Арнольд Беннетт - Повесть о старых женщинах

— На мой взгляд, тебе лучше было бы принять мистера Пил-Суиннертона здесь, — сказала Констанция. — Вы могли бы где-нибудь уединиться. Не нравятся мне эти свидания в клубе в десять вечера.

— Ладно, спокойной ночи, мамаша, — сказал Сирил и встал. — До завтра. Я возьму ключ от наружной двери. Пусть уж карман растянется — ничего.

Софья уложила Констанцию и подала ей две грелки, на случай, если начнутся боли. Почти все время сестры молчали.

Софья сидела на диване в нижней гостиной. Ей казалось, что, хотя прошло чуть больше месяца с ее приезда в Берсли, у нее уже появились новые интересы и новые заботы. Как ни странно, Париж и парижская жизнь ушли в прошлое. Случалось, Софья часами не вспоминала о Париже. Думать о Париже было неприятно — не могут Париж и Берсли быть реальными одновременно! Пока она ждала, сидя на диване, ей вспоминался Париж. Не удивительно ли, что теперь ее гнетет забота о благополучии Констанции, как раньше одолевало беспокойство за судьбу пансиона Френшема. «Жизнь моя сложилась странно, — думала Софья, — но если взять каждую ее часть по отдельности, все покажется совершенно заурядным… Как-то она кончится, моя жизнь?»

Тут на крыльце раздались шаги, загремел ключ в замке, и Софья открыла дверь.

— А, вы еще не легли! — в удивлении и с некоторым недоумением воскликнул Сирил. — Спасибо.

Он вошел, докуривая сигару.

— Пришлось вот таскать за собой эту махину! — пробормотал он, разглядывая тяжелый старомодный ключ, прежде чем вставить его в замочную скважину.

— Я не ложилась, — ответила Софья, — потому что хочу поговорить с тобой о твоей матери, а другой возможности не будет.

Сирил смущенно улыбнулся и плюхнулся в матушкино кресло-качалку, предварительно развернув его лицом к дивану.

— Да, — сказал он, — я все думал, как понимать вашу телеграмму. А что стряслось?

Выпустив облако дыма, он ждал ответа на свой вопрос.

— Я решила, что ты должен приехать, — доброжелательно, но твердо сказала Софья. — Не приехав вчера, ты страшно огорчил мать. А когда она ждет твоего письма и оно не приходит, она просто заболевает.

— Ну ладно! — сказал Сирил. — Я рад, что только в этом все дело. Из вашей телеграммы можно было заключить, что случилось что-то серьезное. А потом, когда я только вошел в дом, вы сказали мне, чтобы я молчал насчет этой телеграммы…

Софья поняла, что Сирил не способен оценить ситуацию, и гордо вскинула голову.

— Ты невнимателен к матери, мой друг, — сказала она.

— Ну что вы, тетушка! — ласково ответил Сирил. — Прошу вас, не говорите так. Я пишу ей раз в неделю. Не реже. Я приезжаю, как только появляется возможность…

— Ты пишешь не каждую субботу, — перебила его Софья.

— Может быть, и так, — с сомнением ответил Сирил. — Но даже…

— Неужели ты не понимаешь, что она только твоими письмами и живет? Если письма нет, она так огорчается… кусочка в рот не берет! И у нее начинается ишиас и бог весть что еще!

Ее прямота выбила у Сирила почву из-под ног.

— Но это же нелепо! Не могу же я…

— Может быть, и нелепо. Но это факт. Ты ее не перевоспитаешь. Да и, в конце концов, что тебе стоит проявить внимание, даже написать ей дважды в неделю? Только не говори мне, что ты и без того занят! Я в молодых людях разбираюсь лучше твоей матери.

Софья снисходительно улыбнулась. Сирил робко ответил ей улыбкой на улыбку.

— Ты только поставь себя на ее место!

— Я думаю, вы правы, — помолчав, сказал Сирил. — Спасибо, что поговорили со мной об этом. Откуда же мне было знать?

Широким жестом он бросил недокуренную сигару в камин.

— Ну, а теперь ты знаешь! — лаконично ответила она и подумала: «Ты обязан был догадаться сам. Это твой долг».

Однако Софье было приятно то, как принял Сирил ее замечание, а жест, которым он выбросил сигару, показался ей весьма изящным.

— Хорошо! — зевнув, произнес Сирил, желая показать, что вопрос исчерпан.

Он встал. Софья, однако, осталась сидеть.

— Здоровье Констанции стало хуже, — сказала Софья и подробно изложила Сирилу свой разговор с доктором.

— Вот как! — пробормотал Сирил, облокотясь на каминную полку и глядя на Софью сверху вниз. — Значит, Стерлинг такого мнения? А по-моему, здесь, на Площади, ей лучше.

— Почему?

— Не знаю, право!

— Вот именно!

— Она всю жизнь здесь живет.

— Да, — сказала Софья, — и напрасно.

— Что же вы можете предложить? — спросил Сирил, и в его голосе зазвучало раздражение из-за того, что ему навязывают новый повод для волнений.

— А как бы ты посмотрел, — сказала Софья, — если бы она переехала к тебе в Лондон?

Сирил вздрогнул. Софья увидела, что он по-настоящему ошеломлен.

— По-моему, это совершенно не годится, — сказал он.

— Почему?

— Не годится и все. Ей Лондон не подходит. Не такая она женщина. По правде сказать, я считал, что ей здесь очень хорошо. В Лондоне ей не понравится.

Сирил покачал головой, и в свете газа глаза его настороженно заблестели.

— А если понравится?

— Послушайте, — начал Сирил другим, более живым тоном. — Почему бы вам не поселиться где-нибудь вдвоем? Это было бы…

Он резко обернулся. На ступеньках послышался шум, и дверь, ведущая на лестницу, с обычным своим скрипом отворилась.

— Вот именно, — сказала Софья. — Ведь Елисейские поля идут от площади Согласия до… Это ты, Констанция?

Фигура Констанции появилась в дверях. Лицо ее было сумрачно. Она услышала шаги Сирила на улице и спустилась вниз, чтобы выяснить, почему он так долго не уходит из гостиной. Обнаружив его с Софьей, Констанция была поражена. Значит, они, как добрые приятели, болтают о Париже! В Констанции проснулась ревность. С нею Сирил никогда так не разговаривал!

— Я думала, ты давно спишь, Софья, — сказала она слабым голосом. — Уже час ночи.

— Мне не хотелось спать, — ответила Софья, — а тут как раз пришел Сирил.

Однако и у Софьи, и у Сирила был виноватый вид. Констанция в тревоге переводила взгляд с сына на сестру.

На следующее утро Сирил получил письмо, которое — почему, он объяснять не стал — требовало его немедленного отъезда. Он только намекнул, что приехал на свой страх и риск и что события развиваются именно так, как он и опасался.

— Обдумайте мое предложение, — шепнул он Софье, когда они на минуту остались одни, — и напишите о вашем решении.

За неделю до Пасхи обитатели отеля «Ратланд» на Брод-Уок в Бакстоне, собравшись в холле этого заведения перед пятичасовым чаем, стали свидетелями приезда двух дам средних лет в сопровождении двух собак. Одно из развлечений для тех, кто собирался в холле, заключалось в критическом изучении вновь прибывших. Холл, обставленный в «восточном» стиле, прекрасно смотрелся на фотографиях в иллюстрированном проспекте отеля и, несмотря на сквозняки, был излюбленным местом постояльцев. Сквозняки объяснялись тем, что холл отделяли от улицы (если только Брод-Уок можно назвать улицей) две вращающиеся двери, находившиеся под наблюдением двух мальчиков-рассыльных. Каждый, кто входил в гостиницу, должен был пройти через холл, и в первый раз это превращалось в пытку, поскольку новичку давали понять, что ему еще предстоит многому научиться и ко многому привыкнуть. Как пассажир, садящийся на борт судна на промежуточной стоянке, новичок чувствовал, что перед ним стоит задача найти себе нишу среди высокомерного и враждебно настроенного общества. Обе дамы произвели вполне благоприятное впечатление с самого начала, поскольку приехали с собаками. Не у каждого достанет смелости явиться с собакой в дорогой частный отель; если вы привозите с собою одну собаку, это значит, что вы не привыкли из-за нескольких шиллингов отказывать себе в маленьких радостях; но если при вас две собаки, это означает, что вы не боитесь управляющего и привыкли считать законом собственные прихоти. Та дама, что была ниже ростом и полнее, не произвела особенного впечатления на постояльцев: ее черное платье хоть и свидетельствовало о непоказном достатке, было немодным, а ее манеры говорили о робости и нервности. Очевидно, совершая первые, самые трудные шаги в гостиничной жизни, она полагалась на свою высокую спутницу. То была женщина другого склада. Красивая, рослая, уверенная в себе, одетая в яркое платье, она имела спокойный вид, показывающий, что она привыкла держаться на людях. Эта дама отрывисто обратилась к рассыльному с вопросом об управляющем, и вот уже жена управляющего поспешно сбежала вниз и с видимым почтением предстала перед посетительницей. Голос дамы звучал спокойно и властно — она привыкла, чтобы ее приказания исполнялись. Мнения в холле насчет того, сестры ли это, разделились.