Владимир Набоков - Дар. II часть

«Ладно, столько же, но я буду trebovatelney [107]».

«Tout ce que tu veux», — ответила она ловко и спокойно, posément [108].

«Tiens! [109]— воскликнула она очень довольная. — Тот же двенадцатый номер!» Гнилая горничиха. [110]

Как бы умножить ее? Отраженьями, переходами. [111]Длить и откладывать. [112]«Торопит миг...» — тем торопит, что — пятистопная среди александрийских. [113]Предоставив хлопотам ее холодных пальчиков свое бремя, свое сиротство, он почувствовал, что это опасно, сейчас все потеряет, и молча перешел к другому. Там у нее был небольшой желтоватый синяк, и сызнова подступило... Призма, призма, умножь! Не зная, как быть, ладонью низко пригнул ее маленькую голову со щелочками в мочках невинных ушей и серьезными, с рассеянными [sic!] глазами, вручил то, что было сейчас жизнью, искусным [114]устам, раскрывавшимся с задержкой, но опять забродило и пришлось прервать.

«Я обожаю тебя», — произнес он вслух, безнадежно.

Медленно поцеловал ее в нагретые губы.

«Mais toi aussi , je te trouve très gentil», [115]— снисходительно-дружески [116](и, вероятно, думает, который час или перестал ли дождь, — и в этом-то ее безнадежном отсутствии весь смысл моего блаженства). Медлить у двер<���и> и чувствовать, что оно там. Мое невероятное совершенство — стучаться и наконец войти — и, конечно, — магический обман, — мгновенно оказываешь<���ся> опять снаружи. Все равно. Переступлю.

«J’aime l’épée [117]qui brille, le poisson qui frétille et le petit ventre de ma gentille» [118](Откуда? Сережа Боткин [119]любил повторять).

«В среду, там же».

«Oui, si tu veux, ça me va...» [120]

«Но ты наверное придешь?»

Она ответила, что никогда не подкладывает никаких кроликов, а на другой день, страшно рано, Зина из своей лазури [121]позвонила по телефону, что завтра едет такой-то в Ниццу на автомобиле, и чтобы он приехал вместе, и он приехал вместе, и < два слова нрзб > между Rieux и Boujou [122]думал, что вот она пришла, и ждет — и не заразился ли [123].

Встречи с (воображаемым) Фальтером. Почти дознался. Затем:

Вышел вместе с Зиной, расстался с ней на углу (шла к родителям), зашел купить папиросы (русские шоферы играют, стоя у прилавка, в поставляемые кабаком кости), вернулся домой, увидел спину жилицы, уходящей по улице, у телефона нашел записку: только что звонили из полиции (на такой-то улице), просят немедленно явиться [125], вспомнил драку на улице (с пьяным литератором) на прошлой неделе и немедленно пошел. Там на кожаном диване, завернутая в простыню (откуда у них простыня?) лежала мертвая Зина. За эти десять минут она успела сойти [126]с автобуса прямо под автомобиль. Тут же малознакомая дама, случайно бывшая на том автобусе. Теперь в вульгарной роли утешительницы. Отделался от нее на углу. Ходил, сидел в скверах. [127]Пошел к одним, там нич<���ег>о не знали. Посидел. Пошел к Ө [128], посидел; когда оказалось, что уже знают, ушел. Пошел домой к сестре, не застал, встретил ее потом внизу. Пошел с ней домой за вещами (главным образом хотел избежать тестя и тещу). Поехал к ней, у нее ночевал в одной постели. (Чепуха с деньгами.) Рано утром уехал на юг. Ее нет, ничего не хочу знать, никаких похорон, некого хоронить, ее нет.

В St. [129](придумать. Смесь Fréjus и Cannes. Или просто Mentone [130]?)<.> Бродил и томился. Как-то (дней через пять) встретил Музу Благовещенскую (или Благово? [131]). Зимой что-то быстрое и соблазнительное — но ничего особенного — минутное обаяние — ни в чем не откажет — было ясно. Тут сидела в пляжном полу-платье с другими в кафе. Сразу оставила их — и к нему. Долго не говорила, что знает (из газеты), а он гадал, знает ли Сонно, мерзко.

«У меня в пансионе есть свободная комната».

Потом лежали на солнце. Отвращение и нежность. Ледяная весна, мимозы. Потом стало вдруг тепло (сколько — неделю <���—> длилась эта связь — и стыдно, и все равно вся жизнь к чорту), случайно в роще увидел C. avis [132], о которой так в детстве мечтал. Страстный наплыв. [133]Все лето, совершенно один (муза занимала<���сь> сыском [134]), провел в Moulinet [135]. 1939. Осенью «грянула война», он вернулся в Париж. Конец всему, «трагедия русского писателя». А погодя...

Последние страницы: к нему зашел Кащеев [136](тот, с которым все не мог поговорить в «Даре» — два воображенных разговора, теперь третий — реальный). Между тем, завыли сирены, мифологические звуки. Говорили, и мало обратили внимания.

Г.<���одунов-Чердынцев>: «Меня всегда мучил оборванный хвост [137]„Русалки“, это повисшее в воздухе опереточное восклицание: „Откуда ты, прекрасное дитя “ [„А-а! Что я вижу...“ — как ласково и похабно тянул X [138], вполпьяна, завидя хорошенькую.] [139]Я продолжил и закончил, чтобы отделаться от этого раздражения».

К.<���ащеев>: «Брюсов и Ходасевич тоже. Куприн обозвал В.<���ладислава> Ф.<���елициановича> нахальным мальчишкой — за двойное отрицание». [140]

Г.<���одунов-Чердынцев> читает свой конец.

К.<���ащеев>: «Мне только не нравится насчет рыб. Оперетка у вас перешла в аквариум. Это наблюдательность двадцат<���о>го века». [141]

Отпускные сирены завыли ровно.

К.<���ащеев> потянулся: «Пора домой».

Г.<���одунов-Чердынцев>, держа для него пальто [142]: «Как вы думаете, донесем , а?» [143]

К.<���ащеев>, напряженным русским подбородком прижимая шарф, исподлобья усмехнулся:

«Что ж. Все под немцем ходим».

(Он не совсем до конца понял то, что я хотел сказать.)

Рукопись на обложке тетради озаглавлена автором. Более поздняя карандашная приписка: «и Русалка».

Этот персонаж (Михаил Михайлович) назван по имени русского писателя Михаила Дмитриевича Кострицкого (1887—после окт. 1941), путешественника, автора исторических и приключенческих книг. Известно, что в 1939 году Кострицкий жил в Фергане, в 1941 году был осужден Военным трибуналом войск НКВД (Русские писатели 1800—1917. Биографический словарь. Под ред. П. А. Николаева. Т. 3. М., 1994. С. 106). Совпадение имени и фамилии едва ли может быть случайным, поскольку избранный Кострицким псевдоним, М. Д. Ордынцев-Кострицкий, под которым он приобрел известность до революции, сближается с фамилией Федора Годунова-Чердынцева.

Вычеркнуто: «отряхнул папиросу».

Было: «годах».

Далее следовало: «Очень приятно будет, если переселится в Париж».

Вычеркнуты другие варианты: «с вашей матушкой, ее-то я вовсе не знаю или, может быть, мельком видел в детстве»; «Вот с вашей матушкой... позвольте, нет, кажется, ни разу не довелось встретиться, если мне память не изменяет, что к сожаленью [...]».

Вычеркнуто: «Вы давно безработный?»; «Так вы безработный ».