-под плиты и заменил большую кухонную лампу совсем маленькой, при которой в громадной кухне ничего не было видно.

«Зарабатывать деньги, копить деньги», это было девизом молодого хозяина. Потирая свои холодные, малокровные руки, он при каждом случае уверял, что теперь свет должен снова получить право называть Лампрехтов тюрингенскими «Фуггерами» [6] Фуггер — банкирский дом баварской Швабии, родоначальник которого жил в XIV веке и составил себе громадное состояние коммерческими предприятиями , тогда как при последних хозяевах слава торгового дома начала меркнуть.

С уст тети Софии до сих пор не сорвалось еще ни одной жалобы, но она совсем побледнела, веселье и жизнерадостность совершенно исчезли с ее милого лица, а сегодня за кофе она говорила, что весной пристроит пару комнат и кухню к своему садовому павильону; жить на свежем воздухе было всегда ее горячим желанием.

Теперь она шла по базарной площади. Служба в церкви кончилась; целая толпа богомольцев текла по улице; развевались вуали и перья шляп и шуршали шелк и бархат. Хор певчих тоже вышел из церкви, распевая хорал.

Маргарита надела кофточку и сошла вниз, чтобы встретить тетю. В ту минуту, когда она открывала ворота, молодые голоса стройно запели «Хвалите Господа с небес». Маргарита, затаив дыхание, слушала высокий, серебристый дискант, выделявшийся из всех остальных голосов.

— Это маленький Макс из пакгауза, — сказала тетя София, входя и стряхивая с ног снег, — мальчик должен петь за деньги.

Маргарита переступила через порог и выглянула на улицу. Там действительно стоял Макс в черном берете; его румяные щечки горели от холодного воздуха и изо рта вместе с пением вылетали клубы пара.