Жюль Валлес - Инсургент

Видел ли Мильер Тьера? — Не знаю. Во всяком случае, если он его и встретил, то не нахлобучил ему на уши его серую шляпу, — уж это наверно!

Бансель [97] Бансель Дезире (1822—1871) — французский политический деятель. В 1869 г. был избран в Законодательный корпус; примыкал к буржуазно-республиканской «левой». в отъезде, в провинции.

Явятся ли они?

Они явились.

По расшатанной лестнице поднялись они в залу с голыми стенами, освещенную коптящими лампами и уставленную вместо кресел старыми школьными скамьями.

В глубине, на подмостках, сооруженных из толстых побеленных досок, поставили стол и несколько соломенных табуреток.

Там народные представители будут сидеть, как на скамье подсудимых; с этой плохо обтесанной трибуны совесть предместий голосом нескольких деклассированных, одетых в пальто или куртки, произнесет свое обвинение и будет поддерживать его перед судом, — судом из пятисот или шестисот человек, чей приговор хотя и не будет иметь силы закона, не станет от этого менее грозным для тех, кого он покарает: перст народа заклеймит их.

Я стою в группе, где страстно разглагольствуют и жестикулируют.

Обсуждают, кого бы предложить аудитории в качестве председателя.

Жермен Касс [98] Касс Жермен — в 60-х гг. примыкал к бланкистам. Во время Парижской коммуны затесался в число служащих канцелярии делегации внешних сношений, по-видимому в качестве версальского шпиона. интригует, упрашивает, бегает взад и вперед, — старается быть на виду...

Мильер надел свою самую широкополую шляпу и похож в ней на квакера. С напряженным, горящим под очками взглядом, с сжатыми губами и нервными жестами, он требует для себя этого отличия из уважения к его прошлому и возрасту и обещает, — при этом он жует слова, как члены секты аиссуа [99] Аиссуа — мусульманская секта в Северной Африке. Члены ее считали себя неуязвимыми, стоически относились к физической боли и умышленно подвергали себя истязаниям. жуют стекло, — быть Фукье-Тенвиллем [100] Фукье-Тенвилль (1746—1795) — общественный обвинитель при Революционном трибунале во время якобинской диктатуры 1793—1794 гг. После контрреволюционного переворота 9 термидора был казнен. собрания.

Решено предложить его кандидатуру. Вожакам даются соответствующие указания. Один только Касс плачется и ворчит; он охотно вцепился бы зубами в икры Мильера, если б только посмел. Но какой-то кузнец, услышав, как он скулит, быстро усмиряет его; он затихает и забивается в угол с оскаленной пастью, но с поджатым хвостом.

Вот и они!

Ферри, Симон, Бансель, Пельтан.

Их появление встречают ропотом. Они сразу должны догадаться, что попали во вражеский лагерь. Едва сторонятся, чтобы дать им пройти.

Где они, эти трубачи и офицеры, эти фанфары и этот кортеж, которые обычно сопровождают председателя Палаты; где они, эти швейцары в черном, с серебряной цепью на груди?

Здесь только плохо одетые люди.

Среди собравшихся депутаты Парижа могут заметить социалистов, уже выступавших на публичных собраниях; сейчас они, бледные и решительные, обдумывают обвинительные речи, которые произнесут от имени суверенного народа.

— Мильер, Мильер!

Он готов, и ему остается только сделать один шаг, чтобы занять место за зеленым столом.

— Вы будете выступать, Вентра?

— Нет.

Я недостаточно уверен в себе, да и не пользуюсь таким доверием этого трибунала в блузах, как те, кто каждый вечер приходил поговорить с ними в новые клубы.

Если бы еще не было сказано всего, что нужно, я, может быть, и решился бы. Но я знаю, будет сказано все.

Я вижу это по блеску некоторых глаз, чувствую по трепету, пробегающему по залу, читаю это даже на лицах самих обвиняемых. Они серьезны и вполголоса обмениваются тревожными замечаниями.

— Граждане, заседание открыто!

Сейчас начнется расправа!

Готовь свой гнев, Брион! [101] Брион Огюст — французский социалист, член I Интернационала. Был избран членом Коммуны (на дополнительных выборах 16 апреля 1871 г.), но ушел в отставку. Вооружайся презрением, Лефрансе! [102] Лефрансе Гюстав (1826—1901) — французский политический деятель и педагог, активный участник революции 1848 г., один из организаторов союза учителей-социалистов. За участие в сопротивлении бонапартистскому перевороту 1851 г. был изгнан из Франции. В 1859 г. возвратился во Францию. Вступил в I Интернационал. Был членом Парижской коммуны, ее Исполнительной комиссии, Комиссии труда и обмена, Комиссии финансов. Пропитай ядом свой язык и ты, Дюкас!

Брион — Христос, только косоглазый, в шляпе Вараввы. Но в нем нет покорности; он вырывает копье из своего бока и, раздирая до крови руки, ломает терновый венец, оставшийся на его челе, челе бывшего мученика той Голгофы, что зовется Центральной тюрьмой.

Он был приговорен к пяти годам за принадлежность к тайному обществу, но его выпустили на несколько месяцев раньше срока, так как он стал харкать кровью. Вернувшись в Париж без единого су в кармане, он так и не залечил своих легких, но в его изнуренном теле крепко сидит живучая душа Революции.

Проникновенный голос идет из больной груди, как из надтреснутой виолончели. Трагический жест: рука поднята точно для клятвы. Порой его с головы до ног, словно древнюю пифию, потрясает дрожь. Глаза его, похожие на дыры, проткнутые ножом, пронзают закоптелый потолок клубных зал, подобно тому как восторженный взгляд христианского проповедника пронзает своды собора, чтобы устремиться прямо к небу.

Болезни, тюремное заключение не помешали ему заняться изучением великих книг, и он выжал из них весь сок, разжевал самую их сердцевину. Это поддерживает его, как горячая бычья кровь, выпитая прямо на бойне. Он живет своей страстью, — пылкое сердце поддерживает его грудь; из своей болезни он вывел даже целую теорию, и, хотя он не подозревает этого, она является дочерью его страданий и в его устах наводит ужас. «Капитал погиб бы, если б каждое утро колеса его машин не смазывались маслом из человеческой крови и пота. Эти звери из чугуна и стали нуждаются в уходе и наблюдении рабочего».

Ему самому тоже не помешал бы уход за его истекающими кровью бронхами, как не помешали бы его расшатанному организму несколько капель масла, именуемого вином.

Но об этом нечего и мечтать! Он сидит чуть ли не на одном хлебе и воде. Он делает листья к искусственным цветам, а это ремесло сейчас не в ходу. Его орудия производства разрушают остаток его жизни — яд приходит на помощь голоду.

Но другой яд — свет газовых ламп и тяжелые испарения, идущие от массы людей, набившейся в слишком тесных помещениях, — нейтрализует первый: клин вышибается клином. В этой атмосфере Бриона охватывает лихорадка, она электризует его, поднимает над толпой и уносит ввысь.