Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

Струкер внезапно перестал оказывать сопротивление. Он сказал что-то по-немецки, но официанты его не поняли.

– Довольно, – произнес Струкер. – Отпустите меня.

Официанты с опаской отступили назад. Струкер был бледен, полосы его намокли, но он подошел к столу и сел рядом с Вероникой, не глядя на девушку. Он окинул холодным взглядом зал; люди смотрели на него. Струкер поранил руку об очки Брезача, она кровоточила, пачкая залитую вином скатерть, но он не обращал на это внимания.

– По-моему, нам нужна новая бутылка шампанского, – сказал он старшему официанту, склонившемуся над ним.

В этот момент Джек не мог не восхищаться швейцарцем.

– Я очень сожалею, – сказал Джек Струкеру, – о случившемся. Мой друг, кажется, сегодня выпил лишнего.

– Да, – равнодушно отозвался Струкер, – мне тоже так показалось.

Затем он повернулся к Веронике.

– Сядь прямо, – сказал он без эмоций в голосе. – Ты уже не ребенок.

Она медленно выпрямилась. Из-за слез тушь вокруг ее глаз расплылась.

– Пожалуйста… – прошептала она.

– Не сутулься, – не повышая голоса, сказал он, начиная наказывать ее.

Больше Джеку было нечего делать возле этого стола; он поверну лея и пошел через площадку для танцев, чувствуя на себе взгляды посетителей.

Джек вызвался отвезти Брезача и Макса домой на такси. Он смыл в туалете кровь с лица Роберта и убедился в том, что кусочки стекла не попали в его глаза. Брезач воспринимал все происходящее с отрешенностью лунатика. Он не сказал ни слова Джеку и не попрощался с Холтами, Тачино и Барзелли, которые ждали Роберта на улице перед клубом, чтобы напоследок убедиться в том, что с Робертом все в порядке.

– Очень жаль, очень жаль, – огорченно произнес Холт.

Он бережно держал Берту под руку, словно инцидент в клубе напомнил ему о том, в каком жестоком мире живет его хрупкая, беззащитная жена.

– Как неудачно закончился вечер, – произнес он, печально покачав головой. – Кто мог подумать, что подобное может случиться в таком месте… в лучшем римском клубе… В Америке, конечно, это происшествие никого бы не удивило…

– Ничего страшного не случилось, – заявила Барзелли. Похоже, эпизод ее позабавил.

– Он – человек молодой. Молодежь вечно дерется. Утром все будет в порядке. Ему требуются только новые очки.

Сажая Макса и Брезача в такси, Джек услышал голос Тачино:

– Первый вечер без Тассети, и надо же… Если бы Тассети был здесь, уверяю вас, никому не удалось бы безнаказанно ударить моего гостя.

– Почему вы говорите – моего гостя? – сказала Барзелли. – Счет оплатил мистер Холт.

– Я говорю в широком смысле, – с достоинством произнес Тачино и зашагал к своему автомобилю.

В такси некоторое время было слышно лишь, как Макс посасывает свою разбитую губу. Затем венгр сказал:

– Мне сразу не понравилось лицо этого человека. У него физиономия комиссара. Очень жаль девушку, которой предстоит жить с таким типом.

Он снова принялся посасывать свою губу.

Всю дорогу Брезач сидел в углу, прижавшись головой к окну, и беззвучно плакал. Никакие слова утешения не дошли бы до него сейчас, и мужчины оставили Роберта в покое, они старались не смотреть в его сторону, пока такси мчалось по узким улочкам спящего города.

Когда машина остановилась, Макс сказал Джеку:

– Вам нет необходимости подниматься. Я о нем позабочусь. Пойдем, Роберт, – с трогательной нежностью в голосе обратился он к Брезачу.

Джек проводил взглядом двух мужчин, скрывшихся в темном подъезде, затем попросил таксиста отвезти его в гостиницу. Пока он ехал, ему пришло в голову, что Вероника до сих пор, наверно, сидит со своим мужем в ночном клубе и пьет шампанское;человек с лицом комиссара, произнесший: «Сядь прямо. Ты уже не ребенок», продолжает безжалостно наказывать ее.

Последний шанс, последний шанс, подумал Джек. Завтра она уже будет в Афинах.

На мгновение он поддался соблазну. Джек даже устремился вперед, собираясь обратиться к водителю. Он застыл на краю сиденья в неудобной позе. Водитель повернул руль, не снизив скорость. Джек откинулся на спинку сиденья. Нет, путь бедная девушка останется в своей застрахованной швейцарской постели.

Через пять минут он уже был возле гостиничной двери.

В отеле Джека ждали две записки одинакового содержания. Клара Делани просила мистера Эндруса позвонить ей в больницу, когда бы он ни пришел.

Поднимаясь к себе на лифте, он разглядывал эти послания, написанные неразборчивым почерком гостиничной телефонистки. В больницу, в больницу , читал он снова и снова. Поминки, подумал он, охваченный чувством вины. Меня забавляла мысль о том, что мы справляем поминки по Делани.

Джек заспешил по устланному коврами коридору к себе в номер. Он отпер дверь и, оставив ключ в замке, направился к телефону, стоящему в гостиной. Горничная оставила включенной одну лампу возле телефона, яркий конус света выхватывал аппарат из полумрака комнаты.

Ему не сразу удалось связаться с Кларой Делани. Дежурная медсестра сначала не соглашалась позвонить в палату Делани, ссылаясь на поздний час, и лишь после бурного спора она вызвала Клару.

Джек посмотрел на часы. Стрелки показывали тридцать пять минут третьего. Он вспомнил слова Сэма Холта: «В таком месте… В лучшем римском клубе», а также кровь вокруг глаз Роберта Брезача, выступившую после того, как муж Вероники разбил парню очки.

Наконец после нескольких щелчков в трубке раздался голос Клары: – Алло.

– Клара, – сказал Джек, – в чем дело? Что-нибудь случилось?

– Кто это? – недовольным тоном разбуженного человека спросила Клара.

– Джек. Ты просила меня позвонить. Я только что пришел и… А, – вяло произнесла Клара. – Джек. Как Морис?

– Без изменений, – сказала Клара.

В ее голосе присутствовали странные ноты, которые воспринимались как знак враждебности.

– Я рад, что ты наконец решила прийти к нему, Клара, – сказал Джек.

Это так похоже на нее, подумал он: соизволив навестить больного мужа, она разбила ему ночной сон.

– Я уверен, ты поступила правильно, – добавил он.

Узнав, что Морису не стало хуже, Джек уже пожалел о своем звонке. Что бы ни собиралась сказать ему Клара, утром Джеку было бы гораздо легче вынести общение с ней.

– Послушай, Клара, – сказал он, – уже очень поздно. Завтра вечером я, как обычно, приеду в больницу, и…

– Нет, ты не приедешь.

– Что ты сказала, Клара?

– Я говорю, завтра ты не приедешь в больницу, – произнесла Клара. – Я не пущу тебя в палату Мориса.

– Ты что говоришь?

– Навещать Мориса могут только его друзья, – сказала Клара. – Ты ему не друг.

Джек вздохнул.

– Клара, – произнес он, – несомненно, ты хочешь сказать мне нечто неприятное. Сейчас слишком поздно, чтобы говорить о неприятных вещах. Мы побеседуем утром…