Лев Толстой - Полное собрание сочинений. Том 1. Детство. Юношеские опыты

Ежели ѣдутъ экипажи по одному направленію, то распря бываетъ продолжительн ѣе: тотъ, кто обид ѣлъ, старае[тся] угнать или отстать, другой же иногда усп ѣваетъ доказать ему неправоту поступка и беретъ верхъ; впрочемъ, когда ѣдутъ въ одну сторону, то перев ѣсъ на сторон ѣтого, чьи лошади р ѣзв ѣе.

Вс ѣэти отношенія очень удобно прикладываются къ отношеніямъ вообще въ жизни. Интересно[ы?] тоже для меня отношения господъ между собою и кучерами при такого рода столкновеніяхъ. — «Эка дрянь, куда прешь?» — Когда это обращается ко всему экипажу, невольно с ѣдокъ старается принять видъ серьезной или веселой или беззаботной — однимъ словомъ такой, который онъ прежде не им ѣлъ; зам ѣтно, что ему пріятно бы было, ежели бы было на оборотъ; зам ѣтилъ я, что г[оспо]да съ усами въ особенности сочувствуютъ обидамъ, нанесеннымъ ихъ экипажу. —

— «Кто ѣдетъ?»

Это прокричалъ буточникъ, который нынче утромъ при мн ѣочень былъ оскорбленъ тоже кучеромъ. У подъ ѣзда противъ этой самой будки стоя[ла] карета; славный съ рыжей бородой кучеръ, уложивъ подъ себя возжи и опершись локтя[ми] на кол ѣни, гр ѣлъ спину на солнц ѣ, какъ было видно, съ большимъ удовольствіемъ, потому что даже почти совс ѣмъ зажмурился. Напротивъ него буточникъ похаживалъ на площадк ѣпередъ будкой и концомъ алебарды поправлялъ доску надъ лужей передъ своимъ балкономъ. — Вдругъ ему не понравилось, или что карета тутъ стоитъ, или завидно стало, что кучеру такъ пріятно гр ѣться, или хот ѣлъ разговориться — онъ прошелъ по своему балкончику, заглянулъ въ переулокъ, потомъ, стукнулъ алебардой по доск ѣ: «Эй ты, куда сталъ? дорогу загородилъ». Кучеръ немного отщурилъ л ѣвый глазъ, по смотр ѣлъ на буточника и опять закрылъ. — «Съ ѣзжай! теб ѣчто ли говорятъ!» Никакого вниманія.— «Аль не слышишь! сворачивай, говорятъ!» Буточникъ, видя, что н ѣтъ отв ѣта, прошелъ по балкончику, еще заглянулъ въ переулокъ и видно собирался сказать что нибудь разительное. Въ это время кучеръ приподнялся, поправилъ подъ собой возжи и, повернувшись съ заспанными глазами къ буточнику: — «Что з ѣваешь? Теб ѣ, дураку то и ружья въ руки не давали, а туда же кричитъ!»

— Подавай!

Кучеръ проснулся и подалъ.

Я посмотр ѣлъ на буточника; онъ что то пробормоталъ и сердито посмотр ѣлъ на меня; ему, видно, непріятно было, что я слышалъ и смотрю на не[го]. Я знаю, что нич ѣмъ больше нельзя оскорбить челов ѣка въ глубин ѣ, какъ т ѣмъ, чтобы дать понять ему, что зам ѣтилъ, но говорить про это не хочешь; поэтому я сконфузился, пожал ѣлъ буточн[ика] и пошелъ прочь.

Люблю я въ Дмитріи тоже способность разомъ назвать челов ѣка; меня это забавляетъ. «Пади, шапка, — служба, борода, пади, салазки, пади, прачка, пади, коновалъ — пади, фигура , пади, Мусье». Удивительно ум ѣетъ русскій челов ѣкъ найти обидное слово другому, котораго онъ въ первый разъ видитъ, не только челов ѣку, сословію: м ѣщанинъ — «кошатникъ», будто бы м ѣщане кошекъ обдираютъ; лакей — «лакало, лизоблюдъ»; мужикъ — «Рюрикъ» — отчего, не знаю; кучеръ — «гуже ѣдъ» и т. д. — вс ѣхъ не перечтешь. Повздорь Ру[сскій] челов ѣкъ съ челов ѣкомъ, котораго первый разъ видитъ, онъ сейчасъ окреститъ его такимъ именемъ, которымъ зад ѣнетъ за живую струну: кривой носъ, косой чертъ, толстогубая бестія, курнос[ый]. Надо испытать, чтобы знать, какъ в ѣрно и м ѣтко всегда попадаютъ прямо въ больное м ѣсто. Я никогда не забуду обиды, которую заочно получилъ. Одинъ Р[усскій] чел[ов ѣкъ] говори[лъ] про меня: «Ахъ, онъ р ѣдкозубый!» — Надо знать, что у меня зубы чрезвычайно дурны, испорчены и р ѣдки. —

Я прі ѣхалъ домой. Дмитрій заторопился сл ѣзать, чтобы отворить ворота, я тоже, чтобы пройти въ калитку прежде его; это всякій разъ такъ бываетъ: я тороплюсь войти, потому что привыкъ уже, онъ торопится подвезти меня къ крыльцу, потому что онъ такъ привыкъ. — Я долго не могъ дозвониться; св ѣчка сальная очень нагор ѣла и Провъ, мой лакей старичокъ, спалъ. Покуда я звонилъ, вотъ о чемъ я думалъ: Отчего мн ѣпротивно входить домой, гд ѣи какъ бы я ни жилъ? противно вид ѣть того же Прова на томъ же м ѣст ѣ, ту же св ѣчку, т ѣже пятна на обояхъ, т ѣже картины, такъ что даже грустно д ѣлается? —

Особенно надо ѣдаютъ мн ѣобои и картины, потому что они им ѣютъ претензію на разнообразіе, а стоить посмотр ѣть на нихъ два дня, они хуже б ѣлой ст ѣны. Это непріятное чувство, входя домой, должно быть, отъ того, что не рожденъ челов ѣкъ, чтобы въ 22 года жить холостякомъ. То ли [бы] было, ежели бы можно было спросить Прова, который вскочилъ и, стуча сапогами, (в ѣрно чтобы показать, что онъ давно слышитъ и исправенъ) отворяетъ дверь: «Барыня почиваетъ?» — Никакъ н ѣтъ, въ книжку читаютъ. — То ли бы д ѣло: — взялъ бы я об ѣими руками за головку, подержалъ бы передъ собой, посмотр ѣлъ бы, поц ѣловалъ бы и опять посмотр ѣлъ и опять поц ѣлуй; и не скучно бы было ворочаться домой. Теперь одинъ вопросъ, который я могу сд ѣлать Прову, чтобы показать ему, что я зам ѣтилъ, что онъ никогда не спитъ, когда меня дома н ѣтъ, это: «Былъ кто нибудь?» — Никого. — Всякій разъ, когда бываетъ такого рода вопросъ, отв ѣтъ Провъ д ѣлаетъ жалкимъ голосомъ и всякій разъ мн ѣхочется ему сказать: «Зач ѣмъ же ты говоришь жалкимъ голосомъ? Я очень радъ, что никто не былъ». Но я удерживаюсь: Провъ могъ бы оскорби[ться], а онъ челов ѣкъ почтенный. —

Я обыкновенно вечеромъ пишу дневникъ, франклиновскій журналъ и ежедневные счеты.

Нын ѣшній [день] я ничего не издержалъ, потому что ни гроша н ѣту, такъ нечего писать въ счетную книгу. —

Дневникъ и журналъ — другое д ѣло: нужно бы было писать, но поздно, отложу до завтра. —

Мн ѣчасто случалось слышать слова: «пустой челов ѣкъ, живетъ безъ ц ѣли»; и самъ даже я это часто говорилъ и говорю, не отъ того чтобы я повторялъ чужія слова, но я чувствую въ душ ѣ, что это нехорошо и что нужно им ѣть въ жизни ц ѣлъ .

Но какъ же это сд ѣлать, чтобы быть «полнымъ челов ѣкомъ и жить съ ц ѣлью»? — Задать себ ѣц ѣль никакъ нельзя. — Это я пробовалъ, сколько разъ, и не выходило. Надо не выдумывать ее, но найти такую, которая бы была сообразна съ наклонностями челов ѣка, которая бы и прежде существовала, но которую я только бы созналъ. Такого рода ц ѣль я, мн ѣкажется, нашелъ: всестороннее образованіе и развитіе вс ѣхъ способностей. Какъ одно изъ главныхъ сознанныхъ средствъ къ достиженію — дневникъ и франклиновской журналъ. — Въ дневник ѣя каждый день испов ѣдуюсь во всемъ, что я сд ѣлалъ дурно. Въ журнал ѣу меня по графамъ расписаны слабости — л ѣнь, ложь, обжорство, нер ѣшительность, желаніе себя выказать, сладострастіе, мало fierté [230]и т. д. все вотъ такія м ѣлкія страстишки: въ этотъ журналъ я изъ дневника выношу свои преступленія крестиками по графамъ.

Я сталъ разд ѣваться и думалъ: «Гд ѣже тутъ всестороннее образованіе и развитіе способностей, доброд ѣтели, a разв ѣэтимъ путемъ дойдешь ты до доброд ѣтели? куда поведетъ тебя это[тъ] журналъ, который служитъ теб ѣтолько указателемъ слабости, которымъ конца н ѣтъ, которыя всякій день прибавляются и которыми, ежели бы ты даже уничтожилъ ихъ, не достигнулъ бы доброд ѣтели? — Ты только обманываешь себя и играешь этимъ какъ дитя игрушкой. — Разв ѣдостаточно какому нибудь художнику знать т ѣв ѣщи, которыхъ не нужно д ѣлать, чтобы быть художникомъ? Разв ѣможно отрицательно, удерживаясь только отъ вреднаго, достигнуть чего нибудь полезнаго? Землед ѣль[цу] не достаточно выполоть поле, надо вспахать и пос ѣять его. Сд ѣлай себ ѣправила доброд ѣтели и сл ѣдуй имъ. — Это говорила частица ума, которая занимается критикой.