Карел Чапек - Чапек. Собрание сочинений в семи томах. Том 4. Пьесы

Жиль.Господи, что же мне делать?

Скарамуш (самоотверженно) . Я человек не богатый, но все, что имею, принадлежит так же Жилю, как и мне. Я за него ручаюсь!

Доктор (в благородном порыве, выпрямившись) . Нет Зербина, за него ручаюсь я!

Жиль.Ах! Я не могу этого принять.

Зербина.Но я принимаю, молодой человек, а ваше дело помалкивать! (Отступает назад.) Если пол будет в крови, поищите кого-нибудь мыть его, я для такой работы устарела. Кровь с полу трудно отмывается. Лучше всего посыпать пятна солью и смывать горячей водой. Раньше мне частенько приходилось этим заниматься, а сейчас я стара. (Садится на скамью в глубине сцены.) Ну, начнете вы наконец?

Бригелла (из-за кулис) . Идите сюда, Зербина!

Те же без Зербины и Бригеллы.

Скарамуш. Жиль, можно уже считать?

Жиль.Погоди еще, Скарамуш. Я хочу пить. Дайте мне кто-нибудь воды с сахаром!

Тривален.Хватит! Скарамуш, считай!

Жиль.Сейчас, одну минутку! Что я еще хотел сказать, Скарамуш? Доктор, что я еще хотел сказать?

Скарамуш.Раз!

Жиль.Нет, погоди минутку! Могу я сказать несколько слов публике?

Скарамуш.Два!

Жиль.Нет, еще нет! Как жизнь прекрасна! Ах, Скарамуш…

Скарамуш.Три. (Закрывает глаза.)

Тривален быстро поворачивается и стреляет, Жиль , который забыл повернуться, ранен в спину и падает навзничь на руки Доктора.

Те же.

Доктор.Помогите, Жиль ранен! (Медленно опускает Жиля на пол.)

Скарамуш (становится на колени и приподнимает Жиля) . Доктор, что с ним? Спасите его, ради бога!

Доктор (осматривает рану Жиля) . Ах, боже мой! Милосердный боже! (Слушает сердце Жиля.)

Бригелла (высовывает из-за кулис голову в дорожной кепке) . Что-нибудь случилось?

Доктор (стоя на коленях возле Жиля, слушает его сердце) . Жиль умирает!

Бригелла скрывается.

Жиль.Погасите свет, зачем вы направляете его на меня?

Доктор.Жиль, тебе чего-нибудь хочется?

Жиль.Мне хотелось бы лежать дома. А можно мне поклониться публике?

Доктор.Нет, дорогой Жиль, лучше не надо, лежите спокойно.

Жиль.Хорошо, я буду лежать очень тихо. Почему он стрелял мне в спину?

Скарамуш.Потому что ты не повернулся, Жиль.

Жиль.Ах, вот в чем дело. Скарамуш, на груди у меня платок Изабеллы. Дай его мне.

Скарамуш вынимает платок.

(Жиль беспокойно.) Почему он в крови? Ведь я ранен в спину, а не в грудь?

Доктор.Не говорите так много, Жиль, вы устанете.

Зербина (стоит над ним) . Боже мой, какой красивый, бедный молодой человек! Любая девушка полюбила бы его. Почему он должен так рано умереть? Я могла бы ему сказать, какой девушке он нравится.

Тривален (делает шаг вперед, к публике, сурово) . Пусть никто не вздумает сказать, что я убил его не по праву! Так было суждено. Почему он перебежал мне дорогу? Почему добивался Изабеллы? Изабелла предназначена мне.

Зербина (подходит к нему) . Господин Тривален, Бригелла уступил мне вексель, который вы сегодня подписали с доктором и Скарамушем. Я его учла.

Тривален.Оставьте меня! Ведь Бригелла до сих пор не дал мне по нему и гроша ломаного.

Зербина.А это меня не касается, вы ничего доказать не сможете. Господин Бригелла взял с собой и ваш чемодан, и вашу одежду.

Тривален.Какой чемодан? Где Бригелла?

Доктор.Тише. Жиль умирает.

Жиль.О господа, я Жиль, и Грацио меня зовут и Пеппе Наппа тоже…

Тривален.Так было суждено. Разве мог он владеть Изабеллой? Разве Изабелла не моя? Она предназначена мне волею судеб. (Закладывает руки за спину и выпрямляется.) Разве я убил его не по праву? Разве теперь Изабелла по праву не принадлежит мне? Ведь я победил. Где Изабелла?

Скарамуш.Жиль мертв!

Доктор (встает и воздевает руки) . Луна, твой возлюбленный умер!

Тривален (вскидывает голову и с облегчением вздыхает) . Где Изабелла? Приведите ко мне Изабеллу, Зербина!

Зербина (с поклоном) . Господин Тривален, карета ждала, господин Бригелла со мной простился… О, господин Бригелла — настоящий кавалер!

Тривален.Где Изабелла?

Зербина.Уехала. А я ей тетя, что ли, — сторожить ее? Уехала с господином Бригеллой!

Занавес

Замысел и первый вариант этой пьесы возникли в Париже в 1911 году. Порожденные тоскою по родине, трудностью приспособиться к парижской обстановке, мучительным сознанием необходимости жить на чужбине, они выросли как воспоминание о молодости и свободе, о родном крае и товарищах, — попросту о родине. Впрочем, были они не только воспоминанием, но и прощанием.

Товарищи юных лет, признайтесь автору: разве этот Разбойник не списан хоть отчасти с вас самих — с вас, танцевавших в «Затишье» [9], тянувшихся к каждой девушке, срывавших каждую розу и в тоже время бунтовавших против господствующих вкусов в искусстве. Веселая непокорность и жажда жизни, сиявшие тогда в молодых глазах, не утратили своей силы и в воспоминании. Какая радость и какая гордость — чувствовать свою принадлежность к молодому поколению! Чувствовать себя новатором, завоевателем, разбойником, берущим жизнь с боя! Какая свежесть — в этой беззаконности, как героически носишь на плечах своих бремя безответственности!.. Но когда автор вернулся к вам с первым вариантом в кармане, он увидел, что вы уже простились с этой молодостью. «Разбойник» остался обрывком, не имеющим конца.