Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

В этот момент Джек пожалел о том, что Гвидо выучил французский язык.

– Они не сумеют одержать победу в Алжире, – продолжал Гвидо.

Ожидая часами клиента, Гвидо располагал прекрасными условиями для чтения газет и размышлений на политические темы.

– Это партизанская война, а выиграть партизанскую войну можно только с помощью террора, тотального страха. Конечно, французы прибегают к террору, но они слишком цивилизованная нация, чтобы пойти по этому пути до конца, поэтому они потерпят поражение. Только немцы и русские способны одержать победу в такой войне. Но кто хотел бы быть немцем или русским?

Вы состоите в какой-нибудь политической партии? – спросил Джек, проявляя невольный интерес. Гвидо рассмеялся.

– Я работаю день и ночь, – сказал он. – Есть ли у меня время заниматься политикой?

– Но вы голосуете на выборах? Конечно, – отозвался Гвидо.

– И за какую партию?

– За коммунистическую, – тотчас ответил Гвидо. – За кого еще голосовать человеку, если он зарабатывает тысячу шестьсот лир в день?

Автомобиль замер у светофора, и Гвидо повернулся к Джеку.

– Не обижайтесь, – вежливо сказал он. – Я сказал это, месье Эндрус, только из уважения к вам. Когда другие американцы спрашивают меня, за кого я голосую, я всегда отвечаю – за монархистов. Американцам этот ответ нравится больше. Но вы живете во Франции и понимаете Европу, хоть вы и богатый американец. Почему бы не сказать вам правду?

Он уставился на дорогу. У следующего светофора Гвидо снова повернул голову.

– Конечно, я не коммунист, – произнес он. – Просто таким образом я выражаю свое презрение к властям.

Когда они подъехали к гостинице, Джек вошел в вестибюль, ожидая увидеть ночного портье, созерцающего свое отражение в зеркале. Но сейчас за стойкой сидел сурового вида старик с ключиками консьержа на воротничке формы. Он не владел ни английским, ни французским; когда Джек произнес имя Вероники, служащий отеля сказал: «La signorina е partita» [41].

Познаний Джека в итальянском не хватило бы на то, чтобы выяснить подробности, но священник-немец, спускавшийся по лестнице, пожалел его и вызвался быть переводчиком.

– Я понял, – сказал Джек священнику, – что синьорина Ренци уехала. Спросите у него, пожалуйста, не оставила ли она свой новый адрес?

Когда священник перевел вопрос, консьерж отрицательно замотал головой.

– В какое время она покинула отель?

– A lie died, – ответил старик.

– В десять, – произнес Джек, обращаясь к нему. – Я понял. У него стало сохнуть в горле.

– Узнайте, была ли она одна, или ее сопровождал джентльмен.

Священник перевел вопрос с сильным тевтонским акцентом. Похоже, консьерж уже начал испытывать раздражение; он принялся делать какие-то пометки на карточках. Si, – отозвался он.

– Как выглядел этот джентльмен? Это был молодой американец в очках и пальто цвета хаки?

Когда священник кончил переводить, консьерж холодно посмотрел на Джека, не скрывая своей неприязни к немолодым иностранцам, с такой настойчивостью преследующим юных итальянок. Служащий отеля заговорил резким, недовольным тоном.

– Консьерж говорит, что ему некогда запоминать внешность посетителей, – сказал священник.

Зазвонил телефон, консьерж снял трубку и принялся болтать с кем-то. Обождав минуту, Джек решил, что здесь он больше ничего не узнает. Он поблагодарил священника, ответившего ему радостной улыбкой, которая означала, что немец был рад помочь Джеку и не держит на него зла из-за проигранной войны; Джек вышел на маленькую площадь перед гостиницей, где Гвидо вытирал тряпкой фары «фиата».

Вторую половину дня Джек провел в своем номере, ругая себя за то, что он не спросил у Вероники адрес ее подруги, у которой она собиралась остановиться. Ему никто не звонил, и к шести часам он уже был уверен, что с девушкой произошло нечто ужасное. Он перечитал безумную записку, которую Брезач подсунул под дверь; догадка повергла его в дрожь. То, что Брезач не беспокоил его, показалось Джеку зловещим сигналом. Если она не даст знать о себе до завтрашнего дня, я обращусь в полицию, решил Джек.

Этой ночью он несколько раз слышал сквозь сон телефонный звонок. Но когда Джек открывал глаза, в комнате было тихо, аппарат молчал.

Утром он решил, что ему следует разыскать Брезача. Но из всех его знакомых лишь Деспьер и Вероника знали, где живет парень. Вероника исчезла, а Деспьер уехал в Алжир описывать ужасы войны. Уходя в студию, Джек заглянул в телефонную книгу, не слишком рассчитывая на успех. Фамилия Брезача, как он и предполагал, там не значилась.

Утро приготовило ему сюрприз. Неожиданно он почувствовал в себе какую-то легкость и уверенность; Джек прекрасно справился с дублированием очередных сцен.

– На тебя снизошло благословение, мой мальчик, – произнес сияющий Делани. – Ты сегодня в ударе. Я же говорил – тебе надо только выспаться, верно?

– Да, – сказал Джек, – ты говорил.

Днем он отправился в посольство – возможно, в картотеке имелся адрес Брезача, поскольку каждый американец, прибывающий в другую страну на срок более трех месяцев, обязан оставить там свои координаты. Но Джек не питал серьезных надежд. Брезач был не тем человеком, который взял бы на себя труд зайти в посольство.

Выходя из посольства, Джек столкнулся с Керном. Американец, облаченный в темно-серый костюм, имел, как всегда, вид дипломата, который только что беседовал на равных с главой, могущественного государства. Керн остановился, на его лице появилась неприятная улыбка.

– Я занимался делом вашего друга, – сказал он.

– Чем? – недоумевающе спросил Джек.

Он был так поглощен мыслями о Веронике, что не сразу сообразил, что имеет в виду Керн.

– Вашего друга Холта, – пояснил Керн. – Он был у меня, я обещал ему сделать все, что возможно.

– А, прекрасно, – произнес Джек. – Спасибо.

Он совсем забыл о Холте и его намерении взять ребенка на воспитание. Со времени первого разговора Джека с Керном произошло так много событий, что та беседа казалась отошедшей в далекое прошлое.

– Я ждал вашего звонка, – сказал Керн, медленно кивая головой. – Мы могли бы где-нибудь выпить вдвоем.

– Я собирался позвонить, – сказал Джек, испытывая желание уйти. – Но дела помешали.

– Сегодня вечером у меня будут гости, – сообщил Керн. – Это может быть вам интересно. Итальянцы. Наверно, среди ваших знакомых не так много итальянцев?

– Слишком много, – ответил Джек.

Керн напоминал ему охотника, собирающегося угостить гостя только что подстреленным фазаном.

– Я догадываюсь, что вы шутите, – сказал Керн.

– Да.

– Я всегда стараюсь, чтобы моя светская жизнь протекала среди жителей страны пребывания, – сообщил сотрудник консульства, как бы упрекая Джека и ему подобных в том, что они легкомысленно тратят свое время на общение с американцами. – Даже на Ближнем Востоке, несмотря на многочисленные препятствия, я старался следовать этому принципу. Хотите прийти?