Кан Кикути - Портрет дамы с жемчугами

– Стыдитесь! – воскликнула Рурико. – Жена не рабыня! Какая низость прибегать к насилию! – Голос ее дрожал.

– Какой же тут стыд! Вы сами довели меня до этого! Тут Рурико вспомнила о кинжале. Увы! Он лежал на самом дне сундука. В отчаянии Рурико позвала служанку, но ее голос заглушил рев бури.

Видя, что у Рурико нет спасения, Сёхэй еще больше озверел. Лицо его стало багровым. Глаза хищно сверкали.

– А-а! – На этот раз Рурико не удалось увернуться, и цепкие пальцы Сёхэя впились ей в плечо.

– Пустите меня!

Рурико изо всех сил старалась высвободиться.

– Что… что вы делаете!

Наконец ей все же удалось оттолкнуть от себя Сёхэя, однако он снова набросился на нее с удвоенным бешенством.

В этот момент ураганный ветер с треском сорвал с петель ставни и двери и ворвался в комнату. Лампа погасла. В тот же момент в комнату скользнула какая-то черная тень, которая яростно вцепилась в Сёхэя.

Со стен все попадало на пол. Упали и шестистворчатые позолоченные ширмы. Не находя себе выхода, ветер вихрем закружился по комнате. В этой кромешной тьме, под вой бури и свист ветра Сёхэй вступил в смертельную схватку с загадочной тенью.

– Кто ты? Кто? – в страхе кричал Сёхэй.

Но тень не отвечала. Эта молчаливая схватка наводила на Рурико такой же ужас, как бушевавшая вокруг буря. Вдруг послышался грохот рухнувшего на пол тела, казалось, потрясший до основания весь дом.

– Бандит! Бандит! Скорей позови сторожа! Рурико! Рурико!

Это был голос Сёхэя. Видимо, он терял в схватке силы.

От неожиданности Рурико оцепенела и продолжала неподвижно стоять в темноте. Она радовалась, что опасность, грозившая ей, миновала, и в то же время боялась этой, возникшей вдруг, новой опасности, не зная, что сулит она ей. Слыша крики Сёхэя, Рурико торжествовала, хотя мысль о том, что надо помочь ему, нет-нет да и мелькала у нее в голове.

«Только что он как дикий зверь охотился за мною, а теперь повержен кем-то неизвестным, который, сам того не ведая, спас меня».

Рурико испытывала удовлетворение, и в душе ее с неудержимой силой росло чувство злой иронии.

Борьба между тем продолжалась. Противники катались по полу, производя страшный шум.

– Рурико! Рурико! Скорее! Скорее!

Голос Сёхэя становился все тише, все глуше. Он задыхался.

В Рурико боролись два противоречивых чувства.

«Пусть помучается. Надо воспользоваться случаем и наказать его как следует!» – шептал ей голос ненависти. Другой голос настойчиво твердил, что следует помочь ему, преодолев отвращение.

– Больно! Больно!… Убийца! Убийца! – Это был последний крик Сёхэя.

В сердце Рурико проснулась жалость. Она бросилась на кухню и стала пронзительно кричать:

– Дедушка! Дедушка! Скорее сюда! Вор!

И вдруг она вспомнила своего возлюбленного Наою. После того, как он стрелял в Сёхэя, промахнулся и попал в Минако, Сехэй хотел возбудить против пего судебное дело. Виконт Сугино, отец Наои, умолил Сёхэя сжалиться над его сыном, и таким образом Наоя был спасен. Считая вражескую милость смертельным позором для себя, молодой Сугино бросил учение и теперь собирался уехать на остров Борнео на каучуковую плантацию, принадлежавшую его дальнему родственнику. Слухи об этом дошли до Рурико. Но, может быть, ее пылкий возлюбленный отказался от своего плана и, решив уничтожить соперника, явился сюда в эту темную, бурную ночь. А может быть, хотел тайком проститься с ней, но случайно стал свидетелем ее поединка с Сёхэем и, забыв обо всем на свете, ворвался в дом. Бандит… Вор… Но бандиты и воры не совершают таких нападений! Если это действительно Наоя и он уничтожит Сёхэя, то навсегда будет изгнан из общества, хотя и так уже общество наполовину похоронило его.

При этой мысли язык Рурико прилип к гортани. Застыв на месте, она не могла найти в себе силы предпринять что-то. Но встревоженные криком Рурико служанки подняли невообразимый шум.

Прибежал испуганный сторож. Услышав, что в доме вор, он побежал обратно в сторожку за старым охотничьим ружьем, и, прихватив с собой фонарь, храбро направился в комнату, где шел поединок с таким же неистовством, с каким на дворе бушевала буря. Несмотря на свои шестьдесят с лишним лет, сторож, бывший рыбак, был сильным и смелым.

«Неужели это и в самом деле Наоя?» – с мучительной тревогой думала Рурико, и сердце ее замирало при мысли о том, что старик направит сейчас на него дуло ружья. По как она может его защитить, если не уверена в том, что это Наоя, а не вор? Оставив дрожащих от страха служанок на кухне, Рурико, подавив волнение, последовала за стариком.

В комнате царил полный хаос. Там разгуливал ветер, хлестал дождь. На полу негде было ступить от сорванных со своих мест различных вещей. В мокрых от дождя циновках отражался свет фонаря. Жалобно скрипел потолок.

Еще на бегу сторож крикнул:

– Господин! Господин! Китаро пришел! Китаро здесь!

Ответа не последовало. Из темноты доносились лишь тихие стоны.

– Господин! Господин! Крепитесь! – крикнул сторож, вбегая.

Тусклый свет фонаря упал на лежавшего посреди комнаты Сёхэя.

– Где же вор? – крикнул сторож, склонившись к самому уху своего господина.

Но Сёхэй в ответ только тихо стонал, тяжело дыша.

– Вы ранены, господин? Куда? Покажите!

Растерявшись, старик стал ощупывать Сёхэя своими сильными руками. Но раны не обнаружил. Вдруг он заметил, что глаза у Сёхэя закатились.

– Ему плохо! Госпожа, ему очень плохо!

С этими словами старик поднял Сёхэя. В теле его не было прежней упругости, оно обмякло и стало каким-то тяжелым.

Рурико в страхе закричала:

– Аната [32]! Вы слышите меня, аната?

Но жизнь в Сёхэе, казалось, угасала с каждой секундой.

Оглянувшись на вошедших в комнату, перепуганных насмерть служанок, Рурико ясным и твердым голосом приказала:

– Принесите поскорее бутылку бренди, а затем позвоните Ёсикаве-сама и попросите его немедленно приехать. Скажите, что хозяин в тяжелом состоянии.

Когда принесли бренди, Рурико быстро наполнила стакан и влила в рот Сёхэю. Щеки его слегка порозовели, в угасших глазах появился блеск.

– Господин! Господин! Где же вор? Куда он девался? – спрашивал сторож, собираясь броситься за вором вдогонку. Громкий голос Китаро, видимо, дошел до слабеющего сознания Сёхэя, и его губы едва заметно шевельнулись.