Ирвин Шоу - Две недели в другом городе

Листочки почтовой бумаги дрожали в руках Джека. Он чувствовал себя израненным, побитым. Вот чем это закончилось, подумал Джек, вспомнив, как он стоял над колыбелью на Двенадцатой улице и жалел о том, что у него родился ребенок.

Все кончено, сказал себе Джек; он смял письмо, бросил его в корзину для мусора и сел на край стола.

Дальнейший диалог невозможен. Пробить брешь в обнаружившейся наконец стене отчуждения и неприязни ему не под силу. Спокойные, убедительные контрдоводы, которые он мог привести, не дадут эффекта.

Он с негодованием вспомнил, как сын назвал Элен. «Твоя легкомысленная жена». Идиот, подумал он, Элен веселая, а не легкомысленная. Даже в двадцать два года человек обязан видеть разницу.

Я должен переживать сильнее, подумал Джек, глядя на смятый комок бумаги, лежащий в корзине для мусора. Другой отец пришел бы в отчаяние. Джек был рассержен и огорчен, но не более того. Сегодня ему было важнее отыскать исчезнувшую молодую девушку, которую он случайно встретил на улице Рима, чем найти общий язык с сыном. Возможно, потом все изменится, он испытает потребность увидеться с сыном и ответить ему. Но не сегодня.

Он прошел в спальню, взял сценарий картины Делани и прилег на кровать, чтобы лучше ознакомиться со сценами, которые ему предстояло дублировать завтра. Ровно в пять он набрал номер доктора Гильдермейстера.

– Pronto [42]– раздался в трубке мужской голос.

– Синьора Брезача, per favore [43]– сказал Джек.

Человек секунд тридцать говорил на итальянском, в котором даже Джек уловил сильный немецкий акцент.

– Вы говорите по-английски? – спросил Джек.

– Да.

– Мне нужен мистер Брезач.

Его здесь нет, – раздраженно произнес мужчина.

– Вы – доктор Гильдермейстер?

– Да, я – доктор Гильдермейстер. Кто вы? Что вы хотите? – Я – друг мистера Брезача, доктор, – торопливо сказал

Джек; ему показалось, что врач собирается положить трубку. – Мне известно, что мистер Брезач приходит к вам ежедневно в пять часов.

– Его здесь нет, – упрямо повторил врач. – Последние три дня он у меня не появлялся.

В голове Джека зазвенел тревожный звоночек.

– Я понял, – нарочито небрежным тоном сказал он. – Очень жаль. Я хотел предложить ему работу, которая могла бы его заинтересовать.

– Работу? Какую работу?

– Кинокомпания… – начал Джек.

– Ясно, ясно, – перебил его доктор. – Его тут нет.

– Не могли бы вы дать мне телефон мистера Брезача? – спросил Джек.

– У него нет телефона.

– А его адрес вы знаете?

В трубке воцарилось напряженное молчание.

– Пожалуйста, – сказал врач.

Он продиктовал адрес, и Джек записал его.

– Скажите ему: пропускать три дня опасно, – заявил австриец, – очень опасно. Больной человек не должен так поступать. Передайте Брезачу, я жду его, беспокоюсь о нем; пусть он обязательно придет завтра.

– Передам. Спасибо. Джек опустил трубку.

Дом, где жил Брезач, стоял на узкой улочке без тротуаров, вымощенной булыжником. Здание потемнело от времени; во дворике вода сочилась из треснувшего фонтана; окна вдоль истоптанной мраморной лестницы были разбиты, сквозняк гулял по сырому, холодному подъезду. Гипсовые ангелочки, черные от плесени, свидетельствовали о былом достатке и претензиях прежнего хозяина. Тяжелые деревянные двери напоминали тюремные. Ароматы зимы и прокисшего итальянского сыра, смешиваясь воедино, создавали неповторимый запах итальянской бедности.

Квартира Брезача находилась на четвертом этаже. Джек замер перед массивной дверью и отдышался. Этажом ниже шумно играли дети. «Volare, oh, oh, oh… Cantare… oh, oh, oh» , – надрывался радиоприемник.

Трудно было представить элегантно одетую Веронику с ее блестящими волосами взбирающейся по этим ступеням, откры, вающей собственным ключом мрачную дверь.

Джек постучал снова. Дверь приоткрылась; Джеку показалось, что кто-то молча стоял в прихожей, надеясь, что стук не повторится и нежданный гость уйдет. Мужчина, находившийся в прихожей, придерживал створку. Это был не Брезач. Высокий, худой, одетый в, свитер человек немного сутулился; у него было доброе, интеллигентное лицо; он с любопытством разглядывал Джека сквозь очки.

– Да? – произнес мужчина.

Из глубины квартиры донесся торопливый, нервный стук пишущей машинки.

– Я ищу Роберта Брезача, – сказал Джек. – Он дома? Джек сделал шаг вперед, приготовившись сунуть ногу в щель, если человек надумает закрыть дверь.

Но мужчина обратился к кому-то, находившемуся в квартире.

– Роберт, тебя тут спрашивают.

Джеку не удалось установить по акценту, откуда родом этот человек.

Машинка смолкла.

– Пусть войдет, – раздался голос Брезача.

Мужчина в свитере дружелюбно улыбнулся, застенчиво кивнул и распахнул дверь шире; он жестом пригласил Джека зайти. Машинка застучала вновь; миновав коридор, увешанный одеждой, среди которой находилось и пальто цвета хаки, Джек оказался в тесной комнате неправильной формы. Два высоких окна выходили на маленький балкон с железным ограждением, обвитым лозой; Джек увидел сохнущее белье, крыши зданий, нависшее над Римом вечернее небо с плывущими по нему нежными серыми облаками и ярко-синими просветами. Перед одним из окон стоял небольшой столик, возле него, спиной к двери, сидел Брезач, он яростно печатал, склонившись над рукописью, которую он переводил или копировал. Он не обернулся. Брезач курил – и занимался этим, видно, давно, поскольку воздух в комнате, где были закрыты окна, стал сизым от дыма. Джек заметил широкую кровать, застеленную старым покрывалом, и еще один столик, на котором стояли плитка и кофейник. Еще в комнате находились два деревянных стула, один из которых был сломан, и умывальник; на крючках, вбитых в стену, висела одежда. На полу лежали книги. Большая картина, выполненная в черно-желтых тонах, с изображением какого-то животного в состоянии не то экстаза, не то испуга, висела над кроватью. В углу стояло треснувшее позолоченное деревянное распятие высотой в два фута. Позолота почти полностью сошла с тела Христа, а на его конечностях образовалась мелкая сеточка. Нигде не было следов, указывающих на то, что некогда здесь жила женщина.

В единственной комнате квартиры была одна дверь. Если девушка с внешностью Вероники переезжает, чтобы жить с тобой в таком помещении, легко поверить, что она тебя действительно любит, подумал Джек.

– Роберт, – позвал Брезача человек в свитере, зайдя вслед за Джеком в комнату.

Брезач допечатал страницу, вырвал ее из машинки и положил сверху на стопку листов, лежащую на полу. Он обернулся. Внимательно посмотрел на Джека сквозь очки. На щеках Брезача отросла короткая неровная щетина; парень казался уставшим, совсем юным, несчастным.