Ханс-Улав Тюволд - Хорошие собаки до Южного полюса не добираются [litres]

Сегодня утром я проснулся от редкого у нас нынче звонка будильника.

– Сегодня Домработница придет, – это было первым, что сказала мне утром фру Торкильдсен.

Она приготовила себе одежду, но надела ее, лишь совершив внушительный утренний ритуал с газетой, кофе и хлебцами. Из шкафчика с холодом она вытащила большой мешок с коричными рогаликами и положила их размораживаться.

– Они будут в самый раз, Шлёпик, – сказала фру Торкильдсен, когда я предложил проверить, разморозились ли они, – к приходу Домработницы.

– Может, лучше все-таки на всякий случай проверить заранее?

Фру Торкильдсен рассмеялась. Дело было сделано. Мне дали рогалик. Я жевал его, а фру Торкильдсен с хитрой улыбкой наблюдала за мной.

– Ну как, съедобно?

– Когда лишь один съел, сложно сказать.

– Думаю, можно рискнуть, – сказала она, – Шеф так и поступил бы.

По мере того как приход загадочной Домработницы приближался, фру Торкильдсен делалась все беспокойнее. И ее беспокойство передалось мне. Фру Торкильдсен даже доктора Пилла смотреть была не в силах – включила было программу под названием Моя бывшая говорит, будто я приставал к нашей дочери, которая сбежала с любовником матери , но через пять минут вскочила и помчалась в очередной раз проверять, все ли в порядке. Все было в полном порядке, а времени до прихода Домработницы оставалось еще много.

Вот что странно: чем сильнее чего-то ждешь, чем дольше рисуешь в голове, как оно все произойдет, тем больше удивляешься, когда оно наконец происходит. Когда в дверь – наконец-то, наконец-то – позвонили, мы оба высоко подпрыгнули, но гавкнул только я. Фру Торкильдсен это не понравилось. И, что намного хуже, – Домработнице это понравилось еще меньше. И это еще слабо сказано.

Зачем вообще устраиваться на такую ответственную работу, если страдаешь предрассудками, заставляющими тебя бояться собак? Просунув морду между ног фру Торкильдсен, я едва успел разглядеть Домработницу – маленькую женщину, темноволосую и темноглазую, с лицом, искривленным от страха. Но вообще фру Торкильдсен едва дверь открыть успела, как Домработница уже развернулась, быстро сбежала по ступенькам и, остановившись чуть поодаль на дороге, без малейшего смущения заорала на всю округу:

– Моя бояться собаков! Бояться собаков!

– Ох, простите! – воскликнула фру Торкильдсен, словно она была в чем-то виновата. – Подождите-ка!

Она прикрыла дверь и попросила меня сесть. Да запросто. Я уселся как приклеенный.

– Придется тебе, Шлёпик, в спальне побыть. Домработница боится собак.

– Это ловушка, – сказал я, – Домработница хочет устранить меня и спокойно вас ограбить. Я слыхал о таких случаях.

– Думаю, надо рискнуть. Отдохни, тебе только полезно будет.

– Ну что ж, – проговорил я, – в следующий раз, когда с вами кто-то обойдется несправедливо, не жалуйтесь.

И обошлись с ней правда несправедливо. Та фру Торкильдсен, которая спустя вечность пришла освободить меня из заточения, была совершенно непохожей на ту, что меня там заперла. Из нее словно выпустили воздух. Беспокойство ее улетучилось, движения были вялыми и медленными. Она молчала.

– Как все прошло? – поинтересовался я, хотя видел, что прошло все плохо.

Фру Торкильдсен мне не ответила. Она зашаркала на кухню, где стояла тележка – на прежнем месте, там же, где она стояла до прихода Домработницы. Фру Торкильдсен достала чашку и налила себе кофе.

– Представляешь, она от коричного рогалика отказалась, – сказала фру Торкильдсен.

Отказалась от рогалика? Разве существуют люди, которым не хочется рогаликов фру Торкильдсен? Да что же это за люди такие?

– Ей было некогда, – пояснила фру Торкильдсен, – и я с трудом понимала, что она говорит. Но белье она замечательно постирала, тут уж мне жаловаться не на что.

Фру Торкильдсен обещали помочь, и она думала, что помогут ей там, где помощь и впрямь нужна, но нет. Ей помогали со стиркой, хотя со стиркой она и сама прекрасно справилась бы, и если она не успевала пропылесосить, то и с этим ей тоже могли помочь. Вот только на самом деле помощь ей была нужна в том, чтобы проявить свои лучшие человеческие качества, а тут никто помогать ей не собирался.

Фру Торкильдсен потеряла интерес к жизни. Я достаточно ее изучил, поэтому рассказывать мне об этом было излишне. Отсутствие интереса к жизни плюс телевизор, плюс драконова вода, минус вечерняя прогулка со мной равны фру Торкильдсен на полу в ванной. Эта математика такая простая, что даже я ее освоил.

В доме воняет. Воняет от фру Торкильдсен, да и в коридоре тоже. Вот это последнее – это я виноват. Я и блюдо коричных рогаликов. Ну а что мне оставалось делать? Фру Торкильдсен сидела в гостиной и заливала неприятные воспоминания, а тележка с рогаликами стояла на самом виду.

Фру Торкильдсен не заметила, что я угощаюсь рогаликами, а когда они устроили у меня в животе бунт, было уже поздно – она отправилась в ванную и приняла там горизонтальное положение. Я попытался воззвать к ее совести, настойчиво тыкался в нее носом и подбрехивал, но к прогулке это меня не приблизило. Вот оно и вышло так, как вышло.

В доме воняет собачьим дерьмом и опустившейся алкоголичкой. Сейчас Домработница бы нам не помешала.

Мне хотелось бы просветить вас по поводу нюха и обоняния. Чтобы слегка приподнять завесу тайны – подобно тому, как фру Торкильдсен это проделывала со стаканами воды, однако с чего начать, я не знаю.

Начну, пожалуй, с глаз. Они у людей и собак одинаково слабо развиты. Как объяснить неспособному видеть человеку не только то, что именно ты видишь, но и свою способность видеть? Надеюсь, правильный ответ – вообще никак не объяснять, потому что это беспардонно. Лично я не в состоянии представить, каким представлялся бы мир без тех сведений, которые таит в себе запах. Не будь его, как люди вообще узнали бы хоть что-то?

Мы часто слышим, мол, «запах был неописуемый», и вернее подметить невозможно, но позвольте мне попытаться. Описывать что бы то ни было тому, кто не обладает обонянием, но при этом сам так не считает, – задачка не из простых.

Вот три момента, которые следует знать о запахах тем, у кого не развито обоняние.

Первый:запах трехмерен.

Второй:запах не исчезает, а приобретает новые формы.

Третий:запах никогда не спит.

Гренландия – вот какая сейчасдля фру Торкильдсен тема дня. Огромная ледышка, вторая по величине в мире, расположенная всего в паре автобусных остановок от Северного полюса. Самый большой остров в мире, едва пригодный для жизни. Таких несгибаемых людей, как там, больше нигде не найти, однако без собак даже они не выдержали бы. А может, и наоборот – это собакам без людей пришлось бы несладко. Шеф выписал с западного побережья Гренландии больше сотни таких собак, которых ему успешно доставили на маленький южнонорвежский островок. Так рассказывала фру Торкильдсен. И я не удержался от вопроса: