Чарльз Диккенс - Большие надежды (без указания переводчика)

Я шелъ не по направленію, которое вело къ кузницѣ, не по направленію, по которому мы преслѣдовали каторжниковъ. Я шелъ все время спиною къ отдаленному понтону и видѣлъ старинные сторожевые огни, только черезъ плечо.

Сначала мнѣ пришлось отворять и притворять за собою ворота, или дожидаться на тропинкѣ, покуда скотъ столпившійся посторонится и сойдетъ въ сторону въ траву и камыши. Но чрезъ нѣсколько времени, я былъ совершенно одинъ среди болотъ.

Прошло еще съ-полчаса, прежде чѣмъ я добрался до печей, гдѣ обжигали известку; огонь былъ разведенъ, но горѣлъ какъ-то вяло, распространяя спертый запахъ, рабочихъ же не было видно, рядомъ находилась ломка известняка. Мнѣ слѣдовало пройдти черезъ нее и я увидѣлъ, что тамъ были разбросаны инструменты и тачки, слѣдовательно, каменьщики работали въ тотъ день.

Поднявшись изъ ямы., такъ-какъ тропинка пролегала по дну ея, я увидѣлъ огонь въ сторожкѣ при шлюзахъ. Я прибавилъ шагу и постучался въ дверь. Дожидаясь отвѣта, я сталъ осматриваться вокругъ, и увидѣлъ, что шлюзы были заброшены и поломаны; домикъ, деревянный съ черепичатой крышей, казалось, могъ не долго служить защитою отъ непогоды, если служилъ ею и теперь; грязь и илъ были покрыты известью, и удушливый дымъ и паръ изъ печи билъ мнѣ прямо въ лицо. Отвѣта все не было; я снова постучалъ, и на этотъ разъ не получивъ отвѣта, дернулъ задвижку.

Она поддалась и дверь отворилась. Заглянувъ, я увидѣлъ свѣчу, стоявшую на столѣ, скамью, и кровать съ матрацемъ. Такъ-какъ въ комнатѣ были полати, то я крикнулъ:- Есть такъ кто? но никто не отозвался. Я взглянулъ на часы, былъ уже десятый часъ, я снова закричалъ, — есть такъ кто? — По прежнему не получивъ отвѣта, я вышелъ изъ дверей, не зная что дѣлать.

Вдругъ пошелъ сильный дождь. Я возвратился назадъ и всталъ въ дверяхъ, вглядываясь въ ночную темноту. Обдумавъ, что кто-нибудь вѣроятно былъ здѣсь недавно и скоро возвратится, иначе свѣча не горѣла бы, я захотѣлъ посмотрѣть, много-ли она нагорѣла. Я повернулся и взялъ въ руки свѣчу, какъ вдругъ ее кто-то задулъ и я почувствовалъ, что пойманъ въ петлю, наброшенную на меня сзади.

— Ага! — проговорилъ какой-то глухой голосъ, сопровождая свои слова проклятіями: — попался, голубчикъ!

— Что это значитъ? закричалъ я стараясь высвободиться — Кто это? Караулъ, караулъ, караулъ!

Мои руки были плотно притянуты къ бокамъ, и веревки врѣзались въ мою больную руку. Чья-то тяжелая рука и грудь поперемѣнно зажимала мой ротъ, чтобы заглушить крики; я чувствовалъ чье-то жаркое дыханіе, и, не смотря на мои усилія высвободиться, былъ накрѣпко привязанъ въ стѣнѣ. — Теперь только крикни, съ новымъ проклятіемъ проговорилъ глухой голосъ — такъ, я разомъ съ тобою покончу!

Мнѣ сдѣлалось дурно отъ боли въ больной рукѣ; я не могъ прійдти въ себя отъ изумленія; но я тотчасъ сообразилъ, какъ легко было исполнить эту угрозу, и потому пересталъ кричать, а старался хотя сколько-нибудь освободить руку и облегчить свои страданія. Но она была слишкомъ крѣпко привязана. Прежде боль можно было сравнить съ обжогомъ, теперь-же я чувствовалъ будто вся рука была въ кипяткѣ.

По совершенной темнотѣ, воцарившейся въ комнатѣ, я догадался, что онъ заперъ ставни. Пошаривъ нѣсколько времени въ потемкахъ онъ отыскалъ временъ и кусокъ стали и принялся высѣкать огонь. Напрасно напрягалъ я глаза, глядя на искры, падавшія на трутъ, который онъ тотчасъ-же принимался раздувать, держа въ рукѣ спичку; я ничего не могъ разобрать, кромѣ его губъ и конца спички, и то лишь урывками. Трутъ видно отсырѣлъ и не удивительно въ такомъ мѣстѣ, и искры тухли одна за другою.

Человѣкъ этотъ, казалось, не спѣшилъ и снова принялся высѣвать огонь. Теперь искры стали летѣть все чаще и чаще; я могъ различить его руки и нѣкоторыя черты лица, а также и то, что онъ сидѣлъ наклонившись надъ столомъ; но — ничего больше. Онъ снова принялся раздувать трутъ, вдругъ вспыхнуло пламя — и я узналъ — Орлика.

Кого я думалъ увидѣть, не знаю, только не его. Я чувствовалъ, что былъ, дѣйствительно, въ опасномъ обстоятельствѣ и не спускалъ съ него глазъ.

Не спѣша зажегъ онъ свѣчу, бросилъ спичку на полъ и наступилъ на нее ногою. Потомъ, отставивъ свѣчу подалѣе отъ себя на столѣ, чтобы она не мѣшала ему видѣть меня, онъ сложилъ руки на столѣ и принялся глядѣть на меня. Тогда я увидѣлъ, что былъ привязанъ къ толстой отвѣсной лѣстницѣ, въ нѣсколькихъ вершкахъ отъ стѣны; то былъ ходъ на верхъ.

— Ага, сказалъ онъ, послѣ-того что мы нѣсколько минутъ молча разсматривали другъ-друга. Попался ты мнѣ въ руки.

— Развяжи, пусти меня!

— Ха, ха! отвѣтилъ онъ — я тебя пущу. Я тебя пущу на луну, я тебя пущу въ звѣздамъ. Все своей чередой.

— Зачѣмъ заманилъ ты меня сюда?

— Будто ты самъ не знаешь, отвѣтилъ онъ, какъ-то убійственно поглядывая на меня.

— Зачѣмъ ты напалъ на меня въ темнотѣ?

— Затѣмъ, что я хочу все одинъ справить. Одинъ лучше сохранитъ тайну, чѣмъ двое. Уу, вражище ты этакое!

Злобная радость, съ которою онъ глядѣлъ на меня, качая головою и все еще сложивъ руки на столѣ, заставила меня вздрогнуть. Я продолжалъ молча слѣдить за нимъ; онъ протянулъ руку въ сосѣдній уголъ и вытащилъ оттуда ружье въ мѣдной оправѣ.

— Знакомъ ты съ этимъ? сказалъ онъ, какъ-бы цѣлясь въ меня — Помнишь ты, гдѣ видѣлъ его прежде? Говори, волкъ!

— Да, отвѣчалъ я.

— Изъ-за-тебя потерялъ я то мѣсто? Говори, изъ-за тебя?

— Могъ ли я поступить иначе?

— Ты это сдѣлалъ и этого уже было-бы довольно. Какъ смѣлъ ты встать между мною и дѣвушкой, которая мнѣ нравится?

— Когда-жъ это было?

— Когда-жъ этого не было. Не ты развѣ очернилъ стараго Орлика въ ея глазахъ.

— Самъ ты себя очернилъ, самъ ты это заслужилъ. Я бы не могъ сдѣлать тебѣ никакого вреда, еслибы ты самъ себѣ не былъ врагъ.

— Ты лжешь, мерзавецъ. И ты не «пожалѣешь ни трудовъ, ни денегъ, чтобъ выжить меня изъ страны», не такъ ли? — Сказалъ онъ, повторяя мои слова, которыя я сказалъ Бидди во время вашего послѣдняго свиданія. Такъ я же тебѣ что-нибудь сообщу. Никогда бы тебѣ не было такъ нужно выжить меня отсюда какъ въ теперешнюю ночь. Да, это стоило бы всѣхъ твоихъ денегъ до послѣдняго мѣднаго фадинга и двадцать разъ болѣе того! И онъ кивнулъ на меня головою, ворча какъ тигръ. Я почувствовалъ, что въ послѣднихъ словахъ своихъ онъ былъ правъ.

— Что ты намѣренъ со мною сдѣлать?

— Что я намѣренъ съ тобою сдѣлать — сказалъ онъ, ударя куланомъ по столу и приподнявшись съ своего мѣста, чтобъ сообщить болѣе силы удару. Я намѣренъ покончить съ тобою!

Онъ наклонился всѣмъ тѣломъ впередъ и нѣсколько минутъ не спускалъ съ меня глазъ, потомъ медленно раскрылъ кулакъ, провелъ рукою по рту, какъ-будто отъ одной мысли у него слюньки потекли, и снова усѣлся на свое мѣсто.