Лао Шэ - Сказители

– Позорить! – Он презрительно осклабился. – Певичка, а рассуждает: позор, не позор.

У Сюлянь будто что-то внутри оборвалось. Теперь все кончено. Дальше так продолжаться не может. Она не предполагала, что он способен сказать такое. Он вообще не любил ее. Она оставила из-за него дом, искалечила себе жизнь, а он был ко всему этому совершенно равнодушен.

Вечером Чжан Вэнь снова ушел. На этот раз сразу на три дня. Сюлянь была еле жива и уже не отличала дня от ночи. Умереть, на этом и закончатся все ее мучения. Проще умереть, чтобы не страдать, но ведь есть еще ребенок! Женщина согрешила и тем совершила преступление, но почему же вместе с ней должен погибнуть ребенок?

На следующий день она встала с постели и почувствовала крайнюю слабость. После ухода Чжан Вэня она съела только лепешку из размельченного риса, запив ее двумя глотками воды. Нужно выйти, походить, подышать воздухом. Каждый шаг давался с трудом, иглами кололо ноги, они все распухли. Куда идти? Она не знала. Так, еле переставляя ноги, она шла куда глаза глядят. Пройдет несколько шагов – остановится, отдохнет. Через некоторое время она поняла, что дошла до другого конца улицы, где жил отец. Нет, не пойдет ни в коем случае. Она повернулась и скорее заковыляла обратно.

Может быть, к Чжан Вэню придут его друзья? В такие холодные, полные одиночества дни даже простой разговор с человеком уже как-то согревал. Она могла бы попросить их найти Чжан Вэня н вернуть его домой. Но никто не приходил, и она догадывалась почему. Прежде они приходили, чтобы посмотреть на нее, посмотреть на самую известную в Чунцине исполнительницу сказов. Теперь же она больна и уродлива, кому охота ее разглядывать? Чего красивого в бабе с большим животом! Она сделала несколько шагов по комнате и плюхнулась на кровать.

Ребеночек толкался ногами, и ей снова стало дурно. Но на душе было намного тяжелее. Страшное было впереди. Что, если ребенок родится в такой маленькой развалюхе? Как тогда быть? На лбу появилась испарина.

Она ничего не соображала. Что, если ребенок возьмет, да и выпрыгнет у нее из живота, что тогда делать? Говорят, женщины ужасно кричат, когда рожают, неужели это так страшно?

Сюлянь лежала в полузабытьи. Вернись сейчас Чжан Вэнь, и то стало бы легче. По их полуразрушенному переулку постоянно кто-нибудь да ходил. Услышав шаги, она каждый раз поднимала голову и прислушивалась. Сюлянь, впрочем, знала, что Чжан Вэнь больше не придет. Мало ли, может, отец или Дафэн захотят навестить ее? Одни лишь мысли об этом служили ей утешением. Однако она понимала, что этого не произойдет. Они жили совершенно иначе. Как Земля нерушимо обращается вокруг Солнца, так и они строго придерживаются существующих правил и всегда вели размеренный образ жизни. А как же она? Впереди тупик, и на праведный путь уже не вернуться.

Спустя два дня очертя голову влетел Чжан Вэнь. На нем была совершенно новая рубаха западного покроя и шелковый галстук, в кармане пиджака торчал яркий платочек. Он загорел и был элегантен. Увидев его, Сюлянь стала искать различные предлоги в оправдание его отсутствия. Возможно, он пытался заработать деньги на пропитание? Он любит ее, поэтому ради нее работал не покладая рук. Она подавила в себе накопившиеся обиды. Как бы там ни было, он ее возлюбленный, он ее муж. Но Чжан Вэнь не обратил на нее никакого внимания. Он поспешно складывал вещи. Сюлянь смотрела на него в полном недоумении, закрыв рот руками, чтобы не разрыдаться. Он взял свои шорты, рубашки, прихватил выстиранные ею носки и сложил все в новый светлый чемодан, который притащил с собой. Слезы текли из ее глаз, но она молчала.

Чжан Вэнь остановился и посмотрел на нее. Взгляд его уже не был таким суровым, в нем даже сквозила жалость.

– Я больше не вернусь, – сказал он с легкой улыбкой на плотно сжатых губах. – Я уезжаю в Индию. – И он стал дальше укладывать вещи.

Она опешила и сразу не могла ничего понять. Ой, в Индию, так далеко! Она спрыгнула с постели и потянула его за рукав.

– Я тоже поеду, Чжан Вэнь, куда ты, туда и я. Я не боюсь.

Он засмеялся.

– Не будь ребенком. Куда ты потащишься с таким животом? Со мной и с ублюдком, который вот-вот голову высунет? Вот будет картинка! Заткнись, у меня еще масса дел впереди.

Сюлянь прошиб озноб. Она отпустила его плечо, села на кровать, глаза ее округлились, ей стало жутко.

– А как же я? А как же быть мне?

– Возвращайся домой.

– Не дождавшись...

– Чего еще ждать?

– Не дождавшись, когда родится ребенок?

– Да, возвращайся! И не бормочи больше: ждать, не ждать. Будь немножко умнее. Ты меня объела дочиста. Все, что я имел, было потрачено на тебя, тебе этого мало? Мы ведь все-таки с тобой пожили неплохо. Я старался как мог, чтобы удовлетворить тебя. Теперь я уезжаю, ничего не попишешь, не будь такой упрямой.

Она бросилась на пол и обхватила его ноги.

– Ты больше нисколечко меня не любишь?

– Конечно, люблю. – Он стал еще быстрее собирать вещи. – Если бы я тебя не любил, разве ты могла бы забеременеть?

Она лежала на полу, обессиленная, и не могла встать. Она едва слышно спросила:

– А как же мы, как же мы дальше будем?

– Кто же может сказать? На меня лучше не рассчитывать. Ты меня знаешь. Я человек слабохарактерный; Если там, в Ин дии , я понравлюсь какой-нибудь красоточке, придется с ней подружиться. Мне перед же нщинам и не устоять. Я с ними быстро схожусь. С тобой ведь тоже так было. Я же дал тебе попробовать сладкую жизнь. – Он с усмешкой смотрел на лежавшую у его ног Сюлянь, приглаживая свои противно блестящие волосы. – Ты ведь уже попробовала ее вкус? Верно?

Сложив вещи, он осмотрелся, не забыл ли чего? Потом сказал «гудбай» и исчез.

Он оставил малюсенькую комнатку, бамбуковую кровать и одеяло. Оно было слишком толстым и не полезло в чемодан. Кроме него осталось два бамбуковых стула, бамбуковый стол и беременная женщина.

Сюлянь лежала на кровати и поднялась лишь тогда, когда не в силах была дольше терпеть голод. В голове мелькала только одна мысль: заработать денег, чтобы хоть как-то прокормиться. Лишь бы дотянуть до момента, когда родится ребенок, и тогда можно будет пойти на любые подмостки. Все равно, что делать, лишь бы можно было заработать Денег и растить ребенка. Она была сыта по горло прелестями любви и, как говорится, натаскалась воды в бамбуковой корзине – все впустую. Уж лучше бы ее продали. Выполнить волю родителей и быть выданной по сватовству и то лучше, чем это.

Весь следующий день Сюлянь пролежала в постели. Она не могла надеть чулки – так распухли ноги. Она знала, что давно не мылась и уже несколько дней не меняла одежды. От нее пахло, как от нищей. Вечером она походила по чайным, что возле реки. Хозяева чайных, услыхав, что она ищет работу, посмеивались. Кто же возьмет такую, у которой живот уже больше мешка с рисом!